Цветы в Пустоте: Книга Вторая

Особенно благоприятен сон, в котором вы едите орехи — он предвещает вам исполнение самых заветных желаний, любовь человека, который будет понимать вас с полуслова… Архивы Старой Земли: «Толкование снов»

Небо болезненно-оранжевого цвета впивалось яркостью в глаза, высушивало внутренности, оставляло на губах фантомный кислый привкус. Местные упорно именовали этот цвет «апельсиновым» (у них имелось и специальное название, но Аргза его не запомнил); для Аргзы Грэна же этот цвет ассоциировался разве что с заревом приближающихся пожаров. Будучи полудиким выходцем с далёкого от цивилизации Архагла, Аргза всегда любил огонь, но костры и пожары — две огромные разницы. Костёр может греть тебя и отпугивать животных, на костре можно жарить пищу и кипятить воду. Пожары означали смерть, и именно это виделось Аргзе в оранжевом небе. Настырные стебли травы покалывали его кожу и лезли в лицо; ветер неизменно нёс в себе пыльцу и приторный аромат неувядающих цветов. Вечное лето, умеренно-тёплое и умеренно-прохладное одновременно — смену времён года здесь могли распознать только сами жители, — делало местных обитателей избалованными неженками. Впрочем, свою лепту вносила и их врождённая стихийная магия, и любовь к технологиям, которые привозили сюда доброжелательные странники со всего мира. Аргза считал: окажись кто из местных в менее благоприятных условиях и без каких-либо благ цивилизации, он бы совершенно точно не выжил. Что, как следствие, приводило их к привычке цепляться друг за дружку. Аргза, искренне презиравший любую работу в команде точно так же, как и любую зависимость от чего-либо, их не понимал и понимать не стремился. Ладно, это была лишь одна из причин, почему Аргзе не нравилось здесь находиться. Или, проще говоря, он всё ещё ненавидел эту чёртову планету. Шорох травы рядом с ним и косая тень, наполовину закрывшая Аргзе солнечный свет, подсказали, что кто-то решил нарушить его уединение. Варвар не пошевелился, нарочно не обращая на подошедшего внимания, хотя глаза уже болели от разглядывания проклятого зарева неба. — Где ты шлялся всю неделю? — процедил он сквозь зубы, еле сдерживая рвущуюся наружу ярость. Рядом неуютно завозились, уловив опасные нотки в его тоне. Некоторое время собеседник молчал, видимо, раздумывая над ответом, потом неуверенный голос поведал: — Ты не можешь больше спрашивать это так требовательно… а я не обязан больше отчитываться. Аргза сел резко, как отпущенный пружинный механизм — и так же порывисто развернулся. Синеволосый эрландеранец, сидевший рядом, однако, вовремя среагировал: вскочил испуганной ланью и сразу же настороженно напрягся. Забыв, что может больше не бояться. Рефлексы не исчезают так просто. — Смотри-ка, — губы Аргзы изогнулись в неприятной усмешке. — На словах ты горазд, а на деле всё ещё шарахаешься от меня. Потому что знаешь своё место. Так что, поспорим, должен ли ты отчитываться? Но тот уже взял себя в руки: выпрямился, знакомо поджал губы и посмотрел на него прямо, без былой затравленности. Аргза чуть поморщился с досады — исчезли и рабский ошейник, и клеймо вокруг глаза, выведенное с кожи целебной магией и слабо проявлявшееся теперь только при всплеске особенно сильных эмоций. Без этих печатей покорности эрландеранец, очевидно, чувствовал себя куда смелее. — Нет, — возразил Сильвенио твёрдо. — Не поспорим. Потому что я не должен. Я свободен, Аргза. Ты уже не мой хозяин… и я могу ходить без тебя, сколько захочу, не ставя тебя об этом в известность. Аргза скрипнул зубами, испепеляя бывшего раба тяжёлым взглядом. Лиам молчал, тоже, в свою очередь, разглядывая его и не спеша продолжать спор. Потом он тихо произнёс: — Если ты не настроен сейчас на разговор, то я могу прийти позже. Или завтра… или через несколько дней. Ну нет, этого Аргзе было не нужно. Маленький гадёныш, привезя его на свою планету, и так навещал его слишком редко, почти не показываясь на глаза. Корабль Аргзы, переживший не одну сотню сражений и долгие годы космического пиратства, был уничтожен сразу после всеобщей эвакуации команды, которую частично распустили, а частично перевезли сюда же, только в другие секторы. У Аргзы заблокировали металлические когти, оставив его фактически без оружия, а Тёмную технику, позволявшую ему перемещаться в любое знакомое место, каким-то образом перекрывало поле самой Эрландераны. А между тем он уже который день страдал от безделья. Правда, занять его пытались регулярно: эрландеранцы приносили ему разнообразные книги от философских трактатов до детских сказок с голографическими картинками, поочерёдно пытались задушевно поговорить с ним о причинах его постоянной агрессии (Аргза прямо говорил им об истинных причинах своей злости, но на его матерные тирады они почему-то не реагировали), почти насильно показывали ему фильмы с каким-то глубоким содержанием, на которых он отрубался ещё в начале, круглосуточно ставили в выделенном ему отдельном доме спокойную медленную музыку, от которой он только злился ещё больше и уходил на улицу. Тем не менее он пока не предпринимал никаких решительных действий по устранению столь многочисленных раздражителей, потому что знал: есть у этих чудиков методы промывания мозгов и посильнее. Прошло всего каких-то несколько недель с того дня, когда Сильвенио Антэ Лиам в одно мгновение перевернул все вековые традиции своих миролюбивых собратьев при помощи силы Сердца Вселенной — а эрландеранцы уже успели за это время развить пугающе активную деятельность. Первый свершённый ими суд вместе с процессом уничтожения повсеместно известных преступников, Близнецов, они, как оказалось, как-то засняли и транслировали на все доступные каналы — это послужило чем-то вроде сигнального огня, предупреждения, адресованному всем сразу и означавшему начало больших перемен. Пока весь остальной мир пребывал в состоянии шока оттого, что эти вечные отшельники, никогда прежде не вмешивавшиеся в жизнь других планет, вдруг ни с того ни с сего вышли из добровольной изоляции, эрландеранцы сумели в кратчайшие сроки добиться для своих людей множества постов в не рискнувшей им возражать Федерации. Из ничего возникали новые законы и новые правила, и за считанные дни Эрландерана превратилась в «исправительный центр»: теперь сюда регулярно доставляли особо опасных преступников со всего мира, и они проходили здесь так называемую «программу реабилитации» — Аргза не хотел знать, что в неё входит, но увозили мировых психопатов с этой жуткой планетки пускающими слюни хиппарями. Однако страшнее было то, что подобные исправительные лагеря понемногу открывались и на других планетах, в других системах и галактиках, распространяясь, как чумная зараза. Эрландеранцы заявлялись решать чужие конфликты, заключали договора с правительствами, входящими в юрисдикцию Федерации, вычищали точки нелегального бизнеса, давали громкие заявления в средствах массовой информации — и если поначалу то, сколь многого они сумели добиться за такое рекордное время, казалось невероятным, то постепенно это превращалось в пугающую тенденцию, потому что их энтузиазмом начинали заражаться и другие представители человеческой расы. Повсюду уже организовывались движения активистов, с восторгом принимавших новую идеологию, газеты и сайты в Сети пестрели обращениями дружественных народов к эрландеранцам с предложением помощи в их «благом деле». Пиратские курорты и укромные беззаконные уголки космоса быстро пустели, воинствующие государства и группировки расползались по норкам; Аргза, у которого был доступ к местному новостному каналу, однажды узнал, что одно из таких государств, вздумавшее сопротивляться воле эрландеранцев, буквально на следующий день стало очередным их тихим сторонником, а глава этого государства вдруг бесследно исчез. Так что масштабы изменений поистине поражали. Пожар в небе горел не зря. — Ладно, — неожиданно произнёс Сильвенио, выцепляя Аргзу из его мрачных мыслей. — Я, пожалуй, и правда пойду… а то у тебя такое лицо, будто ты мне сейчас голову оторвёшь. Аргза дёрнул его на себя, очнувшись, и заставил сесть рядом с собой. Лиам издал короткий обречённый вздох и словно нехотя устроился поудобнее, откинувшись спиной на его грудь. — Я скучал, — признался он, кратковременно вышибив этими двумя словами из Аргзы всю ярость. — Правда. Но у меня много дел, ты же понимаешь. — Менять мир по своему вкусу и укреплять секту, поклоняющуюся тебе, да, я понимаю, — Аргза скрипнул зубами громче, в то время как руки его уже рефлекторно взяли Хранителя Знаний в хозяйский захват. — Конечно, у тебя много дел. Убивать недовольных, переделывать разум, навязывать свою волю. Ты, надо признать, научился у меня многим достойным вещам. Сильвенио в его объятиях вздрогнул и съёжился. Хранитель Знаний, чьё имя обещало вскоре стать притчей во языцех, чьего упоминания