Heat of passion

      — Шерлок, постой!       Молли догнала уходящего Холмса еще прежде, чем он успел ступить на территорию небольшой уютной аллеи, чьи живописные дорожки с фонтанчиками еще с раннего утра подводили каждого пришедшего к оранжерее Голдни-холл, откуда сейчас, вечером, когда успешно скрывающая, принимающая в свои объятья детектива темнота, а также громкая музыка, что долетала, прокрадывалась в природную тишь из наполненного танцующей толпой праздничного зала, утаили ото всех столь спешный уход Холмса. Точнее, так думал последний, выходя на прохладную улицу, эффектно надевая и застегивая на ходу свое пальто. Сейчас, услышав зов своего патологоанатома, Шерлок удивленно остановился и обернулся к источнику звука. И вправду: к нему торопливо шла, неловко передвигая ногами, обутыми в явно чуждые Хупер туфли на каблуке, Молли. Вот такой поворот событий был удивительным даже для привыкшего знать все наперед Холмса. Он милостиво остановился, чтобы дождаться девушку, и мысленно поразился, как же это она, вроде бы не обладающая дедуктивными навыками, отследила, словно гончая на охоте, что «дичь» покинула свою норку и убежала. И это учитывая, что Шерлок, быть может, постыдным для него образом практически сбегая, напоследок лично видел танцующую и вполне себе безмятежную Молли; взглядом обнаружил ее глуповатый, но такой умильный желтый бантик в волосах, что так бросался в глаза и был словно бы отличительным сигналом, предназначенным специально для Холмса, и затем преспокойно покинул празднество, уверившись, что остался незамеченным. Но нет. Неужто Молли Хупер оказалась столь же проницательна, как и сам детектив, и куда более внимательной, чем Джон?.. Ведь даже лучший друг не обнаружил ухода Шерлока, будучи слишком занятым своей женой.       Сердце детектива, которое, вопреки слухам, все же у него присутствовало, неприятно сжалось от последней мысли. На мгновение Холмс прикрыл глаза и болезненно нахмурился, злясь на нелепые сантименты, секундным рабом которых он оказался. Но, к счастью, ключевое слово — секундным: когда Молли, наконец, достигнув своей цели, подошла и остановилась рядом с детективом, тот встретил ее практически спокойным взглядом, лишь слегка удивленным.       — Почему ты ушел, Шерлок? — спросила девушка, заботливо заглядывая в лицо детективу.       Такой ее взгляд очень часто вызывал у Шерлока раздражение, но не сейчас. Он был… рад, что она здесь? Не ясно. Но определенно не против ее присутствия рядом.       — А почему ты ушла от жениха, Молли? — с легким укором, но и с намеренно добавленной смешливой интонацией, чтобы не напортачить и ненароком не задеть патологоанатома, как это обычно вольно или невольно выходило у детектива, спросил ее в ответ Шерлок.       И все же Молли неодобрительно нахмурилась. Обеспокоенно. Уязвимо. Быть может, в ее голове сейчас мелькнула мысль, зачем она и вправду покинула праздник, пошла за ним. Для чего? Он же такой неблагодарный, язвительный.       — Я подумала, что… что тебе я нужнее,— неуверенно произнесла она, судорожно обхватив руками свои хрупкие плечи.       Она вся сжалась, устремив на Шерлока неуверенный и хмурый взгляд исподлобья, и в этот момент, — детектив был в том уверен, — оба они подумали об одном, прокрутили в голове касающееся лишь их двоих, секретное и в чем-то трогательное воспоминание о состоявшемся два года назад в одной из лабораторий больницы святого Варфоломея разговоре, таком откровенном и трепетном. Тогда, помнится, Шерлок сказал Молли, что она нужна ему... Да, нужна. Но, — не ясно, к счастью или наоборот — к несчастью, — Шерлок уже давно перестал быть эгоистом… Хотя нет. Он — прежний, лишь слегка изменившийся, понявший ценность друзей и близких и потому решивший оставить Молли в покое, не смотря на его явную нужду в ней, которую детектив с большой неохотой, но все же вынужден был признать. Вот только он подумать не мог, что его патологоанатом, которую он уже мысленно отпустил, окажется