***
— Пап... Леви нахмурился, отрываясь от бумаг, и посмотрел вниз. Недовольная мордашка Эрена невольно заставила слабо улыбнуться, и мужчина устало сказал: — Не мешай мне. Потерпи ещё пару минут. — Ты уже третий раз это говоришь! — Скажу столько раз, сколько потребуется. Тебя никто не заставляет сидеть здесь со мной. Эрен надул губки, вжался носом в рубашку отца и затих. Он знал, что мужчина всё время бывает занят, но ничего не мог с этим поделать, и мальчик часто плакал, потому что большую часть времени Леви проводил на работе или за работой, а домой приходил от силы два, самое большее — три раза в неделю. Эрен понимал, что ему уделяется максимально возможное в случае Леви время и даже больше, но ему этих двух часов было ничтожно мало. Леви вздохнул. Его не покидало чувство, что каждое его слово обижает Эрена, и он ничего не мог с этим поделать. Проявлять заботу он не умел, по крайней мере, не так, как это делает женщина. Мальчику нужна материнская забота, и хоть Петра всегда готова была посидеть с непоседой, которого она просто обожала, — это было совсем не то. Эрен не воспринимал её как мать, скорее, как старшую сестру или подругу, только в редких случаях обращаясь к ней на "Вы". Мужчина растрепал каштановые волосы: — Перестань дуться. — Я не дуюсь, — пробубнил мальчик, но ощутимо расслабился от приятных прикосновений. Леви запрокинул голову, откинувшись на спинку кресла, и прикрыл глаза. Его начинало клонить в сон. — Пап... — М? — он нехотя разлепил глаза, созерцая пару огромных зелёных глаз, уставившихся на него не то смущённо, не то грозно. Он хотел было спросить, в чём дело, но осторожный чмок в верхнюю губу выбил все мысли из головы. Мальчик тут же спрятал пылающее лицо у него на шее, оставив замеревшего мужчину прокручивать в голове произошедшее. — Я люблю тебя, — пробухтело зеленоглазое создание, и Леви хмыкнул, прижимая урчащий комочек к себе. — Я тебя тоже. Время летело с чудовищной скоростью, Эрен рос, прыгал выше и бегал быстрее, и как только мальчику стукнуло двенадцать, он вынужден был уехать учиться в Германию, и с нетерпением ждал дня отъезда. Провожали всем поместьем: Петра плакала и уговаривала Эрена вести себя хорошо и не делать глупостей, Эрд пожелал удачи, Гюнтер ободряюще похлопал по плечу, а Оруо пожал ему руку, качая головой и без конца приговаривая: — Как летит время, как летит!.. Мальчик сел в поезд со счастливой улыбкой, но как только лица дорогих ему людей скрылись из виду, разрыдался. Леви не пришёл проводить его.***
Восемь лет спустя. Леви устало помассировал виски и взглянул на часы. Третий час ночи. Он опять засиделся за бумагами. В последнее время мужчина вообще потерял счёт времени, почти не спал и ел только тогда, когда Петра буквально тыкала его носом в тарелку. — Опять не спите? Ну что ему остаётся делать? Только сидеть здесь, за чёртовыми бумагами. Петра поставила перед ним кружку бульона, отложив в сторону пачку бланков, и Леви благодарно взглянул на девушку. Та вздохнула, забирая бельё, сложенное на кровати: — Вам стоит отдохнуть, уже третий день не встаёте из-за стола. — Я уже сказал тебе, я не могу. Снова вздох. — Мы все скучаем, мистер Аккерман, но это же не повод заваливаться бумажками. Леви ничего не ответил, опустив глаза в кружку. Верно, не повод. Не повод заглушать сумасшедшую тоску в сердце, когда приходишь домой и не видишь радостных зелёных глаз, не слышишь весёлого смеха. Сначала он пропадал вне дома, а теперь почти безвылазно засел в кабинете. Спину