Какао

      Адриан почти никогда не проводил вечера дома. В огромной комнате, серой и унылой, несмотря на массу развлечений, предполагающих отсутствие самого понятия скуки у человека живущего в ней, парень чувствовал себя одиноко. Появление Плагга в жизни Агреста очень скрашивало унылые будни наполненные учёбой и работой, но всё же даже квами не мог подарить ощущения нужности. Адриан никогда не думал, что в нём кто-то нуждается и считал себя обузой отца.       Но в его жизни появилось место, наполненное теплом, смехом и радушными улыбками людей, дарящих парню свою любовь, именно его так часто хотелось назвать домом. Адриан любил запах витающий там, казалось именно так должен пахнуть уют. В этом доме парень по возможности проводил всё своё свободное время, ведь его там ждали и принимали.       Холодными февральскими вечерами, когда дома было тоскливо и одиноко, Адриан трансформировался в Кота и, выпрыгивая в окно, нёсся по заснеженным крышам. Мелкие снежинки подгоняемые сильными порывами ветра врезались в лицо и обжигающим холодом опаляли щёки и шею. Открытые участки кожи тут же краснели и Нуар готовился выслушивать очередную тираду от его девушки. Она всегда говорила быстро и громко, бегая по комнате в поисках пледа, который лежал на одном месте каждый раз, когда Адриан приходил в гости. Не смолкая ни на секунду и подробно рассказывая парню об опасностях обморожения и осложнениях после воспаления лёгких, девушка укрывала его пледом, кладя руки на шею и даруя своё тепло. Нередко она позволяла себе положить голову на плечо Агреста, и горячими губами прикасаться к ярким пятнам на горле и челюсти.       Адриан, подгоняемый холодом и жаждой поскорее оказаться в родных объятиях, бежал сломя голову. Он перепрыгивал с одного дома на другой, даже не пользуясь шестом. Ощущение свободного падения даже совсем короткое пьянило. Кот слишком ценил свободу, трепетно относился к ней и потому каждый раз оказываясь наедине с собой, где-то в Париже на одной из крыш он был по-настоящему счастлив.       Очертания здания школы были узнаваемы издалека, и стоило Коту их увидеть, как сердце заходилось в радостном беге. Оно стучало в груди то ли от предвкушения, то ли от быстрого бега, а может играл роль очередной прыжок на едва видную в темноте крышу. Оказываясь рядом с нужным домом Кот всегда позволял себе минутную задержку, просто чтобы успокоить бешеный сердечный ритм и позволить себе осознать, что всё происходящее не сон. Настолько чуждым казалось иметь такое место, куда ты можешь прийти в любое время дня и ночи и где тебе всегда будут рады. Так странно было видеть яркие гирлянды на окнах и вырезанные из бумаги снежинки на стенах, видные даже через окно.       Кот спрыгнул на балкон и быстро добравшись до люка постучал в него ровно три раза с небольшими паузами и приоткрыв сунул голову в тёплое помещение. Уши, щёки, нос и подбородок горели, но парень не мог сдержать счастливую улыбку. Он прыгнул на кровать, здороваясь с сидящей на подушке Тикки и тут же отменил трансформацию.       – Думал не замечу, что ты снова раздетый совсем? – услышал Адриан укоризненный голос и втянул голову в плечи. Если бы на его голове всё ещё были кошачьи уши, они бы прижались к ней, демонстрируя полное раскаяние обладателя.       – И тебе привет, Маринетт, – глядя на девушку, произнёс парень, виновато улыбнувшись, на что девушка покачала головой и, крутанувшись на стуле, вернулась к шитью.       Адриан спустился с кровати и, подойдя к девушке, обнял её за плечи, целуя в щёку.       – Привет, Котёнок, – сжалившись, нежно произнесла Маринетт, погладив Агреста по голове и притянув к себе легко чмокнула в губы. – Что-то случилось? – участливо спросила она, делая пару стежков и откладывая костюм над которым работала.       – Ничего особенного, просто устал. Честно, – с лёгким смешком ответил Адриан, встретившись с недоверчивым взглядом Дюпэн-Чэн. – Просто хотел тебя увидеть.       