вслух начинали повсеместно опасаться, чьи слова были сродни божественному откровению для остальных эрландеранцев — по мнению Аргзы, он больше всего сейчас походил на того, кем являлся на самом деле: всего лишь перепуганным и растерянным птенцом. Аргзе захотелось сжать его посильнее, расплющить маленькую умную голову, чтобы посмотреть, как все эти самозваные мудрецы в панике забегают, словно крысы на тонущем корабле. — Ничего из перечисленного тобой… я не делаю, — Сильвенио хмуро посмотрел на траву под ногами. — Я не убиваю. Не навязываю волю. И никакой секты я не организовывал. Я просто… предлагаю людям выбор. Я учу мой народ нести просвещение. Мы показываем… правильный путь, понимаешь? Смысл всего этого — в том, чтобы каждый получал по заслугам. И мы стараемся выносить смертный приговор как можно реже, только в самых безнадёжных случаях. Как с Близнецами. Так что, прости, я не совсем понимаю суть твоих претензий. Разве мы делали тебе плохо за всё время твоего пребывания здесь? Ты просто сопротивляешься слишком сильно, а если бы ты только… Аргза закрыл ему рот ладонью, не дав договорить. Абстрактные размышления о возможности раздавить его череп трансформировались в порыв немедленно и посильнее приложить его головой обо что-нибудь, и Аргза сдерживал себя из последних сил. Сильвенио запрокинул лицо и какое-то время изучающе смотрел ему в глаза. Затем изумрудные стебли окружавшей их травы вдруг вытянулись и предупреждающе поползли по обеим рукам Аргзы, ещё не связывая полноценно, но уже намекая о такой вероятности. Варвар хмыкнул и нехотя отпустил телепата — путы тотчас опали, а Лиам шустро вспорхнул на ноги. — Мне не нравится твоё настроение, — эрландеранец укоризненно качнул головой. — Как мы можем разговаривать, когда ты такой кровожадный? Я действительно скучал, но… не по твоему желанию нанести мне увечья. Они немного побуравили друг друга взглядами. Потом Аргза, заставляя себя успокоиться, медленно вдохнул-выдохнул и похлопал по земле рядом с собой. Загвоздка была в том, что в отсутствие Лиама время на этой тупой планете тянулось так ужасающе долго, что Аргзе казалось: ещё чуть-чуть — и он разнесёт тут всё к чертям; однако, сделай он это — Сильвенио наверняка больше с ним не заговорит. Ну, ближайшие полгода — точно. — Давай, — Аргза поторопил его, видя, что тот сомневается. — Не ломайся. Развлеки меня чуток, я обещаю, что никаких увечий наносить не буду. Ты задолжал мне своего щебета за эту неделю. Лиам доводам внял — уселся обратно, правда, чуть подальше, и поглядел настороженно. Аргза сцапал его руку и поцеловал костяшки пальцев. Только тогда напряжение между ними немного спало, но не развеялось окончательно. — Ладно. Если ты так говоришь… — тот отнял свою ладонь и придвинулся ближе сам. — Что тебе рассказать? — Что-нибудь. Не то чтобы мне было интересно, но твой голос малость примиряет меня с желанием всех тут прибить. И Сильвенио начал рассказывать — сначала неуверенно и с паузами, затем всё более вдохновенно. О том, что он теперь живёт отдельно от родителей, несмотря на то, что больше одиннадцати лет мечтал лишь о том, чтобы вернуться домой; о том, как много ещё предстоит сделать для его, видите ли, Великой Цели; о том, что система ещё не отлажена и что ещё безумно многое нужно отрегулировать, упорядочить; о том, что Федерация повадилась скидывать им всех самых жутких обитателей ближайших (насколько это понятие применимо к Эрландеранской глуши) тюрем; о том, что и в самой Федерации далеко не всё чисто и там надеются хорошенько поживиться на всём этом; о том, что к каждому, кого посылали сюда для исправления, можно было подобрать свой «ключик» — надо было только разобраться во всевозможных скрытых мотивах человека; потом он как-то неожиданно начал говорить о том, что у него не хватает времени даже просто почитать, потому что пока без его советов и указаний исполнение новых законов не всегда обходилось хорошо; а ещё о том, что он очень хочет податься в длительное кругосветное путешествие пешком по Эрлане, и что Аргзе непременно, просто непременно надо будет отправиться в этот путь с ним, когда с делами будет покончено, потому что на этой планете бесконечное множество по-настоящему прекрасных мест, и что… Аргза слушал жадно, поглощая звучание самого голоса и не особенно обрабатывая сознанием смысл. Но тут Лиам вдруг замолк и уставился на него, явно ожидая хоть какой-то реакции на свои слова, и Аргзе пришлось срочно вспоминать хотя бы начало разговора. — Так когда ты познакомишь меня с твоими родителями? — спросил он невпопад, выдумав себе неожиданно дополнительное развлечение. Лиам неуютно поёжился, растеряв всё вдохновение. — Зачем? — вышло даже как-то жалобно. — Они с тобой, в некотором роде, знакомы… В этом-то и шутка, подумал Аргза, заранее предвкушая то, как вытянутся их лица, но вслух только заметил со всей серьёзностью, на которую был в данный момент способен: — Они не знают, что я здесь, ведь так? А мы с тобой, вроде бы, не чужие люди. С этим Сильвенио поспорить не мог, как бы ни хотел, и ему пришлось уступить, назначив «знакомство» на сегодняшний вечер. — Пожалуйста, — повторил Сильвенио в который раз, когда уже в сумерках они стояли у порога смутно знакомого Аргзе дома. — Помни, что это мои родители, и веди себя… не как обычно, ладно? Мне и так будет достаточно нелегко представлять тебя им в качестве моего… подопечного. Не груби, не хами, не говори ничего… ну, провоцирующего. Я очень тебя прошу, Аргза. Всем будет лучше, если я сам буду подбирать нужные слова. Возможно, в этом случае они даже смогут увидеть в тебе того человека, которого вижу я. Варвар хмыкнул и потрепал его по пушистым волосам, ничуть не проникшись столь доверительным тоном. — Всё будет зашибись, пташка. Предстану в лучшем своём виде. Сильвенио, очевидно, не слишком успокоили его слова, но он вздохнул и постучал в дверь — отступать было поздно. Шоу начинается, отметил Аргза про себя. — Сильвенио! — первой навстречу вышла синеволосая женщина, мало изменившаяся с последнего раза, когда Аргза видел её. — Ты сегодня немного рано, ужин ещё не готов. Но скоро будет, проходи. Аргза видел, как бывший раб резко побледнел, пока сам пират оставался незамеченным, сливаясь с вечерней темнотой. — Мама, — Хранитель Знаний выглядел совсем несчастным. — Мама, я сегодня не один… Но её зоркие глаза, поначалу привычно ослеплённые видом сына (она, похоже, всё никак не могла поверить, что наконец-то имеет возможность снова смотреть на него) — уже и без этого замечания уловили в синем сумраке рослую фигуру стоящего чуть поодаль варвара. И, конечно, она узнала его — о, ещё как узнала! Какая мать не узнает того, кто когда-то похитил её ребёнка из родного дома? Аргза с глубоким удовлетворением наблюдал за сменой выражений на её лице: ужас, неверие, непонимание, даже гнев — правда, сменившийся тут же нейтральной маской равнодушия. Как же приятно было наконец увидеть хоть какие-то искренние эмоции этих лицемеров! Эрландеранцы, по собственному утверждению, не умели ненавидеть, считая это нецелесообразным, они пропагандировали всюду мир и любовь; но вот перед Аргзой женщина, когда-то позаботившаяся о нём и принявшая его в своём доме, а он в ответ на доброту украл её любимое дитя на долгие одиннадцать лет и поставил на нём рабское клеймо — и что, интересно, эта женщина сейчас испытывает, когда её обожаемый сын, вернувшийся на родину после ужасных странствий, вновь привёл обманувшего её человека в их дом? — Дорогая, там Сильвенио? Почему стоите снаружи? — из-за двери, прерывая молчание, высунулась кудрявая голова отца семейства. Его лицо оказалось не столь богатым на смену чувств: заметив Аргзу, он только перестал улыбаться и оглядел его с холодным вниманием — в пронзительно-голубых, как у Сильвенио, глазах плеснули искры магии, словно бы Эневиан приготовился к бою. Сильвенио выдохнул. — Мы можем все поговорить внутри? Супруги переглянулись и молча отодвинулись вглубь дома, приглашая войти. Унтеру-Лив величественно направилась в кухню, Эневиан же подождал, пока Сильвенио с Аргзой пройдут за ней — и только тогда, замыкая цепочку, двинулся следом. На кухне, рассевшись за низким круглым столом, они продолжали молчать. Унтеру-Лив налила всем ароматного травяного чая в чашки из непонятного шершавого материала — Аргза послал ей в благодарность глумливую ухмылку, но она хорошо себя контролировала. — В общем, — Сильвенио залпом сделал несколько глотков чая и отставил свою чашку с решимостью самоубийцы. — Помните, я говорил вам о том, что взял покровительство над одним преступником? Вот… это он. Аргза Грэн. Список обвинений довольно большой… Я лично наблюдаю за его реабилитацией, потому что мы… он… это сложно объяснить… всё запутанно, правда. Ну, мы… — Трахаемся, — подсказал варвар безжалостно. — Я лишил его девственности в