настолько преданной и, зная о своей надобности Шерлоку, прибежит именно к нему и покинет ради этого своего избранника, жалкую пародию на детектива, которая была выбрана Молли в надежде создать для самой себя иллюзию присутствия Шерлока рядом. Что ж, ход и вправду неплохой: кудрявый, с шарфом и в пальто, Том походил на знаменитого сыщика и при этом проявлял те качества, которые Хупер, быть может, хотела бы видеть в Шерлоке: доброжелательность, приветливость, легкость в общении… Но, Боже, какой же Том глупец! Шерлок не мог с этим смириться. И Молли, что с тихим злорадством подметил Холмс еще во время свадебного банкета, тоже.       Шерлок задумчиво пробегался синими внимательными глазами по лицу Молли, думая, что ответить, когда внезапный порыв вечернего ветерка, прошмыгнув мимо, бессовестно подхватил прядь каштановых волос девушки, и та, повторно поежившись, втянула шею в плечи и еще крепче ухватила их, сжав кожу в своих ладонях. Холмса в этот момент омыла волна полного осознания собственной глупости. Все так элементарно! Молли холодно стоять на холодном вечернем ветре, а он, как последний идиот, ищет тому сентиментальные объяснения, построенные на теориях о том, что девушка сжалась от внутренне охвативших ее воспоминаний.       Тихонько цокнув языком, Шерлок с раздражением, адресованным на самом деле самому себе, но направленным якобы на Молли, произнес, резко стягивая с себя любимое Belstaff:       — Как ты могла так неблагоразумно выбежать, даже не прихватив верхнюю одежду?       Холмс в два шага оказался за спиной Молли и быстрее, чем последняя успела проследить его действия, накрыл покрывшееся мурашками и подрагивающие плечи патологоанатома теплой, согретой телом детектива тканью пальто.       — Спасибо,— ошеломленно прошептала девушка, благодарно укутываясь в одеяние Холмса, а последний лишь скептически хмыкнул.       — Поосторожней с ним.       Сам оказавшийся в одном парадном костюме, Шерлок, опустив взгляд, обнаружил прикрепленную булавкой к пиджаку бутоньерку и, с раздражением оторвав ни в чем не повинную вещицу, отбросил ее в темноту: утром кто-нибудь найдет да подберет, но этим некто будет уже точно не он.       — Надеюсь, ты выбежала сюда не затем, чтобы спросить «как ты»? — поинтересовался Шерлок у Молли, выразительно приподняв брови.— А то ведь ты знаешь мое отношение к подобным вопросам, и, если твоей целью было спросить именно подобную глупость, придется тебе вернуть пальто.       — Эм… нет,— отозвалась Хупер неуверенно, и сразу стало ясно, что с подобного осведомительного вопроса касательно состояния Шерлока она и хотела начать разговор.       Холмс тяжело вздохнул. Вот что бы он сделал раньше, будучи он прежним самим собой? Легкая задачка: мягко говоря, отослал бы девушку туда, откуда она пришла, и при этом ему уж точно было бы плевать на то, что она мерзнет. Мысль, что он отдаст ей свое пальто, показалась бы ему и то просто невероятной. Сейчас же он не только проявил заботу — предложил Молли руку, поражая этим благородным жестом не только себя, но и девушку, которая с отрадой и нескрываемой радостью вложила руку в гостеприимно раскрытую, упоительно мягкую и приятную ладонь детектива, испытав явное облегчение от того, что у нее не отняли пальто и не прогнали прочь, словно потерянного уличного щеночка. Молли была так польщена тем, что ее компанию согласилась принять столь дорогая и значимая для нее особа, а сам Шерлок… Ох, он чувствовал себя мерзко, осознавая, до чего он умудрился довести девушку, раз сумел так осчастливить ее, просто взяв за руку. Сантиме-е-енты. Глупые чувства, бредятина и по совместительству, что очень угнетало Холмса последние дни, — враг, который постепенно начинал брать верх над ним.       Шерлок и Молли, особо не размышляя о том, куда они направляются, шагнули вперед, солидарно решив, что встречающая их тьма маленького парка с уютными скамеечками выглядит довольно притягательно.       — Ты… расстроен из-за Джона? — осторожно спросила Молли спустя мгновение.       — Нет. С чего бы? — отозвался Шерлок непробиваемо ледяным голосом, даже не взглянув в сторону Молли, выражение лица которой можно было угадать, даже не пытаясь вглядываться для этого в темноту: тревожность, грусть, сочувствие.       Они как раз, следуя на звук тихого плеска воды, словно как герои знаменитого древнегреческого мифа, ведомые путеводной нитью Ариадны, что должна была вывести их из бесконечного лабиринта, вышли к одному из миниатюрных фонтанчиков, когда Молли спросила:       — А почему же тогда ушел?       — Моя роль самого лучшего шафера всех времен подошла к концу,— Шерлок небрежно пожал плечами.— Легендарная речь, поимка убийцы, еще одно гениальное заключение касательно, так сказать, здоровья Мэри и, наконец, финальный выход с душе раздирающим вальсом. Более я не был нужен.       — А я уверена, что Джон и Мэри…       — …прекрасно развлекаются и более не обременены присутствием социопата, который того и гляди может унизить кого-то из гостей.       Шерлок говорил насмешливо, слегка презрительно, скрывая ту истинную ранимость, которую он ощущал на самом деле, изрекая столь болезненную правду. Но от Молли он не сумел эмоционально закрыться. Аккуратно присев на краешек фонтана, она самозабвенно коснулась пальчиками плещущейся сзади нее слегка теплой воды и с беспокойством и трепетностью заглянула в лицо детектива, который, остановившись напротив нее, надел на лицо свое типичное выражение упрямца и засунул руки в карманы брюк, привычно хмурясь и глядя на патологоанатома с напускным раздражением. Ему не нравилось, что она так легко читала его. Она не имела права. Это он среди них двоих Шерлок Холмс, как никак. Это он читает людей, как открытые и довольно заурядные книги.       — Но ты был таким печальным, когда играл вальс,— заметила Молли.       Точно. Холмс помнил: все гости смотрели на танцующих Ватсонов, и лишь одно лицо было устремлено в его сторону. И то было вполне логично и объяснимо, ведь Молли единственная видела его. Могла видеть его грустным.       Холмс презрительно повел бровью: он все еще пытался спрятаться под маской язвительности и знакомой всем холодности от печального и озабоченного взгляда Хупер, чьи глаза подозрительно поблескивали в темноте, словно звезды, что уже давно появились на непроглядно темном небе.       — Сантименты,— изрек Холмс с досадливым вздохом.— Просто состояние аффекта, быть может. Но, скорее, просто ошибка. Дефект. Временная слабость.       — Почему ты называешь все естественное ошибкой, Шерлок?       — А почему ты пришла ко мне? — с улыбкой спросил Холмс, повторяя недавнюю интонацию девушки.— Неужто затем, чтобы поговорить о сантиментах с ожесточенно отрицающим их надобность человеком?       — Не знаю, — ответила Молли честно и тоже улыбнулась.       Мягко. По-доброму. Улыбки не было видно в темноте, зато чувствовалось душевное тепло, которое одновременно с мимическим жестом Молли, словно отделившись от девушки, выскользнуло наружу, соединилось с прохладным ветерком, который, подхватив его, услужливо прилетел вместе с ним Шерлоку в лицо, колыхнув кудри и обдав знакомым с детства, но почти забытым позже, во взрослой жизни, незримым, определенно существующим, но не поддающимся конкретной характеристике ароматом любви... Жаль, что Холмс не способен к эмпатии…       Хотя нет, почему жаль? О чем это он? Бесчувственность — благо, защита, спасение от боли.       Подойдя к Хупер, Шерлок, отчасти безотчетно следуя ее примеру, уселся рядом и, обернувшись через плечо, взглянул на умиротворительно журчащую где-то рядом воду. Попытался взглянуть, но увидел лишь непроглядную тьму, которую захотелось, вытянув руку, потрогать. Почему бы и нет? Холмс опустил руку, поначалу ничего не почувствовал, еще ниже — ощутив «мокрый» холодок, коснулся поверхности воды.       