Границы дозволенного

В череде дней, на смену которым всегда приходит ночь, Кларк неожиданно осознал простую истину. Меняются не только времена года, но и взгляды на те или иные вещи. Ничего масштабного на уровне вселенской катастрофы, ничего нового, что могло бы стать сенсацией — просто минимальное по своей значимости открытие. Оно не касается мира или человечества, не относится к чужим жизням или кому-то значимому, оставляя за собой право стать единственной и оправданной тайной. Хотя здесь Кларк лукавил. Его истина, открытие и просто осознание все же относилось к одному экземпляру. В первую очередь — к себе, и уже потом — к Бэтмену. Или, правильнее будет сказать, мужчине по имени Брюс Уэйн. Не считая своей собственной человеческой матери, именно его, Брюса, Кларк считал значимым во все тех же вселенских масштабах. Супермен признавал силу и ум Бэтмена, полагался на его опыт и решения, убеждался, что рыцарь Готэма способен на большее, чем кто-либо другой. В какой-то степени Кларк восхищался его упорством и силой воли, желанием очистить этот мир от преступной грязи, что беспощадно наплывала на них из раза в раз. И вместе с тем Бэтмен удивлял своим мужеством, не уступающим никому и никогда. Огромный, почти двухметровый мужик, у которого грудная клетка объемнее, чем у всех представителей разномастной Лиги. Ну, может быть она уступала по габаритам только Супермену, но это было не столь значимо. Не для Кларка уж точно. Сначала Кларк оправдывал себя тем, что это эстетически красиво — наблюдать за тем, как работают мышцы под темной тканью. Действительно красиво и невероятно, как только начинаешь задумываться о том, сколько это стоило трудов. Затем пришло понимание, что стояк на чужое трико — это не восхищение, а полная и безоговорочная капитуляция на уровне инстинктов. Мысли, что разорванная на ягодицах ткань способна возбуждать больше юбчонки Чудо-женщины, довели Супермена до апатического разногласия с собственным «Я». Кларк принял тот факт, что у него стоит исключительно на Бэтмена, его упругую задницу и всю ту же необъятную грудную клетку. И это было поистине впечатляющее открытие. Кларк желал обладать сильным телом, желал управлять и даже больше — клеймить до тех пор, пока Уэйн не признает его своим единоличным хозяином. И это произошло так же внезапно, как и все остальное. Не исключено, что Бэтмен осознал это первым, но он все равно никогда не признается в этом, как и в том, что уже больше месяца живет с Кларком в городской квартире. Он даже пытался скрыть это от Альфреда, но разве того обманешь? Незаменимый дворецкий мистера Уэйна был куда прозорливее, чем его хозяин. И куда понятливее. Но Кларку было все равно: он не цеплялся за подобные аспекты собственной жизни. В конце концов, они те, кому предназначено скрывать свою жизнь от посторонних глаз. Поэтому никаких скандалов и разборок на тему о раскрытии отношений перед той же Лигой Справедливости. Вот уж им точно не стоило знать о том, что влюбленный Супермен заполучил самый желанный приз, хотя и с поправкой на то, что трахал не он, а именно его. Во всех гребанных позах, в самых разных местах и с самыми грязными фразочками, которые когда-либо слышал Кент. О, это сущий апокалипсис и невероятное наслаждение — быть оттраханным самим Бэтменом, у которого выдержки хватало даже на такие, казалось бы, бытовые ситуации. Но суть заключалась не в этом. Кларк неожиданно открыл в себе новое влечение, которое не столько пугало, сколько сбивало с толку. Ведь с появлением этого неотделимого явления у Кларка возникли более серьезные проблемы на почве выдержки и особенно — в постели с Уэйном. Даже не беря в расчет Бэтмена и его мировоззрение, оставался Брюс, у которого вся жизнь была расписана поэтапно. Да, он внес туда некие поправки после того, как появился влюбленный дурачок по имени Кларк, но в остальном не менялось ничего. Это