шестнадцать и с тех пор регулярно имею во всех позах. — Аргза!.. — Лиам спрятал пылающее лицо в ладонях, застонав, но тот намеренно его проигнорировал. — Сначала ему не нравилось, — продолжал он невозмутимо, без капли стыда глядя в глаза хозяевам дома. — Но потом я сменил тактику, и он вроде как втянулся. Потом я ещё привязал его к себе каким-то вашим дурацким ритуалом, и теперь он стелется под меня почти с удовольствием. Тишина, воцарившаяся в кухне после этого, с лихвой затмевала атмосферу неловкости на крыльце только что. Сильвенио не отнимал рук от лица, плечи его мелко подрагивали, уши горели. Аргза, всё так же нагло глядя в словно бы закаменевшие лица его родителей, наклонился и на несколько секунд собственнически прижался губами к виску Лиама. Тот задрожал сильнее. Целую минуту никто не двигался, и только после этого Лиам обречённо опустил руки и посмотрел на родителей с бесконечной виной, ожидая, что они скажут. — Значит, это твой выбор, — заключила Унтеру-Лив Мантэ ровным голосом. — Не скажу, что он мне понятен, но я не стану тебя осуждать. Если ты дал этому человеку шанс, на то должны быть причины. — А если твоё доброе сердце ошиблось, и из этого ублюдка не сделать цивилизованного человека, — неожиданно добавил Эневиан Гантэ Сиру, открыто Аргзе улыбнувшись. — То с этим справится программа реабилитации. «Или тебя осудят на смерть, если ты причинишь вред моему сыну», — прочитал пират адресованное ему предупреждение в его холодных глазах. Дальнейший ужин прошёл скучно: Унтеру-Лив расставила на столе тарелки с разноцветным салатом и ягодным пюре, и эрландеранцы приступили к трапезе. Супруги, как ни в чём не бывало, спокойно интересовались у Сильвенио его делами за день и вообще вид имели такой, будто напрочь забыли о личности их гостя. Аргза, которому все эти салатики уже в горло не лезли, с тоской вспоминал о сочном мясе. Он попытался развлечь себя ещё немного, нахально велев принести ему хорошей выпивки, но ему убийственно вежливым тоном сообщили, что никакого алкоголя на планете не водится в принципе. Так что, едва дождавшись, пока Лиам доест, он выдернул его из-за стола и потащил к выходу, не попрощавшись. — Не знал, что твой отец знает слово «ублюдок», — сказал он Лиаму, когда они уже шли в темноте обратно к дому Аргзы — в своё жилище Лиам его пока не приводил ни разу. Сильвенио не ответил, глядя исключительно себе под ноги. Аргза потянулся рукой к его волосам — тот уклонился и наконец посмотрел на него. Разумеется, осуждающе, иного Аргза и не ждал. С достаточной долей трагизма он возвестил: — Это было ужасно! Это… это даже хуже некоторых вещей, которые ты делал, когда я ещё был твоим слугой… Как ты мог, Аргза? Я же просил тебя… Варвар улыбнулся, полный самодовольства за это представление. Конечно, Лиам будет ещё долго упрекать его, но всё равно рано или поздно успокоится, а так Аргзе удалось, пусть и несколько по-детски, хоть немного досадить местным, которых воспринимал как единую враждебную массу, держащую его здесь против воли. Не то чтобы он не помнил, что именно Сильвенио притащил его сюда. После этого происшествия Лиам пропал ещё на несколько дней. Аргза маялся, пытаясь чем-нибудь себя занять. Хотелось поохотиться на какую-нибудь дикую живность, во всём многообразии обитавшую здесь повсюду: ему даже не понадобилось бы оружия, чтобы добыть себе тушку оленя или лани — настолько животные тут были непуганые. Только, конечно, поохотиться ему ни черта не дали: каждый раз, когда он выслеживал потенциальную добычу, на пути у него откуда-то вырастали молодые побеги деревьев, всяческие корни и длинные цепкие ветки, так что, пока он продирался через всё это, зверь успевал ускользнуть — у него возникло неуютное ощущение, что сама планета тоже телепат и прекрасно знает все его замыслы; а может, за ним просто следили жители. Пару раз возникала мысль прогуляться к дому родителей Лиама — однако Аргза, к счастью, хорошо понимал, что пока этого делать не стоит, покуда Лиам не остынет. Общение с местными сводилось у него к коротким приказам с его стороны, что ему принести — и, естественно, далеко не все его требования выполняли. От безделья он даже пробовал почитать одну из накапливавшихся в его доме книг — в итоге вышло так, что он поиграл книгами и светящимся шаром, заменявшим люстру, в подобие боулинга — и скоротал только один вечер. На исходе пятого дня ему неожиданно повезло: первый же попавшийся местный, пришедший убирать погром в его жилище, не только любезно подсказал, что Хранитель Знаний сейчас в лесу неподалёку, но и указал нужное направление для поиска. Когда Аргза нашёл его, упомянутый Хранитель Знаний не глядя шёл вперёд, увлечённо читая какой-то фолиант. Настолько увлечённо, что не заметил овраг под своими ногами и чуть не грохнулся туда — Аргза в одно мгновение преодолел разделявшее их расстояние и мягко удержал за пояс. — Осторожнее, — он благодушно улыбнулся, оттащив его от обрыва. Сильвенио вскинул на него настороженный взгляд и вежливо поблагодарил «за спасение». Смотрел он немного с прохладцей и в то же время вопрошающе, выжидательно как-то. Небось, ждал извинений. Аргза извиняться не собирался. Но помнил: надо сдерживаться, дабы его пташка не упорхнула снова, оставив его наедине с изнурительной скукой. Поэтому он для начала взял его руку — и нарочито медленно коснулся центра ладони языком. — Аргза… Он закатал рукав, чтобы пройтись языком выше. Тонкая жилка под его губами взволнованно забилась учащённым пульсом. — Аргза, ты ведь понимаешь, что поступил плохо, опозорив меня перед моими родителями? Мне до сих пор стыдно за тебя! И то, что ты делаешь… не компенсирует этого поступка. Пират прихватил зубами кожу на запястье, дождался, пока эрландеранец вздрогнет, прошёлся влажными поцелуями до локтя. Лиам выдохнул и попытался отдёрнуть руку. — Аргза. Прекрати… Здесь люди ходят. — Никого здесь нет. — Но могут быть! Аргза!.. Ну, он честно старался быть предельно сдержанным — не получилось. Так что Аргза просто толкнул Лиама на землю: ему надоело ждать. Не обращая внимания на непрекращающиеся протесты, он в пару движений вытряхнул бывшего помощника из одежды, заметив мельком, что тот отправился на прогулку босиком. Потом протесты и возмущения увязли в поцелуях — Сильвенио сбился с мысли и устало замолк, потеряв всякую надежду достучаться до разума пирата. Он гораздо лучше воспринимал медленные, чувственные ласки, реагируя на них достаточно остро в сравнении с обычной своей холодностью, но что поделать — сейчас он сам от них отказался. В результате Аргза просто насладился гибким телом, привычно отзывавшимся на его касания. После они несколько минут лежали рядом в траве и молчали. Аргзе было хорошо и лениво, Лиам же выглядел раздражённым. Восстановив силы, Лиам сел, сотворил магией из травы влажное полотенце и обтёрся весь с такой тщательностью, что наблюдавший за ним варвар невольно фыркнул. — Нам действительно нужно поговорить о твоём поведении, — эрландеранец потянулся за штанами, предоставив роскошный вид на худощавую белую спину; на правой лопатке красовались свежие следы зубов. — Ты же не думаешь, что мы сможем решить все наши проблемы таким способом? Да и твоя привычка кусаться, если честно… Я ведь уже говорил, что мне это не нравится. Но тебе нет до этого дела, верно? Я думал, что, оказавшись здесь, ты начнёшь понемногу осознавать свою неправоту. И что мне удастся указать тебе на твои ошибки. Вот только с тех пор, как ты здесь, всё стало ещё хуже! Ты как будто вообще перестал меня слушать! Во время своей тирады Лиам успел одеться почти полностью, однако в последний момент зацепился рубашкой за какой-то корень и запутался в рукавах. Укус на лопатке при этом продолжал назойливо маячить у варвара перед глазами, а сердитый тон, сродни условному рефлексу, мгновенно поднял в Аргзе волну неясной теплоты. Продолжая безмятежно игнорировать смысл сказанного, Аргза снова опрокинул любовника на землю, на этот раз на живот, и начал жадно вылизывать ему загривок. Этим он, как оказалось, только окончательно разозлил того — Лиам не стал больше терпеть подобного с собой обращения. Заизвивался, как змеёныш, и вырвался из хватки, вскочив на ноги. — Ты хоть о чём-нибудь, кроме драк, убийств и постоянного совокупления думать можешь?! — отчаянно воззвал он к нему, взъерошенный и со сверкающими глазами-льдинками. — Ты совсем как дикий зверь, Аргза! Такое чувство, что ты деградируешь всё больше! Ты вообще помнишь, что ты человек и должен жить разумом, а не инстинктами? Как мы можем общаться, если каждый раз, когда я пытаюсь донести до тебя что-то, ты так или иначе на меня набрасываешься! «Почему бы и не набрасываться, если ты несёшь бред,» — подумал Аргза, наблюдая, как Сильвенио, так и не дождавшись от него реакции на свои слова, рассерженно скрывается за деревьями, предварительно