Все было так нелогично… Эта мысль никак не отпускала водящего рукой по воде Шерлока, который еще четыре минуты назад был уверен, что вскоре окажется на родной Бейкер стрит, возьмет свою скрипку, прижмется к ней щекой, проведет по ее таким любимым им струнам смычком, а затем… почувствует такую невыносимую тоску, когда НЕ услышит гневных и торопливых шагов на лестнице, НЕ увидит сбегающего со второго этажа, потрепанного и злого Джона, который с криками «Какого черта, Шерлок! Сейчас ночь!» ворвется в гостиную, тем самым заставив Шерлока торжествующе улыбнуться, ощутив удовлетворение по поводу того, что разбудить и позлить лучшего друга вышло прекрасно, как и всегда. Вместо того, чтобы заняться воплощением представленных в голове картин, Холмс сидел здесь, наслаждался прекрасной ночью с самой нестандартной компанией — с Молли Хупер, девушкой, до этого безответно влюбленной в него, выбравшей себе другого спутника по жизни и сейчас зачем-то покинувшей этого самого "другого" ради Шерлока. Последний вопрос, кстати говоря, так и оставался для детектива открытым и все еще необъяснимым. Времени ведь мало — и Молли, и Шерлок оба это понимали: если с отсутствием Холмса все как-нибудь уж смиряться, то вскоре, обнаружив пропажу Молли, забеспокоятся, и уединению Шерлока и патологоанатома так или иначе придет конец. Но почему-то это совсем не беспокоило детектива в эти в чем-то прелестные мгновения ночной тишины. Не то, чтобы он не дорожил бессловесной компанией Хупер, но просто… он чувствовал себя слишком странно: закипевшим, взбудораженным, слегка раздраженным и удрученным и потому готовым, дабы снять с себя негатив и узы сантиментов, на любой абсурд. Например, если бы Молли пришли искать сюда, в сад, он мог бы, схватив ее за руку, устроить ей и заодно «преследующим» ее людям небольшую пробежку; спрятаться с патологоанатомом в кустах и, одним словом, проявить себя во всей красе, так, как к этому многие привыкли: броско, непредсказуемо, чуднó, но, должно быть, с определенной примесью ко всему этому гениальности. Люди так и считали: каждое его действие поддается логике, просчитано и всегда гениально. Сам же Шерлок сейчас не мог понять, что такого гениального в том, чтобы вместо того, чтобы направиться на Бейкер стрит, усесться рядом с Молли Хупер на фонтанчике, бездумно уставиться на небо и молчать. Каким бредом бы все это показалось Шерлоку раньше! Ведь ныне он и Молли даже не говорили друг с другом. Видимо, они уже и вовсе не нуждались в словах, прекрасно воспринимая внутренние состояния друг друга.       — Никогда бы не подумала,— неожиданно раздался голос Молли рядом, и последние предположения и мысли Шерлока оказались беспардонно опровергнутыми.       — Что?       — Что ты, всегда презирающий людей и их слабости, сам окажешься человеком, настолько боящимся одиночества.       Шерлок удивленно уставился на девушку рядом с собой, с неприязнью и сожалением думая: неужто она права и первая сумела найти ответ на терзающие самого детектива вопросы?       Боялся ли он одиночества… Раньше нет. Раньше все вообще было намного проще. Но потом появился Джон, пробудивший дремлющую человечность, понятие «привязанности», которое и вовсе было удаленно до этого из словарного архива Шерлока; миссис Хадсон, эта Женщина, хотя… с ней была наиболее запутанная связь. Кто она? Просто достойный противник, как это внушал себе Холмс, или что-то большее? Вряд ли. Просто мимолетное увлечение, быть может, вызванное у Шерлока скорее интересом, который активировался у него в течении всей «схватки» между ним и Адлер, нежели более глубокими чувствами… Молли — индивидуум. С ней все иначе: она и не верный друг-Джон, и не заботливая миссис Хадсон… Нечто другое. Существо, с которым у Холмса необъяснимым способом образовалась, растянувшись, словно нить, на огромное расстояние, сильная и чувственная связь.       — Одиночество оберегает, спасает от привязанностей, Молли,— произнес спустя короткую паузу Шерлок: никогда не поздно проповедовать свои принципы.