Наследники. Пирос

      Эдвард ворочался полночи, не в силах уснуть, и думал о разговоре с братом. Что могло быть такого важного на границах? Мысли атаковали, роились, предположения чудесным образом выстраивались друг за другом, порой не имея ни малейшей связи, и, вконец запутавшись в собственных теориях, Эдвард незаметно провалился в сон. Проснулся он, лишь когда няня — полноватая женщина в идеально выглаженном платье и со старинными украшениями, которыми явно очень гордилась — пришла будить его. Эдвард мгновенно распахнул глаза от резкого света, проникшего сквозь распахнутые шторы, и сел на кровати, потягиваясь. Сонная дымка отступала, и, стоило Эдварду прийти в себя, как лицо его просияло. Выскочив из кровати — и напугав таким поведением няню, — он подбежал к окну и прижался носом к стеклу, пытаясь увидеть, что происходит во дворе. Мысли его были уже далеко, в Ворфилде, куда его с братом и отцом доставят совсем скоро.       — Сэр Эдвард, — строго произнесла няня. — Вам нужно умыться и позавтракать. Его величество будет ждать вас внизу через час!       Ничего толком не рассмотрев, кроме пары прошедших по двору слуг, Эдвард нехотя оторвался от окна. Под строгим наблюдением он проглотил завтрак, быстро оделся и, на ходу натягивая плащ, со всех ног бросился к большой лестнице.       Отец уже ждал внизу, в большом освещённом холле, одетый в дорожный костюм. Он только что отпустил посыльного, и тот, кивнув в знак приветствия, пробежал мимо Эдварда вверх по ступеням. Филиппа ещё не было.       — Доброе утро, папа! — прокричал Эдвард, сбегая с лестницы.       — Доброе, сын, — едва заметно улыбнулся сияющему от предвкушения сыну Элиад. — Перестегнись.       Эдвард бросил взгляд вниз, неловко улыбнулся и быстро перестегнул пару пуговиц, которые на бегу всунул не в те петли.       Парой минут позже показался Филипп. Под его светло-зелёными глазами залегли тёмные круги, а лицо выражало то ли расстройство, то ли обеспокоенность. Эдвард кинул на брата заинтересованный взгляд, но ничего не спросил, хотя от любопытства чесались и руки, язык. И, как бы Эдвард ни старался весь путь до кареты смотреть куда угодно ещё, взгляд возвращался к Филиппу. Тот, вжав голову в высокий воротник дорожного плаща и засунув руки в карманы, делал вид, что не замечает, как попытки Эдварда проваливаются одна за одной. Это нервировало, но Филипп держался, молчал. И не смел обгонять отца, хотя так хотелось скорее оказаться в карете, зажаться там в угол — и чтобы никто не трогал.              Карета ждала во дворе, совершенно не похожая на те, в каких обычно приезжают на балы: никаких сложных узоров, вензелей, ярких цветов, позолоты и драгоценных камней. Вид был прост: выкрашенный чёрной глянцевой краской стальной корпус, большие колёса и две отдельные кабины — для пассажиров и для водителя.       — Без лошадей? — удивлённо прошептал Эдвард.       — Вейер постарался! — гордо улыбнулся сыну Элиад Керрелл.       Мастера Вейера, самой технологичной страны континента, потрудились на славу: теперь у карет был двигатель, работающий на энергии драгоценных камней — главного топлива. Секреты мастера не раскрывали, но слухи ходили, что чертежи пришли из-за океана, с загадочного «второго материка» Форкселли, что делало такие кареты ещё более престижными и желанными.       Любовно улыбнувшись своему приобретению, Элиад Керрелл забрался в обитый тёмно-алым бархатом салон. Мальчики уже расположились там друг напротив друга. Филипп устало развалился на подушках. Эдвард подвинулся, давая место отцу, а потом и вовсе пересел на сторону к брату. Элиад подал водителю знак, и карета двинулась.       