подобрав оброненную книгу. Правда, следующим же вечером Лиаму вновь удалось удивить его. Он пришёл сам, синяя тень в синих сумерках, и даже не стал читать нотаций — сразу просительно потянулся за поцелуем, привстав на цыпочки. Аргза так отвык от подобного проявления инициативы с его стороны, что не стал задумываться о причинах — из головы всё вышибло, словно выстрелом. Всю ночь они провели без сна и без слов, и это было совершенно потрясающе после всех этих скучных дней. А потом, когда Аргза собрался было отрубиться, абсолютно довольный, сонный Лиам вдруг снова прижался к нему. И начал тихо, успокаивающе щебетать, как будто он разговаривал с маленьким ребёнком. — Знаешь… Я бы очень хотел, чтобы ты поддерживал меня. Мне было бы намного легче исполнять свои замыслы, будь ты на моей стороне. И — ну, знаешь? — ты мог бы… быть немного снисходительнее ко мне? Я понимаю, что это всё это довольно тяжело, но вместе мы ведь обязательно справимся, верно? Мы всегда со всем справлялись, Аргза, мы нашли Сердце Вселенной, мы прошли коридор из чёрных дыр — мы совершили невозможное. Если бы ты только помог мне чуть-чуть. Совсем чуть-чуть, Аргза… Может быть, мне стоит самому выбирать тебе материалы для духовного просвещения? Если я сам буду выбирать тебе книги и фильмы и подкорректирую твою программу очищения, то, вероятно, эффекта будет больше. Я же знаю твои вкусы… ну, более-менее знаю. Как ты считаешь? — Я считаю, что тебе лучше заткнуться. Серьёзно, это когда-нибудь прекратится или нет?! Сильвенио зря считал, что Аргза его не слушал; напротив, Аргза слушал, и каждое слово накапливалось в его голове со дня на день с момента его прибытия в этот дурдом. Он представлял внутри себя песочные часы, в которых вместо песка сыпались слова; и он знал, что когда нижняя часть часов заполнится полностью — он потеряет терпение. Каждая подобная нотация, каждая проповедь о морали и обвинение во всех смертных грехах, каждое мягкое, настойчивое увещевание, каждое принятое за него кем-то другим решение оседало в этих часах, неизбежно приближая момент взрыва, и чем больше становилось этого «песка», тем сильнее болела у Аргзы голова. Вот надо же было этому гадёнышу испортить такое отличное настроение! — Аргза… я что-то неправильно сделал сегодня? — спросил вдруг Сильвенио после долгого молчания. — Что? Удивляясь внезапной перемене темы, уже приготовившийся к очередному скандалу варвар подозрительно уставился на любовника. Тот выглядел так, будто у него не сходились какие-то расчёты. — Странно, — тон эрландеранца перестал напоминать воркование мамаши над больным чадом. — Я был уверен, что успел изучить твои предпочтения. Возможно, мне нужно лучше стараться? Было бы проще, если бы ты не заставлял меня угадывать, а формулировал желания сам, чтобы я мог составить таблицу. В конце концов, мне самому это удовольствия не приносит, я ведь для тебя стараюсь. Аргза припомнил, что в последнее время Лиам действительно исполнял в постели малейшую его прихоть (за исключением случая в лесу) — и настолько достоверно, что следовало давно почуять неладное, но Аргза сваливал всё на проклятую телепатию. Зацепившись за последнюю произнесённую фразу, он оглядел Сильвенио внимательнее. Тот и впрямь давно уже даже не заикался о своих нуждах, и Аргза полагал, что, раз нравится ему — нравится и обоим. Значило ли это, что Лиам притворялся? — Я имею в виду, — терпеливо разъяснил Лиам в ответ, как очевидную истину, — что у меня нет как таковой потребности в сексуальном взаимодействии. Но ты мой партнёр, а я читал, что в отношениях нужно идти на компромисс. У нас ведь отношения, это определение подходит? К тому же, я видел статистику, согласно которой у тех индивидов, кто устроен на твоём примитивном уровне — не сердись, просто классифицировать так проще — так вот, у этих индивидов обычно после акта совокупления значительно повышается настроение от выброшенных в кровь эндорфинов, плюс общая расслабленность способствует готовности выслушать, и я решил… — Ты решил, что если будешь притворяться, будто всё добровольно — то я буду лучше усваивать всю ту херню, которой ты меня так усиленно кормишь? Уловив опасные рычащие нотки в его голосе, Сильвенио встрепенулся и незаметно подвинулся к краю кровати, непонимающе хлопая глазами. Дьявол, иногда Аргза ненавидел его дурацкую честность! Если он врал ему всё это время, пока так убедительно изображал взаимность — какого чёрта надо было рассказывать сейчас? Хитрый засранец с лёгкостью управлял им, вертел им, как хотел, умело нажимая на нужные рычаги — только чтобы он, весь такой тупой и примитивный варвар, сделался его послушной игрушкой, как и все вокруг! Очевидно, ему мало было одних эрландеранцев, готовых идти за ним, как овцы за пастухом, и он решил сделать своими марионетками всех, до кого дотянется — начав с него, Аргзы Грэна! И что было хуже всего — так это то, что Лиам, вероятно, воображал, что благородно приносит себя в жертву «примитивным» (его действительно задело это слово!) потребностям варвара, отдавая своё тело в качестве акта благотворительности. Как же жалко, должно быть, Аргза выглядел в его глазах! Осознание всего этого разом ударило Аргзу под дых, и он ощутил, как в его воображаемых внутренних часах упали последние песчинки. Откуда-то из глубины груди мгновенно накатила волна раскалённого гнева: казалось, стоит выпустить этот гнев наружу весь за один раз — и целое поселение снесёт вулканической лавой. — Вон, — сказал он пугающе спокойно. Сильвенио дожидаться повторного приказа не стал — мигом вскочил с постели и начал поспешно одеваться. Даже этот заморыш умел понимать, когда рисковать всё-таки не стоит. Аргза наблюдал за ним, сцепив зубы, по скулам у него ходили желваки, а линия челюсти была так напряжена, что об неё с большой вероятностью можно было порезаться. Тем не менее, маленькому наглецу хватило смелости обернуться в дверях и даже попытаться заговорить: — Я не понимаю, — начал он скорбно. — Почему всё так изменилось между нами? Раньше ты был совсем другим… — Я прежний, — отрезал Аргза сухо. — Это ты изменился. Проваливай, пока цел. Сильвенио вышел без единого слова, но одарил напоследок таким взглядом, что это заменило целую речь. Когда он ушёл, Аргза разгромил своё жилище, на шум и грохот сбежались местные и испуганно пытались его успокоить — но никто не посмел его тронуть. Разумеется, лучше ему от этого не стало. Занятий у него так и не прибавилось, зато прибавилось мягкой жалости во взглядах окружавших его эрландеранцев — будто бы они считали его душевнобольным, нуждающимся в их помощи. Сообразительный Лиам не заходил и не появлялся; Аргза знал, что прогнал его сам и сам же вроде как не хотел его видеть, и потому только ещё больше бесило его осознание того, что без Сильвенио тут было совершенно невыносимо. Он чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку. — Вы так несчастны, — осмелился ему сказать какой-то придурок через две бесконечных недели. — Ваше сердце и ваш разум переполнены гневом… Вы пробовали медитировать? Если хотите, я могу предложить вам свою помощь… Аргза просто кивнул и свернул ему шею. …Ладно, он попытался это сделать. Он даже успел сомкнуть пальцы на горле этого доходяги и почувствовать сладкий трепет чужой жизни в своих руках — а в следующую секунду земля под его ногами разверзлась и поглотила его. Тьма сомкнулась над ним со всех сторон, выбив кислород из лёгких. Могильный холод сковал его кости и мышцы первобытным страхом, в рот и в горло забивалась земля. Аргза пытался пробить себе путь наружу, яростно сопротивляясь затягивающей его трясине, но воздуха не хватало, тело не слушалось. Боль в лёгких стягивала его грудную клетку титановым обручем, перед глазами стремительно меркло. — Хранителя Знаний сюда, ублюдки! — это было всё, о чём он мог подумать, когда его голова вновь каким-то образом оказалась на поверхности, и он набрал воздуха. — Живо сюда его! Потом темнота снова забрала его к себе, и он отключился. Очнулся он в чьём-то доме, заботливо уложенный на кровать. Под потолком, окунаясь в блики света, скользящие по комнате, лениво парили живые книги, на стенах сидели пёстрые бабочки. На чистую простынь с тела пирата при любом движении сыпалась грязь. Какое-то время он исступлённо дышал, наслаждаясь ощущением собственной жизни. Затем он различил совсем рядом звук чужого дыхания и повернул голову. Сильвенио сидел на самом краю его постели, где-то возле колен варвара, и холодно смотрел на него. Аргза сел — и только тогда закашлялся, выталкивая из горла остатки земли. Лиам не пошевелился. — Меня задрало здесь находиться, — сообщил пират хрипло. — Вытащи меня с этой грёбаной планеты немедленно. Сильвенио поджал губы, не отвечая. Аргза зло сжал его плечо, едва борясь с желанием выломать сустав. — Ты меня слышал? Вытащи. Меня. Отсюда. Немедленно. Или