касалось запретов на определенные темы и действия, на соблюдение границ личного пространства и всего прочего, что имело равное значение как для Уэйна, так и Бэтмена. И Кларк соблюдал все это, потому что искренне уважал своего любовника и, в принципе, никогда не стремился ломать чьи-то моральные устои. Но теперь задача усложнялась в несколько раз, а это, так или иначе, заставляло Супермена балансировать на собственных нервах, которые, к слову, в последнее время были совсем ни к черту. Первый звоночек появился аккурат тогда, когда Кларк попробовал взять инициативу. Не в прямом смысле конечно, а в том самом, когда в переизбытке чувств и ощущений ему захотелось сделать что-то такое, отчего у Брюса определенно должно было сорвать крышу. Кларку тогда захотелось взять в рот, отсосать по полной программе и показать Уэйну, как далеко он может зайти. Но то ли кому-то не хватило навыков для шикарного минета, то ли Брюсу не понравился мимолетный акт с проявлением к нему нежности, потому как закончилось все скомканным сексом и лишь минимальным откликом удовлетворения. Уэйн не стал делать на этом акцент, уже привычно возвращаясь в свой вымышленный кокон летучей мыши, где нет места ни для кого, кроме одного маленького мальчика. А Кларку резануло по самолюбию. И пусть не вышло одно — оставалось еще масса другого. Просто стало по-человечески обидно, потому как сплетение пальцев могло сказать о большем, но его рука в тот момент была безжалостно откинута в сторону. Кларк не хотел признавать тот факт, что это просто секс и возможность расслабиться после тяжелого супергеройского дня. Да и из них двоих героем считали только одного, когда другой даже и не пытался отказываться от своего образа мстительного блюстителя порядка Готэм-сити. Черное и белое. Ночь и день. Зима и лето. Люди могли сравнивать их сколько угодно, но прав был только Флэш, когда в очередную встречу ему пришлось признать очевидное: — Просто есть Бэтмен и есть Супермен. Этого, по-моему, достаточно. Что он имел в виду на самом деле, знал только он сам, но при этом каждый был благодарен за нужные в тот момент слова. Их не нужно было сравнивать, только поддерживать и доверять. Поэтому неожиданная связь, возникшая на почве постоянных стычек, контактов и минимальных разговоров, давала возможность стать ближе на совершенно другом уровне. Однако… Бэтмену, как обычно, было плевать на это. А Кларку хотелось реализовывать все, что копилось в огромном криптонском теле, без колебаний. Может быть, именно так возникло это странное влечение? У Супермена явно не было ответов на этот вопрос, но меньше желать он не стал. *** Кларку нравилось встречать закаты. Именно весной, когда температура имела свойство непостоянного настроения, а сумерки сгущались иначе, чем в любое другое время года. Воздух рассеивался, наполняя легкие удивительной прохладой, после которой обычно шествовали размытые в очертаниях облака с невозможным оттенком градиента. Нечто подобное было в другой Солнечной системе, но Кларк никогда об этом не скажет. У Супермена тоже бывают свои секреты. За дверью ванной комнаты стихла вода, и Кларк отчетливо слышал, как Брюс вытирает тело большим и невозможно дорогим полотенцем. Иногда Кент ловил себя на мысли, что тело Бэтмена достойно именно такого подхода: лучшая ткань, собирающая влагу на извращенно-погубленной коже. Десятки омерзительных шрамов, полосующих стальные мышцы. У кого-нибудь другого это могло вызвать отторжение, а у Кларка сносило все тормоза. Он любил это тело. Любил Бэтмена в его нескончаемо-сексуальном трико и любил Брюса Уэйна, как бы тот ни выглядел и в чем бы ни был одет. Знал ли об этом сам темный рыцарь? Это был поистине глупый вопрос. Бэтмен живет в коконе за высокой и бесконечно широкой стеной. — Я выбрал фильм, — Кларк собирает себя в кучу, освобождая место рядом с собой. — Комедия, — зачем-то добавляет