Им предстояло долгое путешествие на восток, и все расслабились. Все, кроме Эдварда. Какое-то время он сидел смирно, глядя в окно на проносящийся мимо город. Тот постепенно становился ниже, дома теряли изящество и богатство, а вскоре и вовсе превратились в редкие фермерские лачужки, окружённые бескрайними, по-весеннему цветущими, зеленеющими полями. Зевнув, Эдвард подпёр голову рукой. И почему они не могли просто телепортироваться из замка? Он посмотрел на отца. Тот любил ездить в каретах и не упускал такой возможности, но несколько часов от замка до границы не дающего телепортироваться барьера, а потом от начала такой же границы до самого бастиона казались Эдварду настолько же скучными и ненужными, как география Западных земель, которую ему отчего-то тоже нужно было изучать. Какая разница, что там за горами? Горы-то эти в сотнях тысяч километров, за Мидландом, и никто за них не перебирался…       Вздохнув, Эдвард пострелял глазами в отца и брата и быстро придвинулся к последнему.       — Фи-ил…       — Отстань, — не открывая глаз, сонно буркнул Филипп.       Эдвард демонстративно громко фыркнул и снова обратил внимание на отца, листающего голографические странички на приборе, который выглядел как круглая шкатулка с перламутровым камнем на крышке и легко помещался в ладони. Он назывался «синернист» и мог предоставлять любую информацию из всех библиотек и архивов планеты, какие только были доступны его обладателю. Эдвард не знал, как именно прибор определяет, что и кому можно показывать, но понимал, что это каким-то образом завязано на энергии, считываемой маленькими осколками камней на нижней части синерниста, что неприятно впивались в ладонь. Наверняка поэтому Эдварду никогда не удавалось вызвать ничего, кроме энциклопедий, словарей, учебников, чьё количество увеличивалось, чем старше он становился, да книжек со сказками и стихами. Ничего интересного. А вот отец наверняка читал что-то более занятное. Пользуясь его увлечённостью, Эдвард постарался рассмотреть текст с обратной стороны, но буквы, казавшиеся чёткими издали, начали расплываться. Элиад заметил внимание сына и, усмехнувшись, выключил синернист. Эдвард, недовольный тем, что его раскрыли, надулся и, снова отвернувшись к окну, стал теребить кисточки на шторах.

***

      — Это Ворфилд! Ворфилд! — воскликнул Эдвард, вскакивая с места и высовываясь в окно.       Они ехали вверх по склону к приземистому бастиону. С одной стороны он был окружён невысоким забором, за прутьями которого виднелся ухоженный внутренний двор перед двухэтажным красно-каменным зданием с зелёными крышами. На передней башне развевался оранжевый флаг с чёрным бескрылым драконом.       Но это строение и конный манеж за ним были лишь видимыми частями бастиона. Под землёй скрывалось ещё несколько этажей подземных коридоров, секретных комнат командования и тренировочных залов. Редкие холмы, отгораживающие крепость с востока, скрывали в себе казармы, конюшни и оружейные комнаты. На юге разбились обширные поля с полосами препятствий. Эдвард не раз видел, как военные проводили там учения с настоящим оружием, которое нельзя было брать ни ему, ни Филиппу.       