я буду убивать. Тот аккуратно высвободился из его хватки — не иначе как с помощью магии — и глянул на него как-то так, что даже при разнице в росте получилось как взгляд «сверху вниз». — Не будешь. Ты уже имел возможность убедиться, что мы не станем поощрять твои порывы кровожадности. И что мы вполне способны тебя обезвредить. Надо сказать, я уже устал от твоего упрямства. Ты даже не стараешься… От тебя требовалось только приложить хотя бы немного усилий, чтобы измениться к лучшему! Аргзе захотелось сделать с этим говоруном множество плохих вещей. Вставать Сильвенио не стал, но в голубых глазах полыхнула магия: он теперь, и правда, мог самостоятельно защищаться от любых попыток физического насилия, заранее улавливая намерения в чужих мыслях. — Что, если я не хочу меняться? — процедил пират сквозь зубы. — Меня устраивает то, какой я есть, и мне плевать, если у тебя и твоих сектантов с этим проблемы. Лиам встал и направился к выходу. У самых дверей он обернулся и опять скользнул по Аргзе тем самым высокомерным взглядом, от которого варвара тянуло на нервный смех — сейчас, правда, ему было не до веселья. — Значит, пора переводить твою реабилитацию на более эффективный режим, — произнёс Сильвенио неожиданно жёстко. — Раз ты не желаешь воспринимать мягкие меры. Мне жаль, что приходится поступать так с тобой. И ушёл, напоследок окутав Аргзу мощным сонным заклинанием. *** Аргза очнулся в лесу. Вокруг всё зеленело и цвело; воздух был наполнен множеством обычных лесных звуков вроде пения птиц и шороха мелких грызунов. Вдруг раздался человеческий крик, пронзивший умиротворённую тишину — Аргза резко сел, прислушиваясь, однако вокруг уже снова было тихо. Или почти тихо. «Добро пожаловать в Систему Коррекции Личности. Мы рады приветствовать Вас в числе наших пациентов». Аргза потряс головой — лучше не стало, механизированный женский голос действительно звучал только внутри его черепа. Вдоль позвоночника варвара прокатилась волна холода: что эти твари сделали с ним? Вживили ему чип управления? Лёгкий разряд тока прошёл по его телу, ещё не принося боли, но уже предупреждая о такой возможности — как знакомые искры в глазах эрландеранцев, остерегающие от необдуманных действий. «Зарегистрирована нежелательная агрессия. Пожалуйста, успокойтесь. Нет необходимости испытывать страх или тревогу: мы расскажем Вам несколько правил нахождения в Системе, при соблюдении которых ущерб, нанесённый вашему организму, будет сведён к минимуму. Правило первое: в Системе включена фильтрация потока импульсов Вашей мозговой активности, поэтому мысли, несущие негативный оттенок, будут наказуемы». Аргза не был бы собой, если бы тут же не проверил это утверждение, мысленно высказав всё, что думает по этому поводу, не стесняясь в выражениях — и ток гораздо большей силы ударил по его нервным окончаниям. На этот раз лёгкое покалывание превратилось во мгновенную судорогу по всему телу, однако он не безосновательно предположил, что дальнейшие «наказания» будут только прогрессировать. «Правило второе: пожалуйста, будьте вежливы с другими пациентами Системы. Проявление враждебности по отношению к пациентам наказуемо». Другие пациенты? Аргза вспомнил человеческий крик: значит, теперь можно быть уверенным, что не его одного отправили в эту чёртову Систему. Он огляделся — в пределах его видимости никого не наблюдалось, даже животных, но леса на Эрландеране были обширнее жилых территорий, так что разместить всех «пациентов» у них наверняка с лихвой хватало мест. Не суть — он найдёт их, Аргза знал это. Как бы не презирал он работу в команде, иногда всё же неплохо иметь под рукой кучку подчинённых, из которых можно лепить пушечное мясо или хотя бы добывать с их помощью информацию. Уроды вживили чип ему в голову — значит, пришло время начинать войну, и плевать на Сильвенио: почти наверняка змеёныш эту Систему и разработал. В конце концов, у любого терпения есть предел. Песочные часы внутри Аргзы взорвались и стекли по его груди оплавленным стеклом. «Зарегистрирована нежелательная агрессия». На этот раз электрические разряды прошивали его до тех пор, пока он не стал пускать слюни на траву; ещё несколько минут после этого соображать было довольно трудно. Ему было немного интересно, до каких пределов Система может дойти в этих «наказаниях» и есть ли у неё установка превращать людей в недееспособные овощи, подчистую выжигая им мозги электричеством — но эта мысль была фоновой, нисколько не влияющей на мрачную решимость Аргзы. Потом он вытер рот и поднялся на ноги, как ни в чём ни бывало: если он решил действовать, то не следовало терять время. Он должен был найти людей, оружие и… и, может быть, Хранителя Знаний, раз уж он тут всем заправлял? Впрочем, прежде, чем добраться до этого пункта, следовало выполнить первые два. И первоочередной задачей стояло — разобраться, как выдрать чип из своей головы. Существовал, конечно, вариант взять ближайший острый камень и раздолбать им свою черепушку так, чтобы пресловутый чип вовсе перемкнуло, но при таком раскладе Аргза наверняка потеряет дееспособность. Он задумчиво поскрёб высокий лоб, провёл пятернёй по растрепавшимся длинным волосам, смутно надеясь обнаружить инородный предмет на ощупь. Если бы чип был прямо под кожей, всё было бы гораздо проще и избавиться от него не составило бы труда — только, разумеется, чёртовы (он замер на секунду, проверяя, сработает ли фильтрация мыслей в ответ на одно негативно окрашенное слово, однако ничего не произошло) эрландеранцы были не так глупы, и ничего постороннего пальцами он не ощутил. С их уровнем знаний и медицины они могли, наверное, сделать микросхему такой маленькой, чтобы засунуть её в самый центр мозга, умудрившись ничего там не повредить, но Аргза понадеялся, что для массового отправления в Систему такая операция слишком кропотлива. А пока он размышлял и шёл, не разбирая дороги, из-за ближайших к нему деревьев шагнула тень. Аргза решил было, что это и есть один из упомянутых Системой «других пациентов» — и ошибся: тень, сотканная из веток деревьев и разнообразного лесного мусора, просто не могла быть живой. Более того — у куклы из растений появилось знакомое Аргзе лицо, и это лицо принадлежало человеку, которого тоже давным-давно уже не было в живых. Потому что Аргза сам убил его когда-то. Липкий страх, такой же неодолимый и первобытный, как и страх быть погребённым заживо, мерзким щупальцем сдавил его сердце на целое мгновение и послал варвару мысль: этого не может быть, потому что этого не может быть никогда и ни при каких условиях. Мёртвые не имеют привычки воскресать и обретать плоть из корней деревьев, мёртвые не открывают пустых провалов глаз и ртов, беззвучно что-то проговаривая. Правда, почти сразу Аргза одёрнул себя и разозлился ещё больше — он понял, что Система просто манипулировала его сознанием. Никаких мертвецов, никакой сверхъестественной дряни — всего лишь ещё одна поганая разработка этих чересчур активных психов, держащих его здесь. Аргза даже шагнул странному созданию навстречу, дабы убедиться, что это всего лишь плод его воображения, и попытался отбросить его со своего пути. Определённо, этого делать не стоило. Видение, ужасающе реалистичное, разом накрыло его, кратковременно вышвырнув из реальности: вот он, разгорячённый долгой битвой и жарким Архаглским солнцем, из последних сил бросается на врага, которого успел ранить до того лишь незначительно, вот он кричит что-то, несомненно, торжествующее, решив, что занесённое над противником копьё наконец-то попадёт в цель, так как тому уже нечем защищаться — и вот чужие руки в одно мгновение ломают сначала его копьё, а затем и шею. Аргза помнил этот поедино:, это была последняя часть обряда инициации в совершеннолетние, который проходят все жители Архагла вне зависимости от пола по достижению шестнадцати лет, и условия этого ритуала таковы, что, не убив противника в финальной одиночной схватке, ты обречёшь себя на вечный позор. И в своё время он тоже прошёл это испытание, тогда же он в первый раз в жизни убил человека. Вот только — в видении он смотрел на поединок с другой стороны, со стороны того неудачника, которому повезло чуть меньше, чем ему — и он смотрел, как убивает сам себя. Он видел своё собственное юное лицо, свой оскал, свои горящие жаждой убийства глаза, он чувствовал свои собственные руки на своей шее, он слышал свой торжествующий рёв, когда умирал… Всё пропало так же резко, как и появилось. Аргза сделал глубокий вдох, приходя в себя, машинально ощупал шею, не нашёл никаких повреждений, хотя ослепительная резкая боль, застывшая в призрачном мгновении его мнимой смерти, как муха в янтаре, на несколько долгих минут лишила его способности мыслить и осознавать себя. Только когда все фантомные ощущения более-менее осели в его нервах, запёкшись