ломило от долгого сидения в одной позе, зрение становилось хуже день ото дня от работы в полумраке, в глазах рябило от бесконечных бланков, отчётов и докладов. Это было невыносимо, и Леви внезапно почувствовал, что, если Эрен не приедет и на следующий год, он просто повесится. Это нечестно, неправильно, — так долго быть в разлуке. Леви не знал, где он, что с ним, как себя чувствует, потому что за все восемь лет не получил ни единого письма от него. От этого становилось горько и душно, и Леви принялся глотать горячий бульон, не чувствуя вкуса. Петра с сочувствием глядела на него, сложив руки на груди. Ей тоже было грустно без Эрена, но она понимала, что то, что чувствует она, не идёт ни в какое сравнение с тем, что испытывал Леви. И ничего не могла с этим поделать. — Я, пожалуй, пройдусь по дому. Леви встал из-за стола, чуть покачнувшись, мотнул головой. Ноги не держали, перед глазами всё плыло, но мужчина упорно двинулся к дверям. Петра с беспокойством шагала следом, придерживая его за локоть, отступив только в коридоре и проводив Леви грустным взглядом до лестницы. — О! А я думал, он уже с креслом сросся. Оруо скрестил руки на груди, скосив глаза на Петру: — Как тебе удалось его оттуда вытурить? — Это его желание, я тут ни при чём. — Странно, в последнее время у него такое лицо, будто он съел целый лимон и отбывает срок в королевских темницах. — Да, с тех пор, как Эрен уехал, на нём лица нет, — Эрд почесал затылок, снимая с полки ведро. — Но у меня чувство, будто Эрен уже здесь. Значит, он скоро должен вернуться, — Петра сжала пальцами ткань фартука, а Оруо закатил глаза. — Женщины. Леви не спеша шёл по коридору, отключившись на время от реальности. Он искал взглядом лишь одну дверь, из числа многих на этаже. Комнату Эрена всегда держали в чистоте, даже в отсутствие её хозяина. Вот она, деревянная дверь, с крошечными рубцами на створке от перочинного ножа. В сердце что-то защемило. Кажется, Эрену тогда было пять или шесть, когда он решил испытать на прочность собственную дверь, а Гюнтер целый день искал свой нож. Леви осторожно толкнул дверь, но он совсем не ожидал увидеть то, что за ней скрывается. На подоконнике сидел высокий юноша, свесив одну руку за распахнутое окно, отвернувшись к небу. Леви замер на пороге, не в силах вымолвить ни слова. Скрипнувшая дверь заставила парня выпрямиться и обернуться, и мужчина не смог сдвинуться с места, неотрывно глядя в огромные зелёные глаза. — Эрен?.. Парень спрыгнул на пол, в два шага преодолев расстояние между ними, и Леви теперь точно увидел. — Эрен... — Папа! — мужчина что-то прохрипел, когда его сжали в объятиях, и ему ничего не оставалось, кроме как обнять шатена в ответ. — Ты вернулся. В груди сразу стало так легко и чисто, и на подрагивающих губах появилась улыбка, когда Леви уткнулся носом в плечо парня. Он так вырос. — Я так скучал! — прошептал Эрен, вдыхая запах чёрных волос. Он совсем не изменился. — Но почему ты не вернулся раньше? Что-то случилось? — Нет, — Эрен улыбался, но Леви отчего-то это не нравилось. — Тогда почему? Если тебе нужна была помощь, ты мог просто написать! — Всё в порядке, правда. — Тогда почему ты не писал? — Леви нахмурился. — С чего вдруг такое беспокойство? — Эрен приподнял брови, чуть отстраняясь. Чёрт. Брюнету не нравился такой тон. От него в груди всё вновь сжималось, сминая сердце ледяными пальцами, и ему было чертовски холодно. — Я твой отец, я всегда беспокоюсь за тебя. — А как же твои бумажки? Я думал, что они тебя волнуют