Эдвард безмерно любил Ворфилд. И за лошадей, и за мечи, и за открытые пространства. За то, как можно было преследовать снующих туда-сюда молодых военных, несущих документы или чепуху, и прятаться от них, ведь если заметят, нужно будет идти в другой коридор, искать новые «цели». Да даже дикие яблони, вечно цветущие на этом полигоне недалеко от тренировочных площадок, казались чем-то чудесным.              Когда карета остановилась, Эдвард первым выскочил из неё, за что получил неодобрительные взгляды отца и брата. Но ему было не до того — он, восторженный, озирался по сторонам и вдыхал запах травы и земли, всегда такой яркий и свежий здесь.       Высокий генерал с аккуратно постриженными седыми усами подошёл по мощёной дорожке — Эдвард, смутившись перед ним, отошёл к брату, — и поклонился королю. Элиад коротко кивнул, и мужчины пошли вперёд. Мальчики последовали за ними.       Они шли по пустому коридору, освещённому парящими в воздухе жёлтыми шарами. Приглушённый разговор взрослых было не разобрать, и Филипп, бросив попытки, тяжело вздохнул и поёжился.       — Сегодня тут тихо, — прошептал он.       Эдвард взглянул на брата и коротко кивнул, поджимая губы. Тишина здесь была гнетущая.       — Филипп! — Мальчики вздрогнули, услышав голос отца. Элиад Керрелл стоял в конце коридора, уже один, и смотрел на детей. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Пойдём.       Филипп кивнул и ускорился, не подавая виду, что хоть немного удивлён. Эдвард растерянно замер, не зная, что же делать ему. Но через несколько секунд к нему подошёл молодой человек в форме, представился лейтенантом Оуэном и вызвался проводить до конного павильона.       — Или куда вы хотите, ваше высочество? — поинтересовался он с улыбкой.       — Я? — не понял Эдвард — его мысли были далеко: с братом и отцом, с их тайным разговором, — и спросил: — Я смогу при вас кататься на лошади снаружи?       — Если вы будете осторожны, — подавшись вперёд и не переставая улыбаться, ответил лейтенант.       — Конечно. — Эдвард пожал плечами. Что угодно, чтобы развлечься без особого контроля.

***

      Проехав на чёрном лоснящемся жеребце несколько кругов по открытому стадиону, Эдвард приказал увести лошадь и отослал присматривающего за ним лейтенанта Оуэна, уверяя, что ничего не приключится — меч у него бутафорский, а по турникам он лазал десятки раз. «Да, да, я буду осторожен», — с раздражением повторил Эдвард и, когда Оуэн, наконец, ушёл, пообещав находиться рядом, если понадобится, бросился в конец конной площадки, где за оградой росли дикие яблони с кислыми плодами. Чтобы их достать, приходилось залезать на забор, и с год назад обоих братьев наказали за порванную одежду и неподобающее поведение — как это, принцы и лазать по деревьям! С тех пор мальчики были очень осторожны и старались не попадаться на глаза тем, кто мог доложить отцу.       Сорвав кислое бледно-зелёное яблоко, Эдвард пошёл гулять по стадиону в ожидании Филиппа. Тот наверняка обсуждал что-то очень важное! И, разумеется, Эдварда никто не собирался в это важное посвящать. Он был маленький! Эдвард закатил глаза и пнул попавшийся на дороге камень.       Солнце пекло сильнее, Эдвард расстегнул плащ, от кислого яблока хотелось пить и руки стали липкими. И именно в момент, когда Эдвард собирался вернуться в здание, вышел Филипп. Он зажмурился после тёмных коридоров, приложил ладонь к лбу козырьком и, ничего не говоря, подошёл к чучелу с крестами-мишенями по всему соломенному телу. Филипп достал меч и вздохнул. Чучело иногда оживляли для тренировок, но без взрослых оставалось только отрабатывать удары на неподвижном противнике.       