Nobody in nowhere

Единственно правильным определением нормальности есть только собственное мнение, которое не подвергалось и никогда не будет подвергнуто влиянию со стороны. Глупо считать, что кто-то может понять то, что досконально известно только вам, не так ли? Именно поэтому в нашем мире столько непонятых и заброшенных людей, к которым давно не пытаются пробраться ни рекламщики, ни брокеры, ни разнообразные свидетели Иеговы. Даже тараканы со временем утрачивают всякое желание наблюдать за загнанным в угол человеком, хотя никто не может сказать, что удовольствия это действие усатым чертям не доставляет. По большому счету, тараканы — те же люди. Просто у них нет громкой рекламной кампании со звучным слоганом «homo sapiens». Каждый раз показывать оскал только лишь для того, чтобы защитить себя — это утомительно. Анализировать малейшее изменение в жизни — это безумие. Сомневаться в каждом слове, потому что однажды твоих ожиданий не оправдали — просто унизительно. Прятаться за никому не нужными принципами — бессмысленно. Непринятие изменений и непонимание ситуации просто взрывает мозг. Единственным вариантом остается желание найти того, кому можно было бы довериться, и последней трезвой мыслью оказывается то, что даже здесь тебя обманули. Прикрылись маской и разрешили пригреться, позволяя усыпить внимание и не заметить, как слезают облитые кислотой золотистые перья феникса, открывая взгляду скользкую кожу безжалостного гремучника. И именно этот тихий шелест трещотки преследует вас все годы присутствия в серой комнате с обветшалыми занавесками и койкой, едва прикрытой клетчатым пледом, который не вызывает ничего, кроме иррационального чувства холода и страха. Лежа на твердой доске изо дня в день, вы теряетесь в себе, пытаясь распутать мысли и определить ценности, которые давно утратили ценность по причине незаинтересованности другими в них. Единственным страхом остается закрыть глаза. Потерять последнюю связующую нить с реальностью и позволить внутренним демонам заполнить тело. Самым ужасным является то, что за время вашего вынужденного отшельничества вы теряете и это последнее хоть в какой-то мере рациональное чувство. Эти самые демоны сначала пугают вас, потом вы к ним привыкаете, а в конце, пропадают и они, серыми призраками оставаясь в вашей памяти. Вот тогда и приходит чувство безразличия ко всему, которое изредка прерывается вялой заинтересованностью, подобной тому, как дворовая собака оглядывает прохожих, не имея сил ни защищаться, ни ожидать от них черствого куска хлеба. Многие склонны считать выше упомянутое безразличие своим восьмым демоном, но это не так. Безразличие — это вакуум, засасывающий в себя всех и вся. Как может пустота быть чем-то? Именно, никак. Это так же глупо, как надеяться открыть секрет черных дыр, швыряя в них маяки, один за одним, без перестану, в надежде понять хотя бы частичку вселенной. К тому же, на этот пьедестал давно взобралось и заявило свои права одиночество — чувство, абсолютно не рациональное в большинстве случаев, которое отнимает способность не то что мыслить, но даже жить. Принять его практически невозможно, понять — в еще большей мере безумно, чем первое предположение. Счастлив тот, кому не доводилось чувствовать ничего похожего. Давящее одиночество, при практически полной непереносимости толпы убивает всякую логику в корне. Можно ли считать это неосознанным желанием получить то, к чему ты не стремишься, но в чем нуждаешься? Еще один вопрос без ответа. В конце концов, вы приходите к выводу, что от одиночества лучше избавляться, что оно лишь раззадоривает то нечто, которое не дает дышать. Вы не хотите оставаться одни, но и не горите желанием оказаться в шумном море толпы. Хочется кричать о помощи, но здесь главное успеть одернуть себя и напомнить, что с тем миром ничего общего у вас не осталось. Остается только глотать боль, проталкивать куски печали сквозь горло и не сметь пискнуть в знак протеста, ведь тогда будет еще хуже. Вы же помните. Такое невозможно забыть. Это чувство будет напоминать о себе