Ищущий да обрящет

You get me closer to God Through every forest, above the trees Within my stomach, scraped off my knees I drink the honey inside your hive You are the reason I stay alive © Nine Inch Nails — Closer

Иногда, лежа безлунной ночью в холодной постели, Кристина чувствовала, как под её кожей перекатываются души тех, кого она сожрала во имя Романа Годфри. Она могла сменить имя и внешность — приятно познакомиться, Роза, — но не могла изгнать из памяти перекошенные лица убитых ею девчонок. Убитых из зависти, из мести, от злости. Кто-то из них спал с Романом, кто-то — распускал слухи за её спиной, и ей казалось, убивая, она оказывает миру огромную услугу. Волки ведь санитары леса, не правда ли? Роман смотрел на неё, как на убийцу. Его взгляд она будет помнить до конца жизни. Его взгляд преследовал её за гробовой доской и был первым, что вспомнила она, вернувшись к жизни. Души Брук и Лизы, Алексы и Алиссы шевелились у неё чуть повыше солнечного сплетения, отравляя всё её существование. Кажется, это японцы верили, что душа находится в животе? В Лос-Анджелесе таких, как она, было много — они, может, и не выгрызали кишки из ещё теплого тела, но были причинами чужих смертей. Поэтому она и уехала оттуда. Иногда, лежа в своей постели, Кристина думала, что хотела бы вновь увидеть Романа. Он предал её, он хотел убить её. И ничего на свете она не хотела так страстно, как умереть от его руки, глядя в его прозрачно-зелёные глаза. Но инстинкт самосохранения сделал свое тогда. В её маленький бар в не менее маленьком городке, где она до конца жизни будет чужой, редко захаживали проезжающие. Иногда, запирая его на ночь и отправляясь наверх, в свою крошечную квартирку прямо над заведением, Кристина думала — каково будет увидеть однажды Романа Годфри, зашедшего в её бар? Узнает ли он её? Ненавидит ли он её до сих пор? Ей уже двадцать один, но она будто застряла в отрочестве — маленькая, худая, большеглазая, похожая на подростка. Она могла обстричь волосы и покраситься в блондинку, она могла и сделала это, но невозможно было спрятаться от самой себя, и её воспоминания навсегда оставались выжженными на сердце. Память не осталась за пределом, отделявшим жизнь от смерти и смерть от жизни, она вернулась вместе с ней, прогрызла себе дорогу. Кристина вспоминала Романа, и он снился ей в кошмарах, а еще — во снах, которые не снились ей, когда она была ребенком. В них он брал её снова и снова, и она просыпалась на смятых простынях, сжимая ткань в пальцах и хныкая от тоски. Никого у неё не было уже семь лет, с тех пор, как на Хэллоуин Роман Годфри вывернул всю её жизнь наизнанку и навсегда сделал её своей, навсегда въелся, как ржавчина, в её жизнь. И она к этому привыкла. К ней клеились мужчины, и каждый раз она боролась с собой, чтобы не разорвать их на куски за их похоть, хамство, невежество и тупую уверенность, что каждая девушка готова продать душу и собственную мать, чтобы оказаться в их кровати. Кристина мечтала забыть свое прошлое, но однажды прошлое явилось к ней. * * * Уже был поздний вечер, и Кристина готовилась запирать бар. За прошедший день он принес ей не так много денег, но она знала, что наверстает за выходные. Многие местные жители умели только работать и пить, когда не работали. Колокольчик над дверью звякнул, и девушка недовольно подняла голову от заполнения ведомости доходов и расходов, чтобы посмотреть, кого там черт к ней принес. Черт принес посетителя — высоченного и худого, светловолосого и знакомого до нефантомой боли в сердце, вонзающейся тонкими иголками. Роман. Роман Годфри нашел её, как находил всегда, даже если не