Эдвард забрался на турник рядом с чучелом и во все глаза смотрел, как Филипп раз за разом ударяет в центр мишеней и недовольно морщится. Ему не нравилось ни одно движение: то кисть пошла не так, то недостаточно силы удара… Филипп хотел быть идеальным, хотел достичь призрачного, несуществующего совершенства, которое выстроил в голове, во всём, но с каждым движением лишь разочаровывался в себе. Он и не предполагал, что выглядит мастером в глазах младшего брата.       Филипп бросил шпагу и плюхнулся на траву, запрокидывая голову.       — Ты чего? — спросил Эдвард, пережёвывая кусок яблока.       — Отец сказал, что мне нужно пройти тест… Но у меня ничего не получается так, как надо!       — Всё выходило прекрасно, — пожал плечами Эдвард. — Ты справишься!       — Ты не понимаешь. Это тест на выявление способностей, магического уровня. Его проходят в четырнадцать. — На лице Филиппа промелькнула гордость, но тут же сменилась отчаянием. — Ещё бы полгода, и я бы был готов.       Он застонал, опять откидывая голову и подставляя лицо солнцу.       — Ты справишься, — повторил Эдвард и откусил ещё кусок.       Филипп раздражённо посмотрел на него и произнёс сквозь зубы:       — От этого зависит моё поступление в Академию Мидланда! И никто не будет проводить повторный тест, если я провалюсь сейчас.       Эдвард понимающе закивал. Академия Мидланда считалась главной школой восточной части Мэтрика. Она находилась в единственной стране, где монархию сменила демократия; её курировал Совет Магии, поступить туда было престижнее, чем куда-либо, и только соответствие высоким стандартам Академии могло открыть её двери — не статус, не деньги.       — Я тоже хочу в Академию… — задумчиво протянул Эдвард.       — Тебе ещё рано, — хмыкнул Филипп.       Эдвард скривился и показал брату язык. Он хотел ответить, сказать что-то — и лучше, чтобы задеть Филиппа тоже. Но всё, что приходило на ум, пока он разглядывал с высоты турника площадку, было слишком обидным, и Эдвард молчал.       Тишину нарушил Филипп.       — А ещё отец сказал, что, когда я пройду этот тест и он узнает результаты, я получу одну из семейных реликвий. Я бы хотел Огненный меч. Он был у деда, помнишь? Гораздо полезнее доспехов…       — Кольчуги, — рассеянно поправил Эдвард, но брат его не слушал.       — И уж тем более полезнее Кристального Ока. Зачем оно вообще? В бою оно не поможет. — Он презрительно скривился. — Кто может его захотеть? А ты, Эд, что бы ты хотел?       — Меч, — без тени сомнения сказал Эдвард, взъерошивая рыжеющие на солнце волосы.       — Нет, — мотнул головой Филипп. — Меч заберу я. Выбери другое.       — Тогда… — Эдвард задумчиво посмотрел в лицо брата.       Глаза Филиппа искрились, он уже видел себя с заветной реликвией, уже представлял, как держит Огненный меч, и Эдвард не стал спорить.       — Тогда я бы хотел Кристалл.       Филипп переменился в лице.       — Ты чего? — Он смотрел на брата как на умалишённого.       — Я буду смотреть через него в будущее! Представь, сколько всего можно было бы предотвратить, если бы мы знали, что будет! Ты бы знал, какие задания будут на тесте. И поступишь ли ты в Академию. И ещё столько всего!..       Филипп нахмурился.       — Так нельзя, Эд. Это жульничество. Нужно жить в настоящем. Нельзя заглядывать в будущее после каждого решения и проверять, верно ли поступил. Это может только всё испортить. Хотя тебе не понять…       Эдвард упрямо мотнул головой, кинул в Филиппа огрызком яблока и, спрыгнув с турника, зашагал к выходу со стадиона.