Маринетт верила Адриану. Она понимала его с поразительной лёгкостью, знала, что у парня на уме и на сердце, когда даже он до конца не осознавал своих чувств. Но всё же, она знала его слишком хорошо и не нужно было особых навыков, чтобы догадаться, что на него просто накатила тоска. Такое случалось время от времени, и девушка знала, что делать.       – Хочешь какао?       – Очень, – улыбнувшись, ответил Агрест.       Маринетт встала и коротко обняла Адриана. Он тут же прижал её к себе, ощущая тепло тела. Её маленькие руки обвивали шею, тонкие пальцы перебирали отросшие пряди. Маринетт прижималась щекой к груди парня, слыша, как громко стучит его сердце, даря уют и невероятное ощущение близости. Агрест поцеловал девушку в макушку и нехотя отпустил её, совсем не желая отпускать любимую.       Маринетт бегом спускалась по лестнице, на ходу набирая сообщение Натали. Своеобразной традицией стало предупреждать женщину о том, что Агрест в очередной раз улизнул из дома. Натали предупреждала отца Адриана, и никто не волновался и не беспокоил подростков, снисходительно относясь к их встречам. На кухне девушка напевала под нос незамысловатый мотив, доставая с полки упаковку какао. Это тоже была традиция, принадлежащая только Маринетт и Адриану. Каждый раз, сидя вместе на кровати в комнате девушки они пили горячий напиток, смотря какой-нибудь фильм. Тикки и Плагг сидели рядом на тарелке с печеньем и сыром, они время от времени о чём-то спорили, препирались, но их подопечные знали, что квами просто навёрстывают годы без общения. У них словно была физическая необходимость подшучивать друг над другом, но такая же зависимость у них была от прикосновений. Квами почти не расставались, когда у них была такая возможность и всё время прижимались друг к другу плечиками. Плагг на шутливые замечания Адриана по этому поводу фыркал и обязательно подкалывал по поводу отношений с Маринетт.       Маринетт осторожно несла какао с шапочкой взбитых сливок и несколькими зефирками на ней в свою комнату, но так сосредоточенно следила за чашками, что чуть не врезалась в маму. Сабина предложила дочери помощь, но та отмахнувшись сказала маме отдыхать, на что женщина добродушно усмехнувшись сказала:       – Неужто Адриан заглянул в гости? – увидев реакцию дочери на вопрос, Сабина рассмеялась и задумчиво продолжила, – А я и не заметила, как он вошёл. Передавай привет!       Маринетт кивнула маме и пошла дальше, стараясь не расплескать какао, когда поднималась по лестнице. Поначалу, когда девушка начала встречаться с Адрианом, это было неимоверно сложно. Руки тряслись в такт коленкам, и Дюпэн-Чэн больше напоминала листочек на осеннем ветру, но со временем она начала справляться с эмоциями, перестала бояться собственного парня, и обоим от этого было только легче.       Зайдя в комнату, Маринетт застала Агреста перебирающим её эскизы, валяющиеся на столе. Он задумчиво рассматривал рисунок, потирая подбородок, и даже услышав шаги девушки, не оторвался от рисунка. Опираясь на плечо Адриана, она глянула на листы в его руках, как она и ожидала он рассматривал не самые удачные наброски, в которых Дюпэн-Чэн упорно не знала, что изменить. В общем виде что-то смущало, но сколько бы девушка не ломала голову, сколько бы она не стирала какие-то детали, сколько бы не перерисовывала, ничего не выходило.       – Что думаешь? – спросила она, опираясь подбородком на свою руку, лежащую на плече Агреста. Он тут же ощутил дыхание девушки на ухе, и по рукам пробежались мурашки.       – Мне не нравится, – честно ответил Адриан, чуть поворачивая голову, чтобы видеть реакцию Маринетт. Она кивнула и тоже взялась за листок, кладя руку на ладонь парня. Её рука была чуть влажной и очень тёплой, видимо из-за того, что она несла чашки.       – Мне тоже. Не знаю, что не так. Ужасное ощущение, – на выдохе произнесла девушка и забрала листы из рук Адриана. – Пей, а то остынет, – сказала она, потрепав парня по голове, и убрала листки в ящик с остальными эскизами.       