искал. Кристина почувствовала, как у неё загрохотало сердце. Ей захотелось спрятаться за стойкой, и она, повинуясь инстинкту, малодушно нырнула под неё. Ей бы хотелось оставаться там вечно, или хотя бы до момента, пока Роман Годфри не подумает, что никого в баре нет, и не уберется восвояси. Туда, откуда явился и вновь разрушил её налаженную жизнь. Воспоминания болезненно впивались в сознание. Она задыхалась от нахлынувших эмоций, и мир её вдруг схлопнулся до мучительного желания исчезнуть, провалиться сквозь землю и очутиться на другом конце земного шара.  — Готов поспорить, что когда я зашел, здесь кто-то был, — Кристина слышала, как Роман подошел к стойке, побарабанил по ней пальцами. — Разве бар не работает до последнего посетителя? Кристина знала, что он может учуять её запах, знала, что он слишком хорошо знает её, чувствует её, но не могла заставить себя вынырнуть из-за барной стойки. Сердце её колотилось, и она была уверена — его биение Роман тоже слышит. Он никогда не жаловался на слух. Как жаль, что перерождение не дало ей нового лица! Глубоко вздохнув, Кристина вынырнула из-под стойки, поправила челку. Улыбнулась так широко, как только могла, думая, что вот-вот треснут скулы.  — Чем могу помочь? Полные губы Романа растянулись в ухмылке, и Кристина поняла, что нет ни единого шанса скрыть, кто она есть. Тонкие ноздри затрепетали, вбирая её запах, не изменившийся даже после могилы. Земля не впиталась в её поры, не въелась в волосы, и давно уже смылась, оставляя Кристину Вендалл — Розу Максвелл здесь и сейчас — той, кем она всю жизнь и была. Самой собой.  — Я знал, что ты жива. Еще бы не знал. Из могилы Кристина выбиралась, выгрызая себе путь к свету. Ей пришлось обратиться в волка, чтобы прогрызть деревянную крышку гроба, обламывая зубы, прорыть себе дорогу к жизни, а не задохнуться, заживо погребенной. Ей не хотелось бы вспоминать это, но порой ночью она просыпалась, хватая ртом воздух, потому что ей чудилось — она снова там, и теперь уже не сможет спастись. Она бежала прочь с кладбища, оставляя за собой разрытую могилу, но ей было все равно, что подумают её бабушка и дедушка, смотритель кладбища и жители городка вообще. Никому из них не пришло бы в голову, что Кристина Вендалл, убитая Шелли Годфри в заброшенной часовне, могла вернуться.  — Виски? Кристина поставила на барную стойку стакан, потянулась за бутылкой. Вкусы Романа Годфри она знала даже слишком хорошо.  — Зачем ты сбежала? — Роман обошел стойку, приблизился к девушке, и она невольно отступила назад, и отступала, пока не уперлась спиной в противоположный край.  — Я сбежала не от тебя, — он был таким высоким, что Кристине приходилось задирать голову, чтобы взглянуть ему в глаза. В его взгляде больше не было ненависти, которую она так хорошо запомнила по своему последнему полнолунию в шкуре варгульфа. — Я просто…  — Хотела начать новую жизнь? Роман улыбался, и ей хотелось стереть улыбку с его невозможно красивого лица. Расцарапать ему бледные щеки, вырвать ему глаза, искусать губы. Он почти не изменился, только черты стали острее, только в глазах поселилось что-то печальное и ищущее.  — И начала, — Кристина нырнула в пространство между ним и полкой с алкоголем.  — Вижу. Роман поймал её в тот момент, когда она уже решила, что спаслась, притянул к себе, прихватив за бедра. От него одуряющее пахло лесом, его холодным одеколоном и им самим, и этот запах не просто кружил ей голову — сводил с ума до желания облизать Романа Годфри с головы до ног, стать с ним единым целым. Он всегда был её альфой, а она, Кристина Вендалл, навсегда останется его бетой, его тенью. Убегая от него, она убегала от себя самой.  — Отпусти, — выдохнула девушка. — Роман, отпусти… Роман склонился к ней и повел носом по её шее, обнюхивая, как…собака? Как волк. Вожак. Как её хозяин, тот, кто сотворил её, и кому она навек принадлежала. Тот, кто сделал её своей в ночь на Самайн.  — Нет, — заявил он с той же уверенностью, что она не станет возражать и брыкаться. Как тогда, в Ночь Всех Ночей, когда свечи приманили к ней призрак в его лице. А затем поцеловал её. * * *  — Куда ты поедешь теперь? — Кристина подняла голову, заглядывая Роману в лицо. — Ты ведь не собираешься возвращаться домой? Он закурил, выдыхая дым в потолок её маленькой спальни. С их последней встречи прошло семь лет, но Роман Годфри по-прежнему травил свои легкие никотином, а кровь — алкоголем. И по-прежнему что-то шептал на языке матери, когда трахался. Есть вещи, которые никогда не меняются. Как не менялось и то, что именно с Романом Кристина обретала себя, и все ещё была готова умереть второй раз в своей жизни за эту целостность и неправильное счастье. Роман приближал её к Богу, в которого она больше не верила (как ругалась бы её бабушка, узнав, что за семь лет Кристина ни разу не была в церкви!). Возможно, он был причиной, по которой она всё ещё была жива. Узкая кровать была определенно мала для двоих, и Кристина почти лежала на Романе, ощущая его длинное тело под собой. И ей бы хотелось, чтобы эта долгая ночь продолжалась вечно, даже если для этого тьме придется захватить весь мир. Она скучала по Роману, так скучала…  — Дикая Охота забрала мою дочь, — произнес Годфри. Он курил, втягивая щеки, и стряхивал пепел в блюдце на прикроватной тумбочке. Импровизированная пепельница, которую пришлось сотворить специально для него, ведь Кристина не курила. — Я хочу вернуть Надю, пока не стало слишком поздно. Дочь. У Романа была дочка. Разумеется, за семь лет могло произойти, что угодно, только вот мысль эта больно резанула Кристину, и она отодвинулась на самый край койки, к самой стене. Роман ухмыльнулся, растягивая полные губы.  — Долгая история. Впрочем, если тебя интересует, я одинок.  — Не интересует, — равнодушно пожала плечами она, только старый друг и возлюбленный знал её слишком хорошо, чтобы поверить. И в ответ лишь лениво приподнял правую бровь.  — Ой ли? — Пробормотал он, туша сигарету. Повернув лицо Кристины к себе, он внимательно изучал его, чуть сощурив глаза. Его взгляд затягивал, как болотная топь в лесах Хемлок Гроув, а леса всегда были его домом родным.  — Какая разница?  — Никакой, — Роман отвел с её лба светлую прядь волос. — Тебе не идет этот цвет. Верни свой к моменту, когда я найду Надю. Тебе же не от кого больше прятаться? Кристина знала, что притворяться перед ним бесполезно. Он знал её, знал так хорошо, как она сама себя не знала. И Роман знал, что она убегала от него, убегала всё это время, меняя города и штаты. Но разве может она спрятаться от него? Роман Годфри найдет её по запаху, обнаружит её следы в придорожной пыли. Интересно, его дочь переняла его природу?  — Мне нравится быть блондинкой, — ответила она. — Какая тебе разница? — Этот вопрос, похоже, она будет повторять всё время, пока он не даст ей ответа.  — Я иду за Дикой Охотой, — Годфри тряхнул головой. — И, когда я заберу у них свою дочь, я вернусь за тобой. Кристина могла спросить, зачем ему это. Могла ответить, что не пойдет с ним, даже если он привезет ей голову предводителя Дикой Охоты (что было, конечно же, невозможно). Могла… Она просто кивнула, сглотнула тяжелый комок, вставший в горле. Потому что преследователи Дикой Охоты не возвращались домой. Они присоединялись к ней.