***

      Эдварду не нравились коридоры основного корпуса. Под потолками, кажущимися низкими даже одиннадцатилетнему мальчику, болтались световые шары, но света их было недостаточно, и хотелось зажечь ещё. Эдвард шёл по мрачным коридорам, уткнувшись в пол и уже не надеясь прийти к кабинету отца — он знал, что потерялся. Должно быть, свернул не туда после лестницы. Это было неудивительно, когда все повороты казались одинаковыми и нигде не висело ни единой таблички. И, как назло, по дороге Эдварду не встретилось ни души. Обычно днём коридор кишел людьми, топал десятками сапог и хлопал дверьми; каждый первый намеревался помочь или увести обратно на стадион, потому что детям нельзя было находиться в столь важном подземном крыле, где работали взрослые. Сейчас же — пустота. Даже лейтенант Оуэн, обещавший быть поблизости, куда-то исчез! И, плутая, Эдвард уже думал, не зашёл ли он в необитаемый отсек, где его найдут через пару лет грязным и голодным. А ведь он хотел только найти отца и спросить, почему Филипп проходит тест сейчас, почему поступает в Академию годом ранее, точно ли он получит меч…       Тут Эдвард поднял глаза от пола и замер. Заканчивающийся развилкой коридор показался смутно знакомым. На стенах появились эмблемы, у дверей — резные ручки, и, когда, свернув в длинную освещённую намного лучше прочих галерею, Эдвард увидел в конце флаг Пироса во всю стену, у него вырвался вздох облегчения. Он дошёл!       Но порадоваться он не успел — услышал голоса, один из которых точно принадлежал отцу. Оцепенев на мгновение, Эдвард подобрался к углу, заглянул за него и прислушался.       — Ваше величество, у меня важные вести с юга, — сказал мужчина с загорелой кожей и широкими, густыми бровями, одетый в дорожный китель. Звание с такого расстояния было не разглядеть. Зато Эдвард заметил, что после этих слов отец нахмурился.       — Расскажете по дороге, коммандер, — сказал он и пошёл вперёд.       Эдвард спрятался за угол, но продолжил слушать.       — Я только что прибыл с границы. Ночью в приграничном посёлке произошёл ряд нападений, двадцать пять погибших. По крайней мере десятерых опознали как местных жителей. Много разрушений, один дом спалили до основания. В нём обнаружено девять тел, видимо, он стал эпицентром. Все тела взрослые, кто с какой стороны — установить не получается, слишком много повреждений, никаких опознавательных знаков. Но мы идентифицировали следы магии, которая причинила такой ущерб: энергоаура.       — Аура? — переспросил Элиад, и в голосе его слышалась тревога.       — Именно. Соседи слышали взрыв. Несколько человек видели молнию на ясном небе. Говорят, в том доме жили дети, но мы их не нашли. Зато в бору недалеко от деревни обнаружен котлован: обвалена земля, сломаны деревья. А там ещё семеро — не наши, но…       — Но?       — Наши мундиры, ваше величество. Мы нашли значок на оружие, такие носят люди с Райдоса. Мы посчитали важным немедленно доложить вам. Эти люди, надевая нашу форму, настраивают население против нашей армии. Жители приняли нас не очень, кхе, тепло, когда мы прибыли разобраться в ситуации.       — По поводу обстановки мне уже доложили, — сухо сказал Элиад Керрелл. — А вот про значки интересно, коммандер. Передайте их на базу и сообщите представителю Восточного Альянса. Нам не нужна война.       Эдвард, казалось, врос в стену. Кого-то убили… Люди бунтуют… Кто-то настраивает народ против них, Керреллов…       Звук шагов раздался совсем близко. Задыхаясь, еле соображая, Эдвард пулей бросился на другой конец коридора и, пытаясь скрыть ужас на лице, сделал вид, что только пришёл.       — Отец! — крикнул он дрожащим голосом. — Т-то есть, в-ваше величество. Я тебя… В-вас ищу. Здравствуйте, сэр.       Коммандер кивнул и коротко попрощался с Элиадом.       — Что тебе, Эдвард? Я очень занят.       — Я… Пап… — Эдвард уже не знал, что говорить, о чём спрашивать. — Знаешь, а у меня… ну… магия. Вот, смотри!       Вокруг дрожащей руки вспыхнул ореол из пламени, но отец не обратил на это внимания.       — Позже, Эд. Позже, — проговорил он, и его тяжёлая рука легла Эдварду на плечо. — Вернёмся в замок и поговорим. Пойдём, тебе стоит вернуться на стадион.       Эдвард попытался возразить, но осёкся на полуслове и обречённо вздохнул.