куда-то глубже, но не исчезнув полностью — только тогда он смог оглянуться. Ожившего мертвеца рядом, конечно же, больше уже не наблюдалось, лес снова выглядел мирным и тихим. Зато, по крайней мере, стало понятно, откуда взялся тот крик, услышанный Аргзой сразу по пробуждении. По мере того, как он продвигался дальше по лесу, всё новые порождения его собственной памяти, сплетённые из предательских растений Эрландераны, выходили ему навстречу, и от каждого из них он при касании отправлялся в занимательное путешествие в своё прошлое, где каждый раз принимал прежде неизведанную сторону. Он уже не касался их сам, как в первый раз, но они умудрялись подкрадываться незаметно и вырастать буквально на пути, не давая ему возможности избежать контакта. Он становился на несколько секунд теми, кого он убивал, теми, кого он так или иначе обманывал, кого грабил и избивал, попадались даже жертвы его сексуальной агресии, но их было меньше всего — видимо, Система решила, что трахаться с самим собой это уже как-то слишком. На эти мгновения он выпадал из своей личности и примирял против своей воли чужие: он чувствовал то, что чувствовали они, получал их эмоции, их ощущения. И он видел себя, смотрел со стороны на свою ярость, на свой гнев, на свой азарт. Что было хуже всего — так это то, что вся боль, которая обрушивалась на него от себя самого, каждая предсмертная агония, из которой он потом едва-едва выныривал обратно к собственной жизни — всё это никуда не уходило, а продолжало скапливаться в его теле. Учитывая, что к этому добавлялись и периодические разряды тока, проходящие по его мышцам за мысли, которые он так и не научился сдерживать — к концу дня он был уже измотан так, словно бы находился в пути не жалкие несколько часов и с привалами, а около месяца и беспрерывно. Так что, когда ровно через минуту после заката его вырубило, он даже не понял сначала, что «баиньки» его уложила тоже Система. Зря он надеялся, что сможет отдохнуть хотя бы после этого: дневное воздействие на него, похоже, было недостаточно эффективным. Аргза спал и видел сон, искусственно сгенерированный. Во сне он был всё в том же лесу, только уже на самом его краю. Через несколько метров деревья отчётливо расступались, открывая вид на просторную поляну, залитую светом звёзд и костра; у огня сидела женщина, в которой он, привыкнув к ночной темноте, с удивлением узнал свою покинутую давным-давно мать. Она не обернулась к нему, но что-то такое было в её позе, в том, с каким спокойствием она смотрела на костерок, что говорило само за себя: она ждала его. Не чувствуя, тем не менее, ни малейшей радости – они в самом деле думали, будто вид этой стервы должен был как-то его смягчить? – Аргза, нахмурившись шагнул по направлению к ней. И только тогда обнаружил, что его мать, воительница от природы и женщина суровая во всех смыслах, одета была… в закрытое эрландеранское платье. Вместо положенного в такой ситуации хохота Аргзу прошиб холодный пот, и — он проснулся, так и не поняв, в чём заключалась суть странного послания. Весь следующий день его всё так же настырно преследовали эти ожившие кошмары. Аргзе приходила в голову мысль отбрасывать их теми же ветками деревьев за неимением другого оружия, позволявшего не касаться их напрямую — но при попытке отломить первую же ветку Система ударила его электричеством такой мощности, что пришёл в сознание он лишь к вечеру. Ещё пара десятков големов, напичканных его искажёнными воспоминаниями, успели подарить ему свои незабываемые смерти — теперь они вылезали к нему целыми толпами, многократно усиливая и без того неприятные ощущения и не давая ему прийти в себя. Потом был закат — и снова тот же сон, вот только теперь к ожидающей его возле костра матери прибавился и отец, тоже в несвойственной ему одежде и с совершенно не подходящим ему умиротворением на лице, а ещё — ещё во сне был запах мяса, манивший его к огню с непреодолимой силой. Очнувшись чуть раньше рассвета, Аргза услышал мечтательное урчание собственного желудка — и увидел более чем сюрреалистичную картину того, как трава, в которой он желал, вонзила в его вены свои стебли по всему телу и, судя по всему, наполняла его питательными веществами, как через капельницу. Это было бы безумно смешно — если бы Аргзе было чем питаться кроме этого ужасного травяного сока. А на третий день он встретил наконец другого такого же заключённого. Поначалу он вгляделся в силуэт между деревьями с некоторой опаской, подозревая, что там ещё один голем, но человек вдруг поднял голову и помахал ему тем обыкновеннейшим жестом приветствия, от которого Аргза начал уже отвыкать. Он подошёл ближе — и убедился, что сидящий на корточках перед ручьём человек действительно настоящий. Его взгляду предстал жилистый, поджарый мужчина с торчащими короткими волосами и лихорадочно блестящими глазами. При его приближении тот вновь вскинул голову, как-то нервно дёрнув щекой, и уставился на него с тем же понимающим, и в то же время настороженным выражением, которое Аргза сначала адресовал и ему. — На одного из этих чумных хиппарей ты не похож, слишком крупный, — заключил незнакомец после недолгого обмена взглядами и ощерил в ухмылке мелкие, как у хорька, желтоватые зубы. — На один из ходячих кошмариков тоже, не припомню такого типа в своей жизни. Я Уоррен. Он протянул ему руку, которую Аргза после некоторого раздумья пожал, решив, что, пока они в одной лодке, паранойю можно и опустить. — Аргза Грэн. Уоррен приподнял брови, в то же время прищурив глаза: — О, сам Паук? Да я, получается, слышал о тебе, братан! И как такая важная персона оказалась тут? Остановка в неудачном месте, хитроумная ловушка, недостаточно быстрое судно? Ни за что не поверю, что они могли притащить тебя сюда силой! Или они уже дошли до открытого зомбирования? Аргза поморщился и, не отвечая, начал жадно пить воду из ручья, зачерпывая её широкой ладонью. Если его собеседнику хотелось общаться, Аргзу это никоим образом не касалось: от накапливающейся в костях и мышцах боли тело казалось на редкость тяжёлым, в голове гудело, как с похмелья, от постоянного присутствия в ней механического голоса, да и в целом причин для хорошего настроения было крайне мало. Уоррена, похоже, такая неразговорчивость ничуть не расстроила, напротив, он хмыкнул и тоже потянулся к воде — умываться. — Понимаю, все мы тут немного на взводе, — продолжил он как ни в чём не бывало. — Я, кстати, попался по дурости: продавал, понимаешь ли, кое-какой товар в одной из колоний, а тут меня бац — и сдали этим жмурикам. Хотя не могу отрицать, что придумано тут всё довольно умно, не считаешь? Дать охотнику почувствовать себя в шкуре жертвы и всё такое. И эти ночные видения. Ты тоже видишь костерок и более-менее положительные образы из твоей памяти, как бы зовущие тебя присоединиться к милому семейному чаепитию? Ага, так я и думал — метод-то один на всех. Но знаешь, что самое удивительное? Они причёсывают нас под одну гребёнку — и это всё равно работает. Они тут не устают твердить, что каждый человек уникальный и единственный в своём роде, и при этом загружают нас в эту Систему, у которой один стандарт на всех, меняются только лица наших «жертв». А работает это, думаю, потому, что они могут повторять процесс так называемой реабилитации бесконечно, пока ты наконец не сдашься. Когда уже все, кому ты типа причинял зло в жизни, закончатся, они начнут сначала. И ещё раз, и ещё — пока ты не загнёшься и не осознаешь себя полным ничтожеством. Я-то знаю, я тут видел уже таких, да и мои персональные образы тоже пошли уже по второму кругу. А не сработает — могу поспорить, это только один из этапов и вариантов! Я, правда, далёк пока от раскаяния, как видишь — тут они просчитались, вот что я скажу: старину Уоррена Томпа не так-то просто размягчить! Аргза в его рассуждениях ничего полезного для себя не услышал, но продолжал внимательно наблюдать за его поведением. Он подметил, что блеск из мечущихся туда-сюда глаз так не исчез, подметил и резкие, суетливые жесты собеседника, и мимику, какую-то дёрганую, словно его пробирал нервный тик, и то, что говорил он так быстро, будто не мог остановиться по своей воле. У Аргзы от его трескотни ещё сильнее разболелась голова, и он, перебивая, одной рукой схватил его за шиворот, другую требовательно протянул к нему ладонью вверх. Система на это не среагировала: он уже успел выяснить, что она читает мысли не напрямую, а только улавливает степень их эмоциональной окраски. Если совершенно спокойно думать о плохом, она это не распознавала. — Ты что-то принимаешь, — сказал варвар тихо, со значением глядя Уоррену в лицо. — Какая-то наркота, судя по всему. И она неслабо тебе помогает сохранять бодрость. Так вот: мне не помешает сейчас чуток взбодриться. И либо ты делишься добровольно, либо я заберу сам. Уоррен вновь прищурился, нисколько