он. — Черно-белый? — Брюсу хочется спать, но есть обязательства, которыми он не имеет права пренебрегать. — Нет… Совсем нет, — и это было так ожидаемо, что Кларк попросту растерялся. — Тогда я спать. Кларк смотрит за тем, как Уэйн поднимается с дивана, как делает несколько уверенных шагов по направлению к спальне, и его сердце дает сбой, практически пробивая стальную грудь. Какого черта, Супермен?! — Ты идешь? — Брюс оборачивается и Кларк готов поклясться, что заметил ухмылку на тонких губах. — Д-да! В спальне открыто окно, свежий ветер приносит прохладу и изредка — чувство тревоги. Кларк отрицает настоящую сущность, потому что хочет прожить подобные моменты обычным человеком. Которому не чуждо ощущение холода, которому важен момент потепления, которому есть от кого получать это настоящее тепло. Бэтмен холоден без исключения. У него злой или отрешенный взгляд, грубый голос и ни капли сострадания. Брюс иной. Хотя бы потому, что он позволяет Кларку увидеть свое тело. Все те же стальные мышцы, обтянутые твердой, закаленной кожей, на которой рваными полосами растекаются уродливые шрамы. И от этого тела исходит беспощадное тепло, намного беспощадней, чем вспышки любимого Солнца. Брюс позволяет и Кларк не имеет сил отказываться, потому что давно заражен и бесконечно болен. — Кларк? — матрас чуть заметно проседает под весом Брюса, которому непривычно наблюдать за молчаливым и неуверенным в себе парнем. — Все хорошо? — Более чем, — Кларк неосознанно тянется к его рукам, рассматривая длинные пальцы с ровными, почти идеальными лунками ногтей. — Ты позволишь? Брюс не понимает ровным счетом ничего, но послушно откидывается спиной на подушки. Кларк смещается и усаживается аккурат между его ног, по-прежнему продолжая удерживать правую руку. Кажется, в этот момент должно было что-то произойти. Какое-нибудь глупое признание, вопрос не к месту или просто фирменный щенячий взгляд, который Брюс ненавидел больше всего. Но этого не происходит. Вместо этого Кларк трепетно подносит его руку к своему лицу и после небольшой заминки вбирает указательный палец в рот. Теплые губы смыкаются вокруг плоти, и Брюс очень ярко ощущает влажность чужого рта. Зубы царапают кожу, язык неуверенно обводит фалангу, а Кларк поднимает взгляд, и Брюс наконец понимает этот чертов провал. У кого-то фетиш на руки. Еще точнее — на пальцы. Честнее? Супермен хреново отсасывает, но так сильно любит пальцы Уэйна, что тот готов простить ему самый очевидный провал. Это поистине впечатляет. У Брюса поджимаются большие пальцы на ногах, замедляется дыхание и теплеет в паху. Чтобы возбудиться потребуется нечто большее, и дело не в возрасте, а в постоянном напряжении, в котором его тело проводит все свое время. Брюс потратил не один год, чтобы достигнуть подобного мастерства. Тело послушно выполняло команды, сносило боль и другие прелести жизни, но это было обратной стороной возбуждения. Просто нужно добавить усилий, хотя с Кларком было намного проще. Криптонец умел возбуждать чем угодно, даже проклятым взглядом побитой собаки. Наверное, именно поэтому Брюс так не любил этот взгляд. На смену указательного приходит средний палец. Кларк втягивает его сильнее и неожиданно начинает двигать челюстью, имитируя совершенно другой процесс. У Брюса почти стоит. Вниз по ладони стекает теплая и чуть вязкая слюна, которую хочется собрать и размазать по натянутой дырке. Пришлось укусить собственный язык, потому что Уэйн представил, как чуть позже эти влажные пальцы проникнут в Кларка, натягивая гладкие стенки. У Бэтмена тоже есть свои секреты. Брюс ждет еще несколько минут, наблюдая за тем, как у Кларка мутнеет взгляд и распухают губы от постоянного трения. Потом он просто отрывает руку, укладывает Кента на живот и так же молча засаживает пальцы в его задницу, ощущая уже не просто влажное тепло, а горячее нутро, так очевидно сжимающее