Адриан снял зефирку и закинул в рот. Маринетт тоже взяла чашку в руки и присела на краешек стола. Какао было горячим и приятно согревало. Адриан любил этот напиток лишь в исполнении своей девушки. Как-то он попытался приготовить его сам и просто вылил то, что получилось. Всё-таки готовил Агрест из рук вон плохо и даже какао нормально сделать не смог.       Маринетт наблюдала за парнем и еле заметно улыбалась. Ей всегда нравилось проводить с ним время, даже вот так, просто медленно наслаждаясь напитком с любимым человеком. На окне мигали гирлянды, и каждый вечер проведённый вместе казался праздником. Нередко Адриан садился на подоконник, привлекая к себе девушку так, что она сидела меж его ног, опираясь на мерно вздымающуюся грудь, и оба просто болтали ни о чём, наблюдая за мелкими снежинками за окном. Дюпэн-Чэн любила рисовать на запотевшем окне, пока парень гладил её по согнутой ноге или целовал в шею. Маринетт тихо смеялась, шутливо уворачиваясь, пока её не вовлекали в нежный и трепетный поцелуй.       – Я люблю тебя, – произнесла девушка с лёгкой улыбкой, глядя на смотрящего на неё влюблёнными глазами Агреста.       – Я тоже тебя люблю, – ответил Адриан и, поставив чашку с недопитым какао на стол, протянул руки к девушке, приглашая к себе. Маринетт рассмеялась и, также отставив кружку, спрыгнула со стола, садясь на колени парню. Она взяла его лицо в руки и чмокнула в нос.       Адриан поддерживал девушку за бёдра, легко поглаживая большими пальцами, и не мог оторвать взгляда от голубых глаз напротив. Они казались самыми прекрасными на свете, и налюбоваться ими было невозможно. Все эмоции Маринетт можно было прочитать по глазам, но далеко не все это понимали и знали, а Адриан так часто наблюдал за девушкой, что безошибочно угадывал, о чём она думает, лишь по лицу. Она изучила его не хуже, и слова зачастую не нужны были ни одному из них, чтобы понять друг друга.       На поцелуй Агреста Маринетт ответила сразу же, прижимаясь к широкой груди. Она чувствовала, как сжимались руки на её бёдрах, у неё сбивалось дыхание от жарких поцелуев. Пальцы девушки сжимали плечи, впиваясь ногтями в свитер, в котором Адриану было невыносимо жарко. И почему он не догадался переодеться? Оставалось только куртку напялить для полного счастья. Но долго ругать себя за несообразительность парень просто не мог, ведь на его коленях, то и дело ёрзая, сидела его девушка, целующая его с необыкновенной страстью.       Маринетт могла дарить нежные и невинные поцелуи, оставляющие приятный осадок на сердце, а могла быть напористой, заставляя Адриана таять с каждым новым прикосновением её губ и рук. Но и сам парень никогда не оставался в долгу, его возлюбленная частенько отталкивала его от себя с каким-то неразборчивым слишком высоким писком, иногда срывающимся на хрип, бормоча что-то. Маринетт прятала лицо руками и видимыми оставались лишь её пылающие уши, в такие моменты сам Адриан еле сдерживая смех, прижимал её к себе, заключая в объятия, и раз за разом шептал, как сильно он её любит, кружа по комнате под гневные восклицания Плагга.       Адриан углубил поцелуй, плавно перемещая руку с бедра девушки на её спину. Он просунул руку под тонкую футболку и медленно погладил вспотевшую спину. Сам Агрест задыхался от жары, но целовал Маринетт, как неизлечимо больной, единственным лекарством которого была эта девушка, вот только болен он был из-за неё же, он болел ею. Она могла свести с ума одним взглядом и делала это постоянно, Адриан действительно начинал бояться, что вскоре не сможет связно мыслить. С каждым новым поцелуем, каждым прикосновением и взглядом он ощущал всё более безумную тягу к девушке, в объятиях которой он чувствовал себя дома. Она стала его домом.       Маринетт боялась. Несмотря на то, что они с Адрианом встречались достаточно давно, она боялась ошибиться, сделать или сказать что-то не то. Но причиной страха было не расставание с человеком, который был необходим ей как кислород, нет. Она страшно переживала за самого Адриана. Кому как не Маринетт было знать о его одиночестве, о пустом доме и тьме, окружавшей постоянно. Дело было вовсе не в выключенном свете, который даже не было желания включить, а в давящей атмосфере здания, которое нельзя назвать родным. Маринетт боялась, что Агрест может остаться совсем один, и поэтому так рада была видеть его у себя в комнате по вечерам. Ноги сами несли парня туда, где ему было комфортно, к ней и для Дюпэн-Чэн это было самым дорогим ощущением на свете.       