не испугавшись. Ухмылка его стала ещё более понимающей. Скорее всего, никакой особой опасности он для себя не ощутил, так как если с мыслями обмануть Систему прокатывало, то уж прямое действие Система наверняка сможет предотвратить, каким бы спокойствием оно ни сопровождалось. — О, да про тебя, я вижу, не зря ходили такие страшные слухи, а, братан? — он издал неприятный смешок, после чего вынул из-под потрёпанной ветровки плотно завязанный мешочек с чем-то рассыпчатым внутри. — На вот, смотрю, ты просёк фишку… Для славного Паука — бесплатно! Пользуйся на здоровье! Аргза отпустил его. Развязал мешочек, осторожно понюхал содержащиеся внутри тусклые гранулы — его обдало сильным запахом ментола и чего-то ещё, нераспознаваемого и мерзкого, спрятанного за освежающим ароматом. В обычных обстоятельствах Аргза посчитал бы это не самым годным товаром, но выбирать сейчас было не из чего. — Мощная штука, — пояснил Уоррен в ответ на его подозрительный взгляд искоса. — Особого кайфа не доставляет, это да — но она и не для того. А для того, чтоб иметь возможность выходить из-под контроля грёбаной Системы и грёбаных чумных хиппарей. Я тут всем встречным раздаю понемножку, продвигаю, так сказать, дело революции. Но остальным — платно. Я брал бы деньги, но ты же понимаешь, никаких денег тут не раздают заключённым, поэтому я беру с них обещания. И клятвы верности иногда. Собираю себе подчинённых, братан. Если мне и кому-нибудь из них удастся вырваться, то я соберу неплохой костяк из верных псов. А тебе — бесплатно. Ты сам решишь, присоединиться ли ко мне позже. В любом случае, — добавил он уже чуть менее самодовольно, видя, что Аргза перестал слушать и приготовился попробовать содержимое мешочка. — В любом случае, я должен предупредить: это довольно неприятно. Даже больно. Ты, это, поосторожней. Аргза рассмеялся ему в лицо — и опрокинул в себя сразу внушительную горсть гранул. Безликое слово «боль» для того, что с ним происходило дальше, подходило разве что весьма отдалённо. Казалось, что все кровеносные сосуды в нём одновременно взорвались, нервы буквально взбесились, мозг вскипел и расплавился за одно мгновение. На его глаза опустилась красная пелена, лишив его зрения, а шум крови в ушах отрезал и слух; зато обоняние, как никогда обострённое, вдруг наполнило окружающий мир такими яркими запахами, что остальные органы чувств разом перестали иметь значение. Когда боль улеглась, она забрала с собой и сознание — после Аргза так и не мог вспомнить, что делал или говорил, если сохранил ещё в таком состоянии способность к членораздельной речи. В его памяти сохранились лишь какие-то обрывочные ощущения, окрашенные все без исключения в насыщенно-красный. Когда он очнулся, то обнаружил себя сидящим под деревом и жадно пожирающим какую-то средних размеров тушку, которую не удосужился даже приготовить. Выглядел он, наверное, при этом даже более дико, чем обычно, Аргза с лихвой мог себе это представить — с другой стороны, тушка всё равно была наполовину съедена, а собственное тело ломало так, что даже развести костёр сейчас казалось недостижимой роскошью. Так что Аргза разумно решил, что надо бы запастись сил, и продолжил трапезу — случалось ему есть вещи и похуже, чем сырое мясо непонятного животного. — Главное, — послышался откуда-то со стороны голос Уоррена, — чтобы это не была человечина. В прошлый раз я принял эту штуку рядом с одним парнишей… Так вот, пришёл в себя я тогда, когда меня поджарило током из-за того, что я грыз руку этого парниши, а он пытался от меня отбиться. Причём ток был его, а не мой, смекаешь? Аргза, задумчиво обгладывающий кость, покосился на него с лёгким раздражением. Уоррен еле переставлял ноги, блеск из его глаз ушёл — тоже, видимо, принял дозу и теперь испытывал, как и Аргза, муки отходняка. Не спрашивая разрешения, тот присел рядом и, оторвав себе кусочек мяса, начал вяло жевать. Аргза внимательно наблюдал. — Когда ты говорил о шансе выбраться — звучало так, как будто у тебя есть план. Как бы сильно ни презирал он работу сообща — даже он понимал, что в данном конкретном случае одной силой не обойтись. Никакого влияния, кроме непосредственно ухудшения настроения и самочувствия, на него пока эта «реабилитация» не оказала, и он мог поручиться, что не окажет и дальше — вся эта хренотень с «почувствуй себя в шкуре жертвы» была, может быть, и достаточно эффективной для каких-нибудь слабаков, но не для него. Однако он не мог не признать, что имел лишь приблизительное представление о том, что в таких обстоятельствах он мог бы сделать, чтобы выбраться с надоевшей ему до чёртиков планеты к нормальной жизни. Честно говоря, он ненавидел Эрландерану так глубоко и сильно, что был готов уже почти на что угодно, лишь бы покинуть её. Уоррен проглотил мясо и снова ухмыльнулся, закинув руки за голову. — План? Ну, что-то типа того, братан, ага. Эта штука — ты уже видел, на что она способна. Начисто вырубает и мозги, и то, что в эти мозги нам засунули для контроля. Остаются даже не инстинкты, а что-то… ну, более звериное, что ли. Я раздал заветного лекарства уже достаточно, так что… сам понимаешь. Вот ещё немного раздам — и можно будет планировать что-то вроде большого бунта, сечёшь? У них тут массовый телепорт есть. Только, конечно, выбраться из леса ещё надо – но это пустяк, что-нибудь соображу. Затем опять был закат — и ещё один сон, в котором к компании ждущих его родственников (Аргза с неким злорадным удивлением полюбовался на Конрада в белых одеждах, отметив, что с братцем Система изрядно просчиталась) добавилась вдруг Хенна. Если кузен и родители в эрландеранских тряпках его забавляли, то Хенна без единого красного или рыжего пятнышка в одежде, с расчёсанными отросшими волосами и счастливой улыбкой, в которой не присутствовало ни намёка на прежний вызов — такая Хенна его расстроила, потому что он помнил её совсем другой, и предпочёл бы, чтобы такой она в его памяти и оставалась. Немедленно обругав себя за сентиментальность, он подошёл ближе к костру — и увидел, что едят там не мясо, как могло бы показаться по запаху, а какой-то овощной суп. Запах же, видимо, был только приманкой. Возможно, предполагалось, что эти сны будут служить «пряником» при получении дневного «кнута» в виде поучительных столкновений с собственными воспоминаниями и что во время них пациент будет чувствовать себя окружённым заботой и любовью, буквально как дома — и начнёт, как следствие, раскаиваться с двойным усердием во всех совершённых прежде злодействах и преступлениях. Вот только Аргза, продолжавший игнорировать искусственное душевное тепло, облучавшее его от костра сродни какой-то мощной радиации, на уловку не попался. Разозлившись ещё больше, он сплюнул на траву — и проснулся от очередного электрического разряда, на пару часов лишившего его возможности нормально передвигаться и о чём-либо думать. Ещё день прошёл как в тумане. Уоррен держался к нему всё так же раздражающе близко, как рыба-паразит возле акулы. Пару раз он исчезал, а потом появлялся либо подавленный после встречи с очередным големом, либо обдолбанный в хлам. Аргзе ни разу так и не удалось увидеть лица его кошмаров, да и видел ли Уоррен приходящих к нему — оставалось загадкой. Тем временем число тех, кто так или иначе стал когда-либо объектом его насилия, не подошло и к половине от общей суммы, и до этого Аргза и не задумывался, сколько же на самом деле людей в своей жизни пустил в расход. Не то чтобы эта цифра его как-то огорчала — подвести итог было даже как-то приятно. Ночью к Хенне и членам семьи присоединился Лиам, единственный, кому эта атмосфера общего благодушия и спокойная радость в глазах хоть как-то шла. Аргза проснулся и сказал ошивающемуся рядом Уоррену: — Я знаю, как выбраться из леса. Остальное на тебе и на твоей наркоте. К его удивлению, задумка не провалилась на начальных же этапах. Стоило заявить Системе: «Я хочу выходной» — и его вырубило, а по пробуждении он обнаружил себя в том доме, где жил до попадания в лес. Конечно, там уже играла надоедливая музыка, и, конечно, в окна уже заглядывали лица любопытных местных, пришедших, видимо, опять ему посочувствовать. «Уважаемый пациент, мы рады сообщить Вам, что у Вас есть сутки на перерыв в лечении. Пожалуйста, помните, что необходимость соблюдать озвученные Вам правила нахождения в Системе по-прежнему присутствует. Удачного вам дня». А Аргза подумал: по этой наивности, по этой бреши, которой в такой программе быть не должно — сразу видно, кто эту программу создавал. Его он и собирался навестить. Хранитель Знаний читал очередную проповедь — или как это у них там называлось, что-то вроде пресс-конференции? Во всяком случае, он что-то вдохновенно говорил, а его с нескрываемым восторгом слушала собравшаяся толпа из местных и летающие камеры, передающие трансляцию куда-то