лишнее, но при этом желанное. Брюсу нравится сам процесс. Свободная рука придавливает поясницу и большой палец то и дело соскальзывает на одну из ямок. Оглаживает, чуть надавливает и снова удерживает, потому что Кларку нравится брыкаться, словно он молодой жеребец, не приученный к власти. Но Брюс постепенно исправляет этот нюанс, вынуждая подчиняться не только Кларка, но и самого Супермена. Кто-то другой — возможно, но с Бэтменом только так. В какой-то момент у Брюса не остается причин для промедления. Он вынимает пальцы, вздергивает аппетитную задницу выше и одним толчком проникает в Кларка до самого основания члена. Кент пытается сжаться, удержать в себе ощущение мимолетной боли, но Брюс запрещает, растягивая пальцами края ануса, в который он беспрерывно толкается. Брюс не против запихнуть туда еще и пальцы, может что-то больше и куда тверже, но в последний момент передумывает и просто продолжает вколачиваться в тяжелое и распаленное тело криптонца. У Кларка сводит внизу живота, собственный член беззастенчиво колышется в такт толчкам, которые, как он заметил, ускоряются вслед за его стонами. Чем он громче и несдержанней, тем мощнее становится Уэйн. Его определенно заводит голос Кента. Кларк почти спускает, когда Брюс тормозит и выходит из его задницы. Переворачивает на спину и долгое мгновение смотрит в глаза, пока у Кларка не сдают от напряжения нервы. Ему хочется пнуть Брюса, двинуть тому в челюсть и сказать что-нибудь в духе Фонаря, но у Супермена нет такого красноречивого запаса. Остается только сжаться и посмотреть на Уэйна тем самым взглядом, от которого начинается нервный тик, причем у обоих сразу. Но не в этот раз. Брюс тяжело вздыхает, опускается ниже и упирается на расставленные от его лица локти. Что-то меняется в его взгляде, и это нравится Кларку и раздражает Брюса. — Прекрати, — Брюс хрипит и старается почти незаметно облизать пересохшие губы. — Не сейчас. — Тогда просто дай мне это сделать, — Кларк почти умоляет. Брюс мотает головой, но все-таки смещается чуть ниже, затем замирает и резко входит, снимая вес с одной руки. Кларку этого достаточно. Он перехватывает кисть и проталкивает в рот сразу три пальца. Сосет так сильно, что почти забывает про зубы. Брюс понимает, что это не член и уж точно не имитация слабого минета, но именно этот жест, именно это желание — заводят мужчину сильнее. Он понимает, что у Кларка на то свои причины, как и у Брюса, которому нравится растягивать чужой зад. Поэтому больше не стремится лишать того дополнительного удовольствия. Просто меняет привычное представление, в который раз заполняя свою жизнь очередной единицей Кларка. Оргазм подступает неспешно, растекаясь по венам и только после накрывая одним большим и тяжелым ударом. У Брюса, кажется, темнеет в глазах, потому что кто-то его кусает и одновременно стонет. Кларк переживает эти секунды быстрее, но зато компенсирует другим не менее важным. Он просто ловит Уэйна за шею, притягивает ближе к своему лицу и целует так сильно, что у того наполняется рот собственной кровью. Немного, но неприятно. — Еще раз так сделаешь и я скручу тебя в подобие морского узла, — Брюс пытается отдышаться, успокоить себя после пережитого оргазма, но Кент мешает, продолжая неосознанно тереться об него своим членом. — Мне интересно, — Кларк облизывает губы и слишком очевидно пытается соблазнить Брюса, — у Бэтмена выдержки больше? Проходит не больше десяти секунд — Брюс мстительно проталкивает пальцы в болтливый рот. Время Бэтмена еще не пришло, а у кого-то намечается порка и телешоу «угадай этот чертов предмет!». Кларку определенно понравится. Брюс ведь знает о многом, как и о том, что Супермен встречает его на закате, осознанно выбирает никому неинтересный фильм и скрывает ото всех, что без ума от темного трико. Влечение бывает взаимным и таким же необъяснимым. Но все же существуют границы.