больше. — Не говори глупостей. Эрен говорил спокойно, но в его словах сквозила горечь, и Леви похолодел. Ему внезапно стало жутко от этого взгляда, пронизывающего насквозь. Эрен больше не был похож на того сорванца, милого глупого ребёнка. Леви старался говорить ровно, молясь, чтобы взгляд не выдал его. — Почему же глупость? Раньше тебя не особо волновало, что со мной. — Полнейшая чушь, — выплюнул мужчина, попятившись к стенке, пока не стукнулся об неё затылком. — Боги, всего лишь спросил, почему ты не вернулся раньше, причём здесь... — А почему ты не заботился обо мне раньше? — Эрен наступал медленно, не сводя с него взгляда, словно хищник, почуявший добычу. Это наверняка один из видов психологического насилия, подумал Леви, прежде чем впечататься в стену всем телом, стараясь уйти от этого взгляда, спрятаться, скрыться, но не получалось даже зажмуриться. — Я не писал потому, что был занят, и поэтому закончил учёбу досрочно, чтобы вернуться домой раньше. Напряжение отступило, а Леви моргнул, выдохнув: — То есть... — Я должен был проучиться десять лет, но с учётом отличных оценок получилось перескочить из третьего в пятый, а потом из восьмого в десятый. — Эрен... Ему было стыдно, ужасно стыдно за себя. Мальчик так старался, чтобы приехать домой, а он сразу налетел на него с претензиями. Нельзя быть таким эгоистом, нельзя. — Эрен, я... Я горжусь тобой. Парень вздрогнул, и губы сами собой растянулись в улыбке. — Правда? Получив в ответ тёплый кивок, он улыбнулся ещё шире. Он чуть ли не всю жизнь ждал этих слов. Парень неожиданно подхватил отца за бёдра, прижав к стенке, вынуждая того обхватить себя ногами за талию и удивлённо вскрикнуть. — Что ты... — Мне же полагается награда? Леви замер, боясь даже дышать, когда увидел зелёные глаза в непозволительной близости от своего лица и ощутил горячее дыхание на своих губах. — Ты не... Ему не дали договорить. Эрен впился поцелуем в бледные губы, прикусывая и оттягивая нижнюю, приподнимая голову мужчины за затылок, пока тот тщетно пытался отстранить шатена, упираясь руками в широкие плечи и протестующе мыча в поцелуй. Он задыхался, не понимал, что происходит, не хотел осознавать, что его целует собственный сын, и ему это, чёрт возьми, нравится! Он очнулся только, когда понял, что отвечает на поцелуй, хрипло постанывая, и уже не смог остановиться. Когда воздуха стало не хватать, пришлось оторваться друг от друга, и Леви скорее услышал, чем почувствовал, как с него снимают сначала пиджак, затем рубашку, пытаясь прийти в себя, найти в себе силы оттолкнуть, предотвратить то, что за этим должно последовать, но его вновь увлекли в поцелуй, на этот раз нежный, протяжный, ласково поглаживая по спине. Леви продолжил сопротивляться, но уже не так рьяно. Ему всё ещё было не по себе от того, что они вытворяют. — Перестань, Эрен, — он пытался образумить шатена, сам уже находясь на грани между реальностью и затуманенными страстью желаниями. Страсть перевесила, когда Эрен прошептал: — Расслабься, — низкий, глубокий голос, от которого мурашки по коже, и всё внутри трепещет и льнёт к обладателю этого голоса. "Он же твой сын, одумайся!" Но Леви стало не до голоса разума, когда Эрен оставил в покое его губы, переходя поцелуями на шею, оставляя багровые отметины как доказательство — этот человек принадлежит ему. — П-Перестань, хва-а-тит... Эрен с силой укусил мужчину в основание шеи, заставив его тихо вскрикнуть, тут же зализав место укуса. Леви прижал голову Эрена к своей груди, не