к другим таким же сумасшедшим народам. Аргза, оставаясь в тени, прислонился спиной к стене ближайшего здания. Мельком он осмотрелся: если это была городская площадь — а где ещё была бы установлена сцена для выступлений? — то ни ратуши, ни чего-либо похожего на рынок здесь не наблюдалось, и это было ещё одним показателем того, до какой степени ненормально у них тут всё устроено. — …и, безусловно, я не могу обойти вопрос образования, — прислушался Аргза. — Мы все знаем: то, что мы хотим видеть в людях, то, какими они должны стремиться стать — всё это закладывается уже в детстве. Я сам был свидетелем того, как неправильное взросление может… стать причиной не лучших перемен в личности. И в связи с этим мы должны позаботиться о новых образовательных программах. У меня уже есть несколько разработанных планов, о которых я скажу позже. С другой стороны, общее количество бездомных и сирот в мире ужасающе печально. Это тоже — дети, и это тоже наша забота. Аргза смотрел на него, залитого солнцем и вниманием, улыбчивого и в то же время серьёзного. Иногда Сильвенио махал руками и приосанивался, сам того не замечая, когда говорил о чём-нибудь особенно будоражащем, иногда, напротив, ссутуливал плечи и хмурился, затрагивая некие очень личные для него темы. Один раз на сцену откуда-то запрыгнула лесная белка — Сильвенио, не прекращая говорить, наклонился погладить её. Временами он поворачивался на дуновения ветра, менявшего направление, и на секунду прикрывал глаза — рот его при этом не переставал работать. Аргза видел: Сильвенио счастлив здесь – и даже больше, несмотря на все невообразимые трудности, которые он сам перед собой ставил во имя выполнения своей нелепой задачи. Он рассказал как-то Аргзе уже после прибытия сюда, что тогда, будучи раненным магией Близнецов и загадывая Сердцу Вселенной своё Желание (правда, так и не пояснил, в чём оно заключалось), он и не думал, не надеялся даже, что в результате не только выживет, но и вернётся домой. И теперь, должно быть, старался ловить буквально каждое мгновение этой нежданной удачи. И теперь Аргза понимал: всё то время, пока он думал, что после своего отпуска в месяц длиной Сильвенио смирился наконец и с ним, и со своей жизнью на корабле — всё это время эрландеранец продолжал тосковать по родине и свободе. А Пауку-то казалось, что он сумеет удержать его подле себя. — Я, возможно, в чём-то сегодня повторяюсь, — подвёл итог своей речи Лиам тем временем. — Однако я хочу, чтобы вы поняли: это действительно важно. И я знаю, что мы можем это сделать. Мы можем сделать жизнь мирных граждан — безопасной. Мы можем сделать лучше отношения между государствами и народами. Сделать правительства — честными. Высшую медицину — доступной для всех. Органы правопорядка — справедливыми. Мы можем устранить проблему преступности. Дать людям необходимые знания. Повысить общее качество жизни. И многое, многое другое. И я… — тут он запнулся, неожиданно наткнувшись взглядом на фигуру варвара в отдалении, моргнул удивлённо и только затем продолжил. — Я осознаю, что это звучит точно так, как звучат обычно обещания политиков, но… Но я говорю правду. Потому что корень всех бед — не снаружи. Не во внешнем устройстве, не в форме организации чего-либо. А в человеческих сердцах. Внутри нас. Пока мы не научимся сознательно заботиться о благе друг друга — любые внешние реформы будут бесполезны. И мы… я и мой народ, которому я бесконечно благодарен. Мы всего лишь создаём необходимые условия для того, чтобы люди сами захотели меняться. Камеры выключились и аккуратно осели на сцену за ненадобностью, местные жители сдержанно хлопали, хотя наверняка слышали такие речи от своего Хранителя Знаний не в первый раз. Тот же, минуя начавших расходиться сородичей, нерешительно подошёл к Аргзе и поднял на него виноватый, беспокойный взгляд. — Здравствуй, Аргза. Как твои дела? Тон его тоже определённо нёс в себе оттенок вины, и смотрел Лиам так, будто ожидал, что Аргза сейчас завалит его упрёками. Этого он, разумеется, делать не стал, однако не удержался от того, чтобы мимоходом огрызнуться: — Как мои дела? Да охренительно, мать твою, лучше не бывает! Неправильное решение: виноватый взгляд тут же сменился осуждающим. Сильвенио вежливо кивнул и, пробормотав что-то о том, что ему нужно идти, развернулся спиной. Это казалось таким странным и неправильным — сводить общение с этим занудой всего к паре фраз. Аргзе не хватало его до безумия, хотя Лиам и изменился практически радикально. Это был больше не тот послушный, сочувствующий всем и вся мальчик, который служил ему больше десяти лет — но Аргзу всё равно тянуло к нему, даже к такому — к любому. Он вдруг только сейчас ощутил, как на него резко навалилась неподъёмным грузом усталость за все эти дни. Одним движением он сграбастал Лиама в охапку и прижался носом к его макушке, вдыхая душистый запах его волос и понимая не менее внезапно: ничего на самом деле не изменилось, всё осталось по-прежнему, кроме обстоятельств, и запах этого глупого мальчишки, едва уловимое тепло его тела, ощущение его вздымающихся в такт дыханию маленьких плеч под ладонями — всё это, как и раньше, неизменно служило каким-то необъяснимым лекарством для Аргзы от всего, что с ним происходило. Лекарством, правда, очень своеобразным. — Аргза… — Лиам выпутался из объятий и вновь посмотрел на него, словно почувствовав перемену в его настроении. — Мне так жаль… я не хотел, чтобы до этого дошло. Ты — ты сам виноват. Я просто… не знал уже, что делать. Но ты ведь понимаешь?.. Это совершенно не входило в мои планы. Я надеялся… я уже много раз говорил тебе, на что я надеялся. Я действительно не хотел. Я разрабатывал Систему Коррекции Личности не для тебя. И мне не нравится, что там тебе причиняют боль: в конце концов, даже отбросив моё личное к тебе отношение и тот факт, что мы связаны… даже тогда я не могу отрицать, сколько ты для меня сделал и скольким я тебе обязан. Поэтому… поэтому я… я спрошу в ещё последний раз. Ты не хочешь измениться, Аргза? Я мог бы — мог бы снова взять тебя под своё покровительство, если только ты пообещаешь мне… Аргза прикрыл глаза. Всё было даже легче, чем он думал: не понадобилось даже самому заводить об этом разговор, Лиам предложил всё сам. Вот что не изменилось никоим образом — эта потрясающая наивность, так и не выветрившаяся из эрландеранца с самого детства, когда тот практически без сомнений подал свою маленькую ладошку малознакомому пирату и позволил увести себя на чужой корабль. Какая-то часть Аргзы испытывала сейчас смутный дискомфорт от того, что он собирался этой наивностью воспользоваться, как и тогда — странно. Аргза прогнал от себя это несвойственное ему чувство и списал всё на последствия «реабилитации». Он был и оставался пиратом даже сейчас, лишённый корабля, команды и даже собственного оружия, и он собирался оставаться им всегда. А пираты никому и ничего не должны, так? — Тогда ты тоже должен мне кое-что пообещать, Лиам, если я соглашусь, — он положил руку ему на шею сзади древним доверительным жестом. — Твоё место — рядом со мной. Если ты хочешь, чтобы я менялся — действуй сам, а не через посредников. И не читай мне лекций, ты прекрасно знаешь, как меня это бесит. Просто будь в пределах моей досягаемости. Уж если я – твоя ответственность, — варвар криво усмехнулся, осознавая всю нелепость этой фразы, — то, будь добр, не сбрасывай её на чужие плечи. Мне не нужны ни твои книжонки, ни твои фильмы, ни твоя дурацкая мораль. Ни, тем более, твои чёртовы сектанты. То, что мне нужно… — он провёл кончиками пальцев по его затылку, не договорив, и вложил в этот жест всю ту искренность, которой до конца на словах поделиться не мог. — Ты понимаешь? Позже, много позже Аргза будет вспоминать это мгновение как одно из самых странных в его жизни: когда вроде бы ещё ничего не произошло, когда всё ещё вроде бы замечательно — и в то же время всё уже предопределено. Чистые, ясные глаза Лиама, загоревшиеся вдруг робкой счастливой надеждой и наполненные солнечным светом, по-детски яркая улыбка на его лице, его руки, ответно потянувшиеся к пирату — вот что Аргза запомнит. И ещё — лёгкое, почти незаметное, эфемерное собственное сожаление: «Нет, Лиам, не в этот раз и никогда». Сильвенио кивнул серьёзно: — Хорошо. Я думаю, твои претензии справедливы. Я… я обещаю тебе, что буду рядом. Что не отвернусь от тебя. Аргза чуть улыбнулся; глаза варвара были темнее обычного и хищно блестели. Система, всё ещё следящая за вспышками его агрессии, ничего не заметила, как и Сильвенио. Каков создатель, таково и творение, верно? — Тогда я обещаю, что… постараюсь взглянуть на всё это с твоей стороны. Похоже, время для перемен и впрямь настало. Это я признать могу. Сильвенио думал, что оба говорят правду; Аргза думал, что врал только он. Но, конечно, лгали на самом деле оба.