— Привязанности — опаснейший недостаток для любого разумного существа. Они губят изнутри, когда ты становишься зависимым от них.       — Но разве не приятно быть рядом с человеком, к которому привязан и который так дорог? — возразила Молли, а Шерлок испытующе заглянул ей в лицо, вернее, лишь попытался это сделать: темнота мешала проводить привычное «сканирование» глазами.       — Как сейчас? — спросил он, исподтишка проверяя реакцию девушки, умышленно, будучи не в силах удержаться, играя с ней, подтрунивая, задевая, сбивая с толку. Шерлоку была знакома вся опасность подобной ситуации: Молли могла обидеться.       Но не на сей раз: она спокойно повернулась, сев полуоборотом, лицом к детективу и легко, затратив перед этим лишь пару секунд, которые ушли на такую же тщетную попытку, какую до этого предпринимал Шерлок, увидеть лик собеседника, согласилась:       — Да, как сейчас.       Шерлок удовлетворенно хмыкнул.       — А ведь дома меня ждала скрипка,— заметил он, притворно тяжело вздохнув. — Понимаешь ли, Молли, я к ней... привязан. Так что цени, что я выбрал тебя, а не ее,— он уже открыто смеялся над девушкой, совсем перестав сдерживать себя, а патологоанатом вовсе не собиралась в свою очередь быть, как раньше, предсказуемой и потому, нисколько не разозлившись, отозвалась язвительным, достойным самого детектива голосом, к которому она примешала четко скопированную до этого у собеседника смешливую нотку.       — Это ты цени, что я выбрала общество социопата, а не нормальных людей.       Шерлок одобрительно приподнял бровь. Неплохой ответ.       — Звучит незаурядно.       — Могу считать, что то был комплимент с твоей стороны?       — Вполне себе можешь,— практически промурлыкал в ответ Шерлок и, увидев две удивленно блеснувшие перед собой звезды, — глаза Молли, — мысленно засчитал «ничью»: в этой короткой фразовой, если можно так сказать, битве не победил никто. Битве…       Ох, Шерлок, Шерлок… Все то для него — игры. А ведь обычный человек охарактеризовал бы состоявшуюся беседу детектива и патологоанатома, как веселую, озорную, шутливую, милую… А кто-нибудь мог бы выразиться иначе — назвать произошедшее флиртом.       Шерлока это не волновало. Его устраивало то, что было здесь и сейчас, ведь для него все, что шло вопреки его ожиданиям, становилось таким интересным, увлекательным, нескучным. Возможно, вскоре Холмсу надоест и это tête-à-tête с Молли, поскольку с момента, когда его гениальным мозгам пришлось поработать, прошло немало времени, и значит вскоре разум потребует своего —интересную или, что куда лучше, сложно выполнимую задачку, а тело — адреналина. Шерлок в любой миг мог бы уйти, оставить Молли, предварительно отобрав у нее свое пальто, пойти домой, залезть к себе на сайт, найти дело. Но пока что Хупер удерживала его на месте, прельщая своим на самом деле очень высоко ценимым детективом обществом, умиротворяя одними своими плохо видимыми очертаниями, очаровывая блеском карих глаз во тьме, увлекая беседой, неожиданными поступками, один из которых последовал от нее уже в следующую секунду после того, как Шерлок, подставив лицо навстречу очередному воздушному потоку, успел мысленно отметить: «пока не скучно». С тяжелым, каким-то неожиданно для Шерлока грустным и усталым вздохом, девушка накренилась, не выдержав толчка ветра, словно как хрупкое, переживающее шторм судно, и мягко, будто боясь спугнуть неприученного к рукам бродячего кота, уложила голову на плече Холмса. От неожиданности такого действия со стороны извечно трясущейся при одном его виде, заикающейся на полуслове, стоило детективу молча посмотреть в ее сторону, тщетно скрывавшей свои чувства и боявшейся притрагиваться к нему Молли, Шерлок вздрогнул, слегка напрягся, но отодвигаться не стал. Более того: с настороженностью и медленно он склонил голову и почувствовал, как его щека коснулась мягких каштановых волос Хупер — он не обжёгся, это было не больно! Удивительно.       