Сердце, которое [не]любит.

Руки медленно скользят по оголенным бокам, "я люблю тебя," - эхом отдается в голове, глаза слезятся. Неужели сказал? Джонгхен осторожно отодвигается, сжимает скользкий шелк простыни вспотевшими ладонями, он слышит, как поблизости бьется сердце, которое его не любит. Чувствует прикосновение к левой руке, Кибом тянет его на кровать, сплетая их пальцы. Он не находит в себе сил ответить на признание, поэтому тихонько просит остаться на ночь. Джонгхен не видит его мягкой улыбки, зарываясь в отросшие светлые волосы, вдыхает ставший таким родным запах. Кибом горчит, но всегда оставляет после себя легкий привкус сладости на губах. Сейчас он тихонечко дышит ему в грудь, несмело сжимая Джонгхеновы запястья. Тот, кажется, скоро совсем перестанет существовать, впитывая в себя Кибома вместе с кислородом, сливаясь с ним, растворяясь в нем. Стены и тишина давят, заставляя пульс яростно биться в висках, холодный воздух неторопливо сочится в открытое окно. Время в этой комнате утратило свою власть, став чем-то мягким, обволакивающим, оно растянуло свои границы, словно услышав его тайные молитвы, сжалилось. По голой спине бегут мурашки, и Кибом дрожит, пододвигаясь к Джонгу совсем вплотную, позволяя обнять себя сильным рукам. Сейчас можно побыть слабым, потому что Джонгхен укроет от холода, спрячет от темноты и даже поделится телом и светом своего сердца. Ки просит свое не влюбленное сердце биться как можно тише. *** Джонгхен откладывает книгу в сторону, провожает взглядом кружащийся за окном снег, приветствуя стоящий на пороге февраль. Он вспоминает про ярко-красную пачку сигарет, припрятанную где-то в кармане куртки. В последний раз он курил приблизительно четыре дня назад, но зато с какой частотой. Кашель тут же начинает скрежетать горло, не давая возможности вдохнуть или выдохнуть. Джонг хрипит, цепляясь руками за белый подоконник, сгибается пополам, пытаясь откашляться. Когда кашель наконец отступает, он идет на кухню, чтобы достать из холодильника приторный малиновый сироп, пьет его прямо из горла, пытается отдышаться. Дрожащими пальцами он обхватывает сигарету, задумчиво крутит ее несколько секунд прежде чем поджечь. Еще немного и квартиру заполнит едкий сигаретный дым, вытеснит все посторонние запахи и сотрет последние следы их... его любви с простыней. Джонгхен не спит уже, кажется, вторую ночь, изредка вспоминая, как Кибом выгибался в его руках, теряя голову, и что-то тихо шептал, изнывая от безудержного желания. Плотно обхватывал пульсирующий от желания член Джонга, принимая того в себя, мелко подрагивал в его руках после вспышки обжигающего оргазма. Джонг целовал его взмокший висок, укладывая на прохладные подушки, чувствуя слабую хватку чужой руки на собственном запястье. Кибому было слишком хорошо... А на утро он ушел, ничего не сказав. Покинул собственную квартиру, предварительно закрыв окно в спальне, заботясь о том, кто ночью защищал его самого. Где он? Почему не позвонил? У Джонгхена не было ответов, не было голоса, не было Кибома. У Джонгхена не было ничего кроме собственного бессилия и пары сигарет в измятой пачке. Он решил, что непременно дождется хозяина квартиры, а потом уйдет, если Кибом так захочет. Он не станет навязывать тому свои чувства, не станет просить взаимности или устраивать сцен, ведь все, что хотелось сказать, уже было сказано. Теперь дело за малым - дождаться Кибома и услышать ответ, но, кажется, второй не спешил возвращаться... Может, хотел подумать? Может быть, он испугался или понял, что совершил ошибку той ночью? Джонгхен засыпает прямо в кресле, иногда беспокойно вздрагивая и покашливая. Дверной замок щелкает и дверь с тихим скрипом открывается, впуская в квартиру ее постоянного обитателя. Он скидывает с себя мокрую от снега куртку в прихожей,неуверенно проходит в спальню, морщится от запаха сигарет и останавливается в дверях, заметив спящего в кресле Джонгхена. Сердце приятно ноет, заполняясь непонятно откуда взявшейся нежностью,а что-то теплое медленно растекается внутри, пенится, словно в кровь подсыпали какой-то мыльный порошок. Нежность. - Джонги, - хриплое дыхание доносится до него тогда, когда он делает первый шаг в комнату. Неужели он все таки заболел? Кибом заботливо укрывает простывшего пледом и торопится вернуться в прихожую. Аптечка позволяет быстро найти что-то противовирусное и вкусно пахнущее. Запах черной смородины переплетается с резким запахом табака, их пальцы переплетаются, когда Кибом ставит кружку на подоконник и слегка тормошит спящего. - Джонг, выпей, - покрасневшие то ли от недосыпа, то ли из-за болезни глаза, мечутся, осматривая самое красивое в мире лицо напротив. Он пытается что-то сказать, но кашель не дает ему, глотая слова на половине пути, поэтому он жадно вливает в себя кипяток, практически не чувствуя вкуса. Его тянут в сторону кровати, заботливо взбивают подушку и легким касанием подталкивают со спины. Он ложится, а потом еще долго смотрит в потолок, не решаясь взглянуть на сидящего в ногах Ки. Страшно и больно. Страшно услышать отказ и больно почувствовать снова, как быстро бьется в чужой груди сердце, которое не любит. - Сегодня ты останешься здесь, я больного тебя не пущу, - Кибом тоже не решается взглянуть в чужие глаза, поэтому гипнотизирует взглядом собственные ладони. Джонг только хрипит что-то в ответ, содрогаясь всем телом в новом приступе кашля, Ки ждет, пока он закончит, потом смотрит прямо в глаза решившись. И снова эта безумная нежность греет внутренности. - Я хотел бы, чтобы ты остался здесь немного дольше, чем до завтра, - его губ касается та же теплая улыбка. Джонгхен закрывает глаза и проваливается в спокойный и теплый сон, где чужое сердце, что бьется где-то поблизости, наконец бьется для него.