Но с каждым приходом Адриана в дом Дюпэн-Чэнов, с каждым прикосновением и сказанным друг другу словом страх отступал, уступая место всепоглощающей любви. От ощущения сухой и горячей руки на своей вспотевшей спине по коже бежали мурашки, Маринетт не знала куда деть руки, каждый раз, как в первый, изучая лицо возлюбленного, оглаживая линию челюсти, шею, проводя большими пальцами по ушам и бесконечно перебирая его потрясающие волосы.       Когда Адриан оторвался от губ девушки и поцеловал в шею, а с её губ слетел едва различимый стон их прервало намекающее на некоторое недовольство покашливание. Парень легко чмокнул Маринетт в то же место, вызывая лёгкий смешок и испытующе глянул на сидящего на столе Плагга, в упор пялящегося на парочку и тактично отвернувшуюся Тикки. Выгнув бровь парень стал ждать, пока тяжело дышащая Дюпэн-Чэн, уткнувшись в его плечо, приходила в себя.       – Имейте совесть, вы тут не одни.       – Да такими темпами мы никогда не будем одни! – возмутился Адриан, вперившись взглядом в квами. Они могли долго сидеть совершенно не моргая и выжидая, пока сдастся противник — Маринетт и Тикки не раз становились свидетельницами молчаливых схваток — а потому, девушка решила сразу отвлечь Агреста, проведя рукой по его щеке и ненавязчиво разворачивая его лицо в свою сторону.       – Когда-нибудь даже им надоест подсматривать, – произнесла девушка миролюбиво и легко поцеловала парня в щёку.       – Да вы же ещё дети совсем! – по-отцовски негодовал Плагг взглядом ища поддержки у Тикки, и та, виновато глядя на Маринетт, наблюдающую за ними через плечо, кивнула.       – Что же по вашим меркам не детство? – ехидно уточнил Агрест, на что квами дружно произнесли:       – Ну хотя бы лет пятьсот!       Как объяснить квами, что люди столько не живут, — учитывая, что Тикки и Плагг и так об этом знали — возлюбленные не знали, а потому лишь максимально осуждающе взглянули на них. Ноги Маринетт затекли и встать было проблематично, а потому Адриан подхватил её и, получив одобрение на просмотр фильма, с горем пополам донёс до кровати. Девушка успела пожалеть о том, что не решилась попробовать встать сама, ведь держаться за шею Агреса, пытающегося придерживать её одной рукой, а второй помогать себе взбираться наверх, было неимоверное страшно. Устроившись на кровати с недопитым какао и ноутбуком, они выключили свет, оставив лишь маленький светильник над изголовьем кровати и гирлянды на окне, мигающие в своём ритме. В уютной атмосфере они смотрели незамысловатую комедию, лениво опустошая чашки и согревая друг друга тёплыми объятиями.

***

      Когда Сабина зашла проведать дочь и её парня, внимательно прислушиваясь к звукам в комнате, чтобы случайно не застать подростков в пикантой ситуации, обнаружила их обнимающимися и крепко спящими. Ноутбук перекочевал на стол, как и чашки, все источники света были выключены, а парочка заботливо укрыта пледом. Сабина еле удержалась от желания сделать фото на память, вместо этого, закрывая люк в комнату дочери и уже на кухне, подогревая себе и мужу по стакану молока, женщина набрала номер, который уже успела выучить и, подождав пару секунд, услышала уставшее: "Натали слушает".       – Добрый вечер, это Сабина Чэн, – произнесла мама Маринетт, прижимая телефон к уху плечом и приподнимаясь на носочках, чтобы достать мёд с полки. Услышав ответное приветствие женщина продолжила: – Адриан снова заснул у нас, ничего страшного?       Натали пробубнила что-то похожее на согласие, и Сабина поблагодарила женщину и, пожелав ей спокойной ночи, положила трубку. Добавив по ложке мёда в стаканы с тёплым молоком она пошла к мужу, чтобы сначала ошарашить тем, что застала Маринетт и Адриана в кровати, а потом со смехом добавить, что оба спали, похлопывая подавившегося молоком супруга по спине.