Записки о северной войне

      Темерия нежно протянула свою тонкую руку к закрытому полотнищем древку его знамени… она протянула свои маленькие пальчики к его шее, белой и крепкой, как астрономической башня. Нильфгаард положил ладони на два крепких, как краснолюдские щиты, полушария ее астролябии. Его бедра медленно подались вперед, словно тяжелый линкор, застрявший во льдах. Нильфгаард протянул руки к ней, как сам Солнцеликий к северным территориям. Темерия по-женски аккуратно двинулась навстречу воротам наслаждения, словно одинокий нордлинг, смирившийся со своей судьбой. Северные территории набухли и вздыбились, как пришпоренная Плотва, всецело отдавшаяся на растерзание Васильку. Темерия почувствовала, что его артиллерия вздымается вверх, к Великому Солнцу, и поняла, что её так тяжело отвоеванные территории в опасности.       Между тем Нильфгаард решил вертикально выразить свои горизонтальные дипломатические желания и, словно правитель, вычеркивающий государство с политической карты, небрежно скинул лямку с упругого, как персик, плеча Темерии. Она попятилась, как подбитая петрария, неожиданно для себя ощутив спиной стену, словно войска Яна Наталиса у границ Новиграда при молниеносной атаке черной кавалерии на их неприкрыто зовущие тылы. Он любил ее так пылко, как генерал любит молодого солдата, которого ему вот-вот придется оторвать от латной груди и бросить хрупкое юное тельце в атаку, и желал как можно быстрее захватить её, подчинить своей воле.       — Я… я знаю, кто ты, — заговорчески пролепетала Темерия.       — Скажи это вслух.       — Ты… ты безжалостный захватчик, поработитель северных земель и вообще отвратительная личность.       — Нет, я самое обычное и в меру амбициозное государство.       — Больной ублюдок! — вскрикнула она и отпрянула.       Он медленно склонился к ее белой, как яичная скорлупа, тоненькой шейке и провел по ней языком, оставляя на коже #влажнуюдорожку амбиций Солнцеликого.       — Мои вкусы весьма специфичны, ты не поймешь… — грустным тоном заметил Нильфгаард.       — Посвяти же меня в них!       — Я люблю, как кони, понимаешь, ну…       Глаза Темерии округлились и стали похожи на походный бинокль.       — Ну, как кони, скакать по полю, в пылу битвы убегая от тысяч орущих человеков, которые пытаются друг друга поубивать...       Не выдержав, он резко приблизился и обхватил остолбеневшую Темерию одной рукой. Его пальцы погрузились в пучину ее волос, черных, как знамена его армии, нежных, как солдаты короля Фольтеста, которые только вчера перестали носить платья и каблуки, и шелковистых, как краснолюдская борода. Темерия выгнулась соблазнительной дугой, выпятив вперед две округлые половинки скеллигского шлема, отчего вторая лямка короткой вспышкой соскользнула с ее плеча.       Вот он, момент триумфа! Ещё никогда латы нильфгаардских офицеров не сияли так ярко, ещё никогда знамёна не развевались так сильно, как в тот момент, когда вся Темерия предстала перед непобедимой армией совершенно нагой. «Темерским войскам не впервой сверкать голой жопой», — сказал бы маршал Коегоорн.       — Сдавайся, — сдавленно пророкотал захватчик, давя на плечи Темерии, впиваясь когтями в ее нежную кожу, — на колени, север!       Непоколебимый, некогда независимый север только сейчас осознал трудность возникшей ситуации. Темерия встала на колени и открыла своё дуло как можно шире. В голове у Нильфгаарда бушевал пожар, потушить который не могла бы вода всех северных рек…       Север склонился! Сначала его лишат независимости, потом заставят принести вассальную присягу, потом его монарху придется отдать часть своего личного аллода императорскому двору в опричину, а в конце сложить с себя должность главнокомандующего…       — Но сначала, — хищно улыбаясь и расстягивая слова, проговорил Нильфгаард, — перед вассальной присягой… тебе нужно облобызать имперские регалии. У нас так по церемониалу положено!       — Да, мой повелитель, — хотела ответить Темерия, но у нее получилось только: «фа фой пофефитефь».       Согласно простейшему этикету, разговаривать с набитым ртом — некультурно, но этому не учат в провинциальных северных деревнях, так что нильфгаардская армия продолжала ощущать некое подобие сопротивления, в народе называемого «партизанской войной». Но чем дальше продвигались войска вглубь вотчины нордлингов, тем болота и топи все больше и больше обволакивали их приятным и теплым ободом.       И, в конце концов, сопротивление приняло единственное верное решение — попытаться договориться с захватчиком дипломатическим способом. Язык перестал ерничать и отнекиваться от обсасывания политической ситуации, а зубы если и задевали, то сбоку и едва ощутимо.       Солнцеликий был доволен. Впервые за долгий период непрекращающихся военных действий его армия смогла подчинить себе Темерию. Но победа в сражении не означает победу в войне, потому нильфгаардская армия напряглась и, грубо прервав дипломатический акт, разорвала всяческие отношения с подчиненным, рабским государством. Необходимо было полностью овладеть Вызимой, чтобы потом проложить себе пусть в Новиград. Чтобы распахнуть ворота Вызимы и выйти к водам вызимского озера, нужно было сначала расчехлить длинную легкую пушку и разбить главные городские ворота в щепки. Владыка мира прекрасно знал, что не всегда всё решает сила оружия, в дипломатии не менее важно уметь работать языком.       Потерев свой Туссент, он решил прибегнуть к аналогичному дипломатическому ходу. Границы северных княжеств открылись его взору, и его накопившаяся дипломатия прильнула к вожделенному. Вызимское озеро едва не затопило не только всю Темерию, но и окрестные княжества: его берега, согретые Великим Солнцем, были горячими и мягкими, и так и манили разместить между ними артиллерию. Из бушующих недр Темерии вырвался громогласный стон.       Под суровым нильфгаардским напором Вызима содрогнулась, пламенно откинув голову назад, а значит можно было приступать к полноценному слиянию с её границами. Озеро практически вышло из берегов, и само Великое Солнце повелело начать полномасштабный захват. Поскольку речь еще не шла о Редании, штурмовать можно было с верхних ворот. Крепкая армия строем вонзилась в недра Вызимы, безжалостно разнося всё на своё пути, оставляя за собой лишь амбиции Солнцеликого. Теперь оставалось лишь совершать поступательные движения, растирая в пыль хрупкие границы государства, чтобы обосноваться там полностью. Темерия уже не пыталась сопротивляться и только тихо постанывала в такт своему национальному гимну, грустно играющему вдали…       Она жаждала его прикосновений, как Лютик — поэзии, как Геральт — путешествия, как Золтан Хивай — повода надраться до зеленых боболаков. Ее желание было еще огромнее, чем Дервля Трыффин, если вообще может быть что-нибудь огромнее женщины, которая сумела застрять в императорской карете. И когда акт политической прелюдии закончился, солдаты нильфгаардской армии буквально растеклись по новой захваченной территории.       — Я самая верная поданная короны… — послышался тихий стон со стороны Темерского королевства, свернувшегося калачиком на географической карте нильфгаарда.       Пока Нильфгаард просиживал булки в Вызиме, свирепая по несколько дней раз в месяц Редания планировала отчаянное нападение. К несчастью, административно-территориальное устройство не позволяло ей растянуться так, чтобы вместить в себя амбиции Солнцеликого… Да и рваться-то, собственно, не хотелось. Посему было внесено гениальное политическое предложение — дать бой в местах основания Петербурга на болотах.       — Выходи на бой, чудище нильфгардское! — воскликнула Редания, потрясая мечом, — клянусь Вечным Огнем, мой клинок войдет глубоко! Я не так слаба, как какая-то Темерия, я тебе покаж…       Она не успела договорить, так как плюхнулась с кочки в воду и тут же вынырнула, отфыркиваясь от тины. Солнцеликий бросился в воду, искренне надеясь выловить северное княжество в полном бесчувствии. Однако оно пищало, брыкалось и орало что-то на истинно-матерном языке. Нильфгаард опешил и, по всей видимости вдохнув лунной пыли, решил брать мокрую и вонючую Реданию голыми руками. Оголив всю политическую сноровку, он приставил огненного скорпиона к её Велену и пошел в атаку. Редания пыталась очистить от тины глаза, как вдруг услышала рядом с собой громкий плюх: что-то большое упало в воду.       — Черный засранец! Нелюдь! Я найду тебя!!! — прокричала она, рванувшись вперед. Не успела она красиво откинуть назад свои хоругви, как уткнулась носом в латный нагрудник, а нежным округлым Веленом во что-то…       — Вечный Огонь, у тебя там что… скорпион?! — вскричала Редания.       «Однако, Каэдвен насочинял, когда говорил, что все огромные амбиции — от плохой амуниции…» — призналась себе гордая северная страна, засветив латным кулаком пехоты по нильфгаардской роже. Огненный скорпион был действительно внушителен по меркам даже самого требовательного оружейника и артиллериста. У реданских войск аж баллиста проржавела от увиденного.       Может, свирепое северное княжество и сдалось бы на милость захватчика с юга, если бы вдруг со стороны леса не затрубил звонкий цинтрийский рог. Когда войска этого тоже небольшого и тоже свирепого княжества показались во всей красе, Редания уже лежала на одной из кочек кверху животом, тщетно отбиваясь от Нильфгаарда.       — Северная сестра!... Ты спасешь меня от этого черного ублюдка! Благодарю, благодарю тебя! Я так ра... — но Редания снова не успела договорить, ибо получила по уху древком цинтрийского копья. Южный захватчик был ловко схвачен за свое полуэльфское ухо, боль в котором заставила Нильфгаард живо слезть с реданских границ.       — Я, значит, военных действий по полгода не вижу, а он тут какие-то княжества независимости лишает! БЫСТРО ЗА ЛИНИЮ ДОЛЬ-БЛАТАННА-КАРБОН! И чтобы больше никаких заграничных походов!       Цинтра и в этот раз была неумолима. Обернувшись к своей самой весомой части, Нильфгаард увидел, как слёзы ревности подкатили к её бездонным глазам, как её лоб сморщился от сильного гнева.       — Я... я сейчас, дорогая, — неловко промямлил Нильфгаард. — Только ещё одну границу перейду и сразу домой, обещаю!       И она поверила. Как, впрочем, и всегда.