всегда, когда вам захочется чего-нибудь лучшего. Вы будете пытаться вырвать его из себя, может быть, у вас даже получится. Жаль только, что за решение проблемы это не посчитает даже самый гуманный судья в мире — ведь образовавшуюся пустоту придется чем-то заполнять, а это будет просто невыносимо. Вы когда-нибудь сыпали соль на рану? Примерно то же ощущение, только в десятки раз хуже. Что могут понимать люди, которые не воспринимают всерьез ни одну вашу мысль, идею, предложение? Как они вообще смеют требовать от вас чего-то? Разве они не осознают всю трагичность ситуации? Осознают. Конечно же осознают. Только это ничего не меняет. Конечно же, они хотят помочь, никто и не пытается с этим спорить. Ни один не заикнется о том, что их лечение отбирает его мысли. Ни один не попытается это прекратить. Уже не из-за страха (как вы могли подумать? Чего бояться человеку, у которого не осталось и крупицы здравомыслия?), только из принципа — насколько его хватит? Сколько сумеет продержаться, не выдав ни одной тайны? Однажды, лежа на этом жутко неудобном ложе и комкая холодными пальцами пропахший плесенью плед, вы задумаетесь над тем, что может быть где-то осталась лазейка, своеобразная возможность все исправить. Ведь не может все закончиться настолько печально? Главный герой, которым вы и являетесь, просто не имеет права скончаться от расстройства чувств. Это уже своеобразное клише, а нам оно не нужно. И вот, день за днем, вы начинаете развивать свою гибкость, чтобы не дай Бог, не сломаться под тяжестью реальности, железная пасть которой перегрызет глотку любому, кто посмеет пойти против системы (как мы наивны были полагая, что режим пал). Это занятие даже не кажется вам слишком сложным — улыбнуться медсестре, хотя лучше бы стереть ее добродушно-фальшивую улыбку с лица так, чтобы у нее не возникало больше желания пытаться настолько бездарно вас обманывать; поздороваться с доктором, который раздражает вас своей до безобразия идеальной жизнью и не менее идеальным видом; не отказаться, наконец, от еды, и перейти с капельниц на «нормальную», как они ее называют, пищу (странное определение нормальности, даже для психбольницы). Поначалу, вы будете готовы сорваться в любую минуту. Но даже это есть позитив. Вы ведь этого добивались? Избавления от апатии, что грозила перейти в летаргический сон? А ведь злость и чувство оскорбленного достоинства (да, вы еще не забыли что это) как ничто смогут вам помочь в этом. Вы ломаете мебель, сбиваете в кровь руки, пытаясь сокрушить стены, от которых тошнит вот уже который день, кричите, пугая тихих и давным-давно сломанных людей, запертых точно в таких же камерах, как и ваша. Вы даже пытаетесь сбежать. Не вполне понимаете зачем, но пытаетесь. И у вас почти получается - вы задыхаетесь от восторга, бредете в ночь, даже не думая останавливаться, не обращаете внимания ни на прохожих, окидывающих вас уничижительными взглядами (вам ли привыкать?), ни на машины, водители которых сердито сигналят, возмущаясь безалаберностью «некоторых психов». Вы идете, не имея впереди ни цели, ни направления. Но вы счастливы. Счастливы как никогда. Вас разрывает радость, которая в любое другое время бы испугала, но сейчас вызывает только восторг, смешанный с малой толикой удивления. Неужели нужно столько времени, чтобы получить хотя бы каплю не рафинированного счастья и свободы? Это чувство сравнимо только с тем разочарованием, которое разливается по вашим венам, как только вы осознаете, что не успели выйти даже за порог — тело в который раз вас подвело, а разум решил разыграть небольшую пьесу, за которую вы поплатились несколькими часами счастья, пусть и придуманного. В любом случае, невозможно отрицать, что именно эта не слишком удачная шутка дала вам стимул. И вы работаете над собой гораздо серьезнее. Учитесь не отдергивать руку, почувствовав едва ощутимое прикосновение, не морщиться, выслушивая об очередных похождениях вашей «няньки», не пытаться избегать встреч с тем странным человеком в белом, который теперь уже с гораздо большим интересом наблюдает за вами.