Наследники. Пирос

      Филипп старался не думать об этом так часто. Он отправил прошение после зимних праздников, чтобы не отвлекать мадам Монтель и не казаться навязчивым, но прошла зима, подходила к концу весна, а ответ он так и не получил. И не знал, получит ли. Наверно, идея изначально была проигрышная и ему даже не стоило пытаться. Кто он такой, чтобы хотеть чего-то от работников Советов?       А между тем срок его службы заканчивался. Отец не позволил оставаться в Вистане дольше, и Филипп не мог ослушаться, но внутри всё протестовало и кричало, что так нельзя, так нечестно, в такое время глупо разбрасываться хорошими бойцами! А он ведь был хорошим бойцом. Он знал это. Он показывал это столько раз во время тренировочных боёв. Даже против волшебников, даже против стихийников. Командир не позволял никому поддаваться, а Филипп такой вариант и не рассматривал.       Теперь же его время подошло к концу. Лето подкралось слишком незаметно. Казалось, ещё вчера Филипп отказывался возвращаться домой на зимние праздники, как пришло время ехать туда насовсем. К счастью, на лето мадам Керрелл решила уехать из столицы в замок Вальд, что был на северо-западе от столицы. К нему прилегали обширные охотничьи угодья, и, только увидев лес, Филипп осознал, как соскучился по охоте! В рощах за северной стеной водилось множество редких животных, некоторых из которых было достаточно сложно поймать. И оттого Филиппу становилось ещё интереснее: если он сможет подстрелить глейдера или пятнистого оленя, охоту можно будет считать удачной.       Пожелав матери и брату (Эдвард на всю столовую распалялся о том, что они с Джонатаном собираются делать летом) доброго утра и на ходу бросив мальчику-пажу, чтобы созывал охотничью свиту, Филипп спустился в конюшню, где его уже ждал запряжённый конь. Тот радостно заржал и ласково ткнулся чёрным шершавым носом в руку хозяину.       Филипп выехал из замка со свитой из девяти человек. Все одетые в высокие кожаные сапоги и куртки с эмблемами Пироса, они ехали через лес по протоптанным тропинкам, вооружённые охотничьими арбалетами. Конь Филиппа шёл впереди всех, и тот разглядывал знакомые лесные угодья. Он давно не был в Вальде. Тут леса не казались столь величественными, как у военного полигона, и не шли ни в какое сравнение в лесами Джеллиера, но ярко-зелёная тонкая листва, плотно смыкающаяся не так высоко над головой, была приятнее и будто роднее.       Конь ступал бесшумно, давно приученный к охоте. Филипп отпустил поводья, сдавив бока коня коленями, взялся за арбалет обеими руками и начал внимательно оглядываться: они приближались к чаще, а это означало, что скоро будут появляться самые редкие звери.       На секунды все звуки стихли, а затем засвистела стрела. Филипп почувствовал, как она проскользила в миллиметрах над его ухом. Позади кто-то болезненно охнул. Все засуетились.       — Ваше высочество! — К Филиппу подскакал один из свиты. — Нам лучше уехать. Тут может быть опасно.       Он спорить не стал и повернул коня. Бросив взгляд на бледного как мел молодого человека, у которого из плеча торчала простая перьевая стрела, а по плечу растекалось кровавое пятно. Двое поддерживали товарища с разных сторон, но заниматься стрелой должен был медик. Остальные окружили принца, держась настороже. Филипп с подозрением оглянулся и мог поклясться, что заметил в темноте меж крон человеческий силуэт.              Но если кого-то такой инцидент отвадил бы от поездок в лес на долгие месяцы, Филипп не выдержал через два дня. Он не знал, чем себя занять — уж больно отвык от замка. Чтение, за которым убивал неожиданно появившееся свободное время, он не считал достойным занятием, отец не проводил собраний на севере, предпочитая Ворфилд или столицу Орион, и Филипп не мог даже подслушивать — если его жучков, конечно, не убрали, — а тренировок ему было мало. И так на третий день мнимого безделья Филипп велел вновь собирать свиту.       — Но мы ещё не обнаружили стрелявшего в вас, ваше высочество! — возмутился начальник охраны.       — Говорите тише, — спокойно, будто ничего не происходило, произнёс Филипп. — И не спорьте. Я сказал: собирайте, значит — собирайте. Или я поеду один.       