прекращая стонать и всхлипывать, когда тот прихватил губами бусинку соска, мелко покусывая, второй рукой лаская другой. Это было так приятно и так возбуждало, что мужчина сдался, позволив себе забыть, с кем он это делает, растворяясь в ощущениях от этих сильных, умелых рук. Внезапно в груди закололо от осознания, что Эрен, его Эрен, возможно, делал это с кем-то другим, но он отогнал от себя эти мысли. Сегодня он позволит ему делать с собой всё, что он захочет. Он помог Эрену стянуть с себя брюки вместе с трусами и смущённо отвернулся, сдерживая стоны, когда парень огладил внутреннюю сторону бедра, провёл рукой по напряжённым мышцам живота, призывая расслабиться, и вновь вовлёк его в поцелуй. — Не прячься, я хочу тебя видеть. И Леви покорно убирает от лица руки, поворачивается к шатену. Глаза в глаза. Кладёт руки на его плечи и прижимается ближе, давая сигнал к продолжению. И Эрен понимает, отвлекая его поцелуями, играя с его сосками, пока вторая рука медленно гладит его бедро, и Леви дрожит, выгибается, стонет, расслабляясь, и спокойно воспринимает один палец, движущийся в нём. Когда входит второй, мужчина болезненно стонет в поцелуй, хмурится, но терпит и тихонько вскрикивает, распахнув глаза, когда Эрен находит заветный комочек нервов внутри него, прикосновения к которому посылают разряды удовольствия по всему телу, и Леви, уже не сдерживаясь, стонет в голос, положив голову на чужое плечо, прикрыв глаза, чуть подаваясь бёдрами навстречу. На четвёртом пальце не выдерживает — стонет умоляюще, не в силах произнести хоть слово, но Эрен всё понимает, вытаскивает пальцы, ловя губы мужчины своими, и медленно, осторожно начинает входить. Он большой, слишком большой, чтобы войти одним рывком, но Леви плевать, и он резко насаживается до основания, рвано вскрикивая, разрывая тем самым поцелуй. Эрен чертыхается сквозь зубы, осыпая лицо Леви успокаивающими поцелуями, пока тот не кивает, в знак того, что можно продолжать, и парень подчиняется. Первые толчки получаются плавными и осторожными, но когда Леви поднимает на юношу слезящиеся от удовольствия глаза и тихо стонет: — Быстрее... У того просто сносит крышу. Он ускоряется, буквально вколачивая брюнета в стенку до сумасшедшего ритма, кусая всё, что попадает в его поле зрения — плечи, ключицы, шея, локоть, запястье. Леви кричит, не в силах сдерживать эмоции, которые бьют через край, вжимается в Эрена изо всех сил, двигает бёдрами навстречу, сходя с ума от безумного удовольствия, всхлипывает, кусается. Ему слишком хорошо, чтобы задумываться о чём либо. Он только слышит сквозь пелену страсти: — Я люблю тебя. И не может не ответить: — Я...Я тоже люблю тебя! Его не хватает надолго, и он изливается первым, судорожно хватая ртом воздух. Эрен кончает почти сразу после того, как Леви выкрикивает его имя, с глухим рычанием начиная мощно и сильно наполнять его изнутри. Парню хватает сил донести их до кровати и накрыть одеялом, крепко прижав подрагивающее тело к себе, и почти сразу отрубившись.***
Утром, за завтраком, Петра глядит с умилённым спокойствием, Эрд странно косится на них, Гюнтер старается как можно быстрее доесть свою порцию, чтобы не смотреть им в глаза, а Оруо чертыхается, без конца приговаривая: — Дожили, докатились!.. Но Эрен смотрит на всех со счастливой улыбкой, сжимая кажущуюся теперь хрупкой ладонь отца, наблюдая за тем, как он старается скрыть своё смущение за бесконечным ворчанием. Он знает,что бумагам теперь положен конец. И ничто им больше не помешает любить.