Для Шерлока такое обычное человеческое действие стало новым открытием в его жизни. Удовольствие было сравнимо с тем, что детектив получал, проводя особо занимательный химический опыт: реакция произошла —Молли, оторвав голову от плеча своего соседа, вопросительно заглянула в его лицо; получившаяся смесь забурлила — сердце Шерлока в неясном последнему предвкушении забилось.       На плечи детективу легли словно чьи-то невидимые руки, которые ненастойчиво, но с явным призывом, подтолкнули его поближе к лицу Хупер.       Лишь блеск глаз девушки — все, что видел перед собой всеведущий детектив в этот миг. Но ничего: Шерлока, как известно, ничто не могло остановить, а зная расположение очей девушки, он и вовсе легко мог сориентироваться и найти ее губы.       Детектив наклонился уже настолько близко к личику Хупер, что его длинные темные ресницы, прошелестнув по коже патологоанатома, коснулись, приятно щекотнув, щеки девушки. Та дышала неровно, сбивчиво — так, словно и вовсе боялась это делать, опасаясь, быть может, спугнуть впервые за время общения сделавшего настолько интимный первый шаг в их отношениях Шерлока. А ему было, — черт возьми сантименты! — повторно стыдно за то, что он неумышленно сделал с девушкой, за то, что каким-то образом очаровал ее много лет назад, а затем, поняв ценность такой «находки», которая, не в силах противиться магии детектива, могла беспрекословно доставать ему нужные для опытов органы, задержаться до ночи на работе ради него, решил бесчестно использовать ее; за то, что он долгое время вел себя черство и жестоко, осознанно показывая, насколько ему противны испытываемые девушкой нежные чувства; за то, что он причинил столько моральной боли, принес столько слез и, наконец, за то, что сейчас, когда он ограничил сам себя, твердо решил оставить Молли в покое, не влезать в ее жизнь и попытаться тем самым осчастливить ее, он не сумел себя удержать. Вот уже кончиком носа Шерлок соприкоснулся с девушкиным, курносым, и дело осталось за малым. Еще на миг Холмс задержался у самых губ Хупер, из которых вырывалось волнительное теплое и слабое дыхание, оставляя право выбора девушке: он понимал, да и она тоже, как сильно может разрушиться ее личная жизнь, какие неприятности могут возникнуть, если их губы соприкоснуться сейчас. Шерлок-то сумеет отвлечь себя каким-нибудь делом, а сердце его с вероятностью 49.9% процентов останется по-прежнему необузданным и никем не затронутым. А Молли...       Нет, искушение было слишком велико. Шерлок никогда не действовал опрометчиво, — таким словом можно было охарактеризовать его последующий поступок? — но в его решениях не редко присутствовали горячность, желание, часто граничившее с прихотью, и стремительность. Эти чувства охватили его и в нынешний момент, затмили разум, сокрыв собою каждую логичную мысль, заглушив все истошные крики внутренних «я», которые рвали и метали против того, что Холмс, уже не собираясь останавливаться, твердо решил осуществить.       Его губы мягко накрыли аккуратные, когда-то казавшиеся Шерлоку маленькими губы Молли в нежном, ласковом поцелуе.       — Кажется, я сильно усложнила себе жизнь,— спустя минуты, часы, дни, недели, месяцы, года, столетия заметила, наконец, Молли.       Она сидела, робко приобняв Шерлока за шею, уложив голову ему на грудь, прислушиваясь к мерному стуку столь желаемого ею сердца, и смотрела куда-то вперёд, в неопределенную точку перед собой, такую же темную, как и все остальное. Сзади журчала вода, издалека раздавалась приглушенная музыка, а где-то далеко-далеко за спинами сидящих вместе детектива и его патологоанатома — звуки продолжающего жить даже ночью Лондона.       — Если что, скажи, что ты находилась в состоянии аффекта,— целомудренно посоветовал в ответ Холмс, невесомо коснувшись губами макушки покоившийся на нем девушки.— Многие преступники благодаря этому были оправданы и избавлены от кары.       Молли тихонько рассмеялась, уткнувшись лицом в ткань пиджака детектива: Шерлок всегда такой Шерлок!