Terrorem Echoes.

      Я попал в это место в четырнадцать. Всё, что было до этого, я считаю не своим, чужим. Прошлое за пределами моих воспоминаний какое-то мутное, слишком яркое. Но я забываю его.       Интернат для трудных подростков стал для меня каким-то куполом, покинуть который означает остаться без кислорода, потеряться среди толп людей. Других людей.       На самом деле я не помню своих первых дней здесь. Да и они не важны. Могу сказать лишь одно: они дали толчок к формированию моих взглядов. Это твердо врезалось в мой мозг, как что-то непоколебимое. Знаете, как фанатики верят в своего бога? Именно так я верил этой мысли. Она была родной, я знал, что эта мысль моя. Поэтому ни за что не отвергал ее. Но это не столь важно.       Это был очередной день в этой шараге. Майский, знойный. Уже не первый такой май я проводил здесь. Он всегда ассоциировался с зеленью кустов сирени, теплым солнцем. Оно всегда грело мое лицо. Но в этот день казалось, что лучи буквально прожигают мою кожу. И от них некуда было спрятаться - за тень была борьба. Я не был сильным среди трудных подростков, поэтому даже не рисковал. Лучше сжариться, чем быть избитым.       С каждой минутой этот день казался мне всё жарче. Воздух буквально плавился на моих глазах и казалось, что я схожу с ума. В голове роились сотни мыслей. Звонок на занятия бил прямо в голову и хотелось кричать.       Все преподаватели интерната думали, что это учебное заведение исправит трудных подростков, выведет из них жестокость. Но я знал, что ненависть кипит у них в крови, что ей пропитан каждый миллиметр их тела. Это вызывало отвращение. Но я осознавал, что и сам стал таким со временем.       Из всех чувств, что я испытывал за свои неполные семнадцать, я больше всего любил испытывать ненависть и чувство справедливости. Ненависть была порождением той самой справедливости, а справедливость пылала ненавистью. Я жил этими чувствами.       После звонка прошло уже довольно много времени. Я в который раз оглядел кабинет. Одноклассники, которых разморило на солнце, казались сонными безобидными мухами. По помещению раздавалось тихое копошение - кто-то мучил ластик, кто-то писал в тетради закорючки. Но я знал, что они не безобидны. Что на самом деле из них вырастет невесть что: убийцы, насильники, психи. Вид их вызывал у меня отвращение до рвоты. Каждого из двадцати девяти. Меня передергивало только от одного их вида, даже от воспоминаний о них.       Было жаль лишь только учительницу литературы. Наверное, мы ее доконали за несколько лет.        Но ничего уже не изменить.       Раздался взрыв.