Такого, очевидно, мужчина допустить никак не мог, а потому вскоре они опять выехали в лес, только на этот раз рядом с Филиппом ехал Родерт с оружием наизготовку. В седле он держался на удивление хорошо, но выглядел нелепо в попытках казаться грозным. Это раздражало, хотелось отойти подальше, но Родерт неустанно следовал рядом, и, если бы он приблизился ещё на пару сантиметров, их колени тёрлись бы друг о друга.       Филипп старался не обращать на это внимания. У него была цель: глейдер. Он заприметил одного в прошлый раз до того, как его увели. Возможно, звери ещё не успели переместиться.       Мимо пролетела стрела. Родерт дёрнулся как ошпаренный. Филипп нахмурился, оглядываясь. «Всё в порядке», — произнёс один из охотников, и сквозь кусты бросился охотничий пёс: кто-то просто подстрелил добычу. Филипп коротко улыбнулся и поехал дальше.       — Стой, — шёпотом скомандовал он, и конь замер.       Всего в нескольких метрах, обвив длинными лапами ветви, спал глейдер. По его короткой густой шёрстке рассыпались зелёные блики от проникающего сквозь листву солнца. Филипп прицелился. Глейдеры — шустрые зверушки, но этот опасности не замечал и не двигался.       Филипп спустил рычаг, но не успела стрела сорваться, как другая, переливающаяся алыми и кислотно-розовыми красками, мелькнула в полутьме и вонзилась в тушку глейдера. Убитый зверёк соскользнул с ветки, его тут же подхватила тень и скрылась в зарослях, звонко смеясь.       — За ней! — крикнул Филипп, и началась погоня.       Десяток лошадей мчался по узким тропинкам, огибая деревья, всадники сносили на ходу мешающие ветки, но преследуемая, смеясь и прячась в листве, всё ускользала и ускользала. Вслед за ней они углублялись в чащу. Проезды становились уже, ветви кустов — крепче, лошади отказывались идти, но Филипп упрямо выводил коня на едва видные тропки.       Но для такого количества всадников лес стал непроходим. Филипп остановился и посмотрел на застрявших в кустах товарищей.       — Возвращайтесь на прежнее место! И не вздумайте ехать за мной! — скомандовал он свите и поехал дальше, не обращая внимания на крики позади. Он знал, что делает, и они бы ему не помешали.       В чащу Филипп пробирался медленно. Конь уже не шёл, застревая в кустах. Срубать ветви стало бессмысленно — слишком много их было, они переплетались всё гуще и крепче. Он обернулся: далеко меж ветвями маячила красная куртка оставшегося дожидаться принца охотника. Но Филипп зашёл слишком далеко, чтобы возвращаться. Он спустился с коня, прошептал: «Оставайся тут», привязывая узду к сломанному тонкому деревцу, а сам приготовил арбалет.       Филипп шёл осторожно, пробираясь через буреломы и постоянно всматриваясь в густые кроны деревьев. Он не видел, но чувствовал: рядом кто-то есть, и этот кто-то следит за ним. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, но Филипп двигался вперёд. Он не знал, сколько шёл и в каком направлении, следуя за изредка появляющейся в ветвях тенью, но в какой-то момент заметил, что чаща начала редеть. Его снова окружили тонкие, но крепкие стволы, а впереди, зацепившись за два других, лежало дерево. Филипп ловко перебрался через него и оказался на окружённой кустарником поляне, щедро залитой солнцем.       Позади послышался шелест веток. Филипп развернулся и рывком поднял арбалет. На поваленном дереве, нагло покручивая на верёвке тушку глейдера, стояла та самая «тень» — девушка в маскировочного цвета костюме и с длинными вызывающе-яркими розовыми прядями в русых волосах.       — Верни мне глейдера, — потребовал Филипп.       Наконечник стрелы смотрел девушке точно в грудь. Она усмехнулась, поражаясь такой наглости, и спрыгнула на землю.       — Я не для того вас сюда привела, ваше высочество.       Татуировка в виде двух острых длинных клыков под её левым глазом опасно блеснула, и Филипп нажал на спуск.       Его стрела застыла в воздухе в паре сантиметров от девушки. Та разочарованно покачала головой, её губы растянулись в ухмылке — и Филиппа отбросило в кусты. Он моргнул, ослеплённый то ли вспышкой, то ли ярким светом меж кронами, и приподнялся.       — Кто ты? — выдохнул Филипп, болезненно морщась.       Она приподняла подбородок, глядя с превосходством.       — Анна Рейс. Последняя, кого вы видите в своей жизни, — заявила она, и в Филиппа полетел ярко-алый луч.       Ослепительная вспышка. Больно, как от удара под дых. Филипп со стоном схватился за грудь и снова завалился на бок. Холодные ветки оцарапали щеки.       — Ч-что? Как?!       С трудом дыша, Филипп поднял глаза на Анну, та отступила, глядя то на свои трясущиеся руки, то на него, и мотала головой. Что-то пошло не так, как она хотела.       Филипп ухмыльнулся.       — Ты ведь не думала, что я настолько кретин, чтобы идти туда, где меня хотят убить, без защиты? — Грудь болела, словно он столкнулся со стеной, и, наверно, стоило проверить, целы ли рёбра. Но он должен был держать лицо, а потому неуверенно поднялся на ноги. — Ты ведь знаешь, что это?       Филипп расстегнул охотничью куртку; под ней сверкнула тонкими лёгкими чешуйками зачарованная кольчуга. Анна зарычала, и с пальцев её сорвались снопы искр, разлетаясь во все стороны. Филипп удовлетворённо закивал: она знала.       Анна смотрела на него зверем, разъярённым и готовым к атаке. Неверное движение — и бросится, разорвёт. Воздух вокруг неё наэлектризовался, длинные волосы приподнялись, в прядях заплясали змеи-молнии. И Филипп решил не рисковать: мало ли какой способ она придумает, чтобы завершить начатое. Грудь у него до сих пор болела от силы удара.       — Послушай, — начал Филипп осторожно. — Ты не сможешь убить меня, а я тебя, наверно, даже поймать. Так что мы можем просто разойтись.       — Серьёзно? — Анна изогнула бровь, но Филипп видел: он сбил её с толку, и молнии приутихли. — Так ведь неинтересно. И вы даже не попытаетесь, сэр Керрелл? Неужели вы, равно как ваш отец не умеет править, не умеете драться? — Анна оскалилась.       Филипп сжал зубы и промолчал. Ему стоило огромного труда не вестись на слишком явные провокации.       Анна ехидно усмехнулась.       — Сдаётесь? Неужели не сталкивались с теми, кто сильнее вас? В таких ситуациях сложно сохранять лицо, верно? Особенно когда противник — женщина. Выглядите сейчас совсем не по-королевски.       — Зачем выглядеть по-королевски, когда передо мной явно не леди? — спросил Филипп, приподнимая брови.       — Ох, как жаль, — с мастерством плохой актрисы произнесла Анна, — что я не соответствую вашим светским стандартам. Обещаю, в следующий раз, когда решу вас прикончить, надену платье и сделаю реверанс.       Она присела, придерживая воображаемое платье, и показала Филиппу язык. Он рассмеялся и поймал себя на мысли, что не веселился уже очень давно. Анна посмотрела на него, как на идиота.       — Я запомню, — кивнул Филипп и спросил: — Зачем тебе глейдер?       Анна закатила глаза и сморщила нос.       — Опять? Я вам его не отдам. Это моя добыча! — Она скрестила руки на груди.       — Всё, что находится в этих лесах — растёт и бегает в них — принадлежит моей семье. А ещё здесь нельзя охотиться, так что ты совершила преступление.       — О ужас! Как я могла! — Анна театрально прижала ладони к груди, а потом вернула лицу скучающее выражение. — Мне плевать. Ты ведь меня даже не арестуешь.       — Не арестую — потому что не поймаю. И всё же? — Филипп указал глазами на висящую на поясе у Анны добычу.       — Да что вы с ним пристали?! — возмущённо воскликнула Анна. — Неужели сложно догадаться, что мне он нужен не для красоты? У вас наверняка хватает трофеев, которые выпотрошили и прибили к стене, чтобы любоваться, а эти твари в деревне стоят дорого. Мне нужно на что-то жить.       — Это браконьерство.       — Именно поэтому они и дорогие!       Анна словно объясняла что-то десятилетнему мальчишке, который не понимал и не хотел понимать. Сейчас, когда редкие меха и мясо не поставляли из-за границы, пригороды и деревни жили за счёт контрабанды и браконьерства. И как же на этом наживались люди, способные достать что-то редкое! Даже непримечательная зверюшка глейдер с длинными лапами и неуклюжим телом стоила на вес золота: из их твёрдых длинных когтей делали декоративные пуговицы, короткую светлую шерсть пускали на подкладку тёплой одежды, и всё это прибавляло к стоимости порядка нескольких сотен. И единственной проблемой было то, что поблизости глейдеры водились лишь в королевском лесу. Не каждый охотник осмеливался туда соваться. Кто бы мог подумать, что браконьерством занимается девушка, его ровесница…       — Насколько глейдеры сейчас дорогие? — тихо спросил Филипп.       — Ну, как ваш конь.       Филипп запустил руку в волосы, пытаясь осмыслить услышанное. Он таращился в сторону, туда, где за лесом, за рекой была разбита небольшая рыбачья деревушка. На браконьерстве её жители попадались редко, а если попадались, то на крупном и дорогом… Сейчас, когда война заставляла переживать за доходы даже зажиточных граждан, было неудивительно, что жители бедных деревень выживали как могли.       Филипп тяжело вздохнул.       — По закону я должен взять тебя под стражу за браконьерство и охоту на частной территории, но… — Анна с подозрением прищурилась. — Но даже если бы мог, я бы этого не сделал. Я могу дать за глейдера в три раза больше, чем любой заказчик.       — Я ведь возьму деньги, за мной не задержится, — сказала Анна, но с неуверенностью, будто чувствуя себя неудобно.       — Бери. — Филипп достал из кармана охотничьей куртки кошелёк и, не открывая, не проверяя содержимое, бросил ей. Опешившая Анна поймала его и заглянула внутрь. Её лицо вытянулось от удивления, она словно подавилась воздухом — и тут же спрятала кошелёк во внутренний карман куртки.       — Да сдалась вам эта тварь! — выплюнула она и перекинула Филиппу добычу.       Он забросил глейдера на плечо и довольно улыбнулся.       — Это было слишком благородно, сэр Керрелл, — глухо произнесла Анна, когда он проходил мимо неё к поваленному дереву, чтобы вернуться к коню и уехать в замок.       Филипп удивлённо обернулся. Анна сдвинула брови и скрестила руки на груди, кусала губы и смотрела на него с осуждением. Словно благородство было чем-то плохим.       Под непонимающим взглядом Филиппа она усмехнулась, покачала головой и как бы невзначай бросила: «Может, ещё увидимся». Затем она поднялась в воздух и скрылась в кронах.

***

      Филипп вернулся к коню, мирно пощипывающему траву, и медленно поехал назад. На полпути его ждал Родерт. Он нервно пускал коня туда-сюда и с облегчением выдохнул, увидев Филиппа.       — Всё в порядке, ваше высочество? — спросил он, старательно делая вид, что не замечает испачканной одежды принца.       Филипп исподлобья посмотрел на Родерта и показал тушку глейдера.       — Всё отлично. Правда, кажется, я потерял где-то там кошелёк…       — Мне вернуться и поискать его? — Родерт боязливо оглянулся и сжался в седле.       — Нет. Поехали к остальным.       И они больше не сказали друг другу ни слова, встретились с охотниками, которые весело обсуждали свои трофеи, и направились к замку вместе с ними. Всю дорогу Филипп ловил на себе осуждающие и настороженные взгляды: у всех могли быть неприятности, случись с ним что, — но это его не беспокоило. Он думал об Анне. Она засела у него в голове, как что-то дикое и необузданное, дерзкое. Совсем отличное от того, что он встречал раньше. Она не боялась ни его самого, ни его статуса — она была сильнее и не стеснялась это использовать.       А ещё… Филипп думал об этом со смущением, но не мог отделаться от мыслей, что Анна была… красивая. Высокая, сильная, атлетичная; у неё были длинные русые волосы, прямой нос и упрямый подбородок. Ей шли дико-розовые пряди и странная татуировка на лице. В ней не было ни капли светской крови, но она выглядела королевой леса. Он был её стихией.       И это притягивало.       Притягивало настолько, что на следующий день Филипп снова решил наведаться на небольшую поляну за поваленным деревом, и в этот раз он поехал один. Дорожка из разрубленных кустов безошибочно вела его к цели, и даже прохладный ветер, проносящийся между деревьями, не остужал мыслей. Доехав до того самого места, Филипп привязал лошадь и перебрался через поваленное дерево. Усмехнувшись при взгляде на поломанные кусты, он пересёк поляну и, снова прорубая мечом дорогу, пошёл дальше, пока наконец не уткнулся в огораживающий лес забор. Там он забрался на одну из перекладин и стал ждать.       Ветер развевал волосы. Шумела река. Затянутое облаками небо сходилось с землёй где-то далеко впереди, где темнели домики, начинавшие деревню. Филипп смотрел на них, понимая, что не имеет ни малейшего представления, как на самом деле там живут люди. Он изучал социологию, знал много по истории и быту, но всё это казалось далёким от реальности, когда он думал про то, что люди по ту сторону реки живут на нарушении закона, им нужны деньги, а никому не было до них дела — все сосредоточились на проблемах юга, на войне. Филипп хотел что-то сделать, но что — не представлял.       Вдруг на другом берегу реки показался силуэт. Он пролетел пологий берег, направился к реке, и Филипп не сомневался: его ожидание было вознаграждено. Он спрыгнул на землю. Анна приземлилась рядом спустя пару минут, и было видно, что встрече она не рада.       — Ну, здрасте, — бросила она, скрещивая руки на груди. — Я надеялась, что в этот раз мне дадут спокойно понарушать закон. Вас папенька за какие-то грехи лес сторожить отправил?       Филипп весело пожал плечами.       — От таких как ты грех не посторожить.       — Да ты ведь боишься, что я тебя убью! — Анна покачала головой, глядя на выглядывающую из-под не до конца застёгнутой куртки кольчугу.       — Перестраховка.       Филипп ни капли не смутился. Анна закатила глаза. Когда она сказала, что, быть может, они ещё увидятся, она точно не предполагала, что это может произойти так скоро.       — И всё же зачем вы здесь? — поинтересовалась она. — Караулите, чтобы наконец арестовать?       — Хочу поговорить.       — Со мной? О чём?       — Мне кажется, что с тобой много о чём можно поговорить. Леса, охота, законы…       — У вас плохо получается шутить, — скривилась Анна, кинула лук и колчан на землю и плюхнулась рядом, скрестив ноги. — Ну, давайте к сути дела. Быстро поговорим и разойдёмся. Идёт?       Филипп согласился и сел на траву, поморщившись от холодной росы. Анна хмуро смотрела на него, подперев щёку кулаком и напрягшись всем телом. Ей совершенно не внушали доверия люди высоких званий. Графы и лорды, с которыми приходилось иметь дело, смотрели на исполнителей, таких, как она, свысока, говорили грубо, в приказном тоне. С принцами Анна дел никогда не имела, но если этот от неё что-то хотел, то действовал он крайне странно.       — К делу так к делу, — начал Филипп. — Ты пыталась меня убить. Дважды… — Вслух прозвучало более неловко, чем в мыслях. — Зачем?       — Идёт война, ваше высочество, — проговорила Анна сквозь зубы. — Люди. Гибнут. Может, так ваш отец бы понял, что на самом деле происходит на юге. А то пока кажется, что у вас из замка вид на другую страну. Вы разъезжаете тут на лошади, а там страдают люди. Не те, с которыми вы видитесь каждый день, а кто-то вроде тех, кто живёт по ту сторону этого забора. — Она махнула рукой.       Филипп смотрел в землю, сжимая зубы до боли.       — Военное время — это сложно… Мы делаем всё, что можем.       — И всё, что вы делаете, — бессмысленно. Люди на юге вас не поддерживают. Они скорее будут сражаться за Райдос, если им дадут выбор. Я путешествую больше вас и знаю кое-что, что ни вам, ни вашему отцу не доложит ни один «народный представитель».       Филипп с шумом втянул носом воздух и сказал:       — Я бы хотел, чтобы всё то, что происходит на юге, прекратилось. И чтобы люди были довольны.       — Хорошие мечты, сэр Керрелл. Жаль, не у вашего отца. — Она, улыбаясь, поднялась на ноги. — Это всё? Я могу заняться своим делом?       Она встала, подняла колчан и сумку, а длинная коса, падая через плечо, едва коснулась земли. Филипп встал и подошёл к Анне почти вплотную. Они были одного роста и смотрели друг другу в глаза. Он мог чувствовать её дыхание.       — Ты не выглядишь человеком, которому хочется продавать подстреленное зверьё, — прошептал Филипп. — Чего тебе на самом деле хочется?       Анна поджала губы и отступила, поднимая подбородок.       — Это не то, о чём стоит распространяться. И точно не касается вас.       Она покрутила косу между пальцами и ехидно улыбнулась. Филипп не стал спрашивать.       Вместе они вернулись в лес и пошли к месту, где Филипп оставил лошадь. Анна показывала, как удобнее туда пробраться, не вырубая ни в чём не повинные кусты, и сетовала на то, что Филипп не умеет летать. «Так было бы намного быстрее!»       Казалось, что охота Анну больше не интересовала — она ни разу не подняла лук, хоть Филипп и заметил несколько интересных зверей, подстрелить которых было проще простого. Они лишь разговаривали об этих зверях, о том, на кого и когда лучше охотиться, какие лучше продаются и как потом используются. Филиппу нравилось слушать Анну, и он то и дело ловил себя на мысли, что о некоторых вещах никогда и не слышал.       — Вот вы все стреляете из арбалетов, — говорила Анна и смеялась от собственных слов. — Наверно, думаете, что выглядите с ними лучше, а луки — пережитки прошлого. А ведь они намного легче и удобнее для быстрой стрельбы. Ваш арбалет всё только усложнял. Хотя луки не дают собственного магического заряда, как арбалеты. В них не вставляют энергокамни. Разве что совсем декоративные.       — Я не умею поджигать стрелы, — пожал плечами Филипп.       — Научиться не сложно. Возвращайтесь, научу.       Анна посмотрела ему в лицо, и Филипп кивнул. Была бы его воля, он бы попробовал пострелять хоть сейчас: ему совершенно не хотелось возвращаться в замок. Но конь уже показался за кустами, и это означало конец разговоров. Филипп отвязал коня от дерева, забрался в седло, чувствуя надавившее на плечи разочарование. Анна привалилась к дереву, смотрела на него, и он внезапно спросил:       — Это ведь не просто татуировка, да?       Лицо Анны вытянулось от неожиданности, но уже через мгновение на губах снова появилась ухмылка.       — Хотите узнать, как она работает? Снимите кольчугу — покажу.       Она провела кончиком языка по губам, поднимая бровь, и воздух наэлектризовался. Филипп понял и коротко кивнул:       — В другой раз так в другой раз. До встречи.       — О да, конечно. Может, ты прокатишь меня на своём жеребце.       — Что?       Анна рассмеялась.       — Ничего, Керрелл. Говорю, может, ты тоже сможешь меня чему-то научить.       — Посмотрим! — Филипп прищурился. — А ты пока можешь определиться, ты обращаешься ко мне на «ты» или на «вы». Мне нравится «сэр Керрелл».       Анна раскрыла рот от возмущения.       — Поезжай уже, сэр! А то я могу сбросить тебя с коня и без обещанного платья.       Филипп довольно улыбнулся и поехал в замок. Там, когда он заводил коня в стойло, его поймал Эдвард. Растрёпанный, пытающийся отдышаться, он стоял в дверях конюшни и смотрел на брата дикими глазами.       — Мы. Тебя. Обыскались! — выпалил он. — Маман с ума чуть не сошла!       — Я не ты, — безразлично ответил Филипп, снимая седло, — и не стоит беспокоиться, что я натворю глупостей.       Эдвард покраснел и набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы высказать брату всё, что думает, но вместо этого шумно выдохнул носом, гордо вскинул голову и, крутанувшись на каблуках, зашагал прочь.       Филипп покачал головой. Мыслями он уже был в лесу, куда собирался вернуться следующим же утром.

***

      Охота отошла на второй план, и все дни в лесу превратились в раунды занимательной игры: кто отпустит более саркастичный комментарий в адрес другого. Анна выигрывала, но в этом Филипп был готов уступить. К тому же она стала относиться к нему теплее: уже не смотрела исподлобья, перестала закатывать глаза, встречая его у забора, и зло не огрызалась. Они общались как друзья, и в один день кольчуга, оказавшаяся не такой бесполезной, как думал Филипп, осталась в замке.       Тогда Анна хмыкнула, но говорить ничего не стала, хотя ей это показалось опрометчивым шагом. Как он мог быть уверен, что она не прятала ничего в рукаве? Что не притворялась, втираясь в доверие, и не готовила ловушку?       У неё же было столько шансов! Столько возможностей. Анна знала, что обязательно встретит Филиппа в лесу, они снова покатаются, постреляют, поссорятся, не сойдясь во взглядах, — и перескочат на другую тему, будто ничего и не было. Она покажет ему, на каких из непротоптанных королевскими охотниками территориях прячутся необычные звери, а он расскажет, как не попасться патрулям. И потом они расстанутся, безмолвно согласившись встретиться на следующий день.       И ведь Анна возвращалась. Постоянно. В лес её тянуло, и каждый раз борьба с собой завершалась проигрышем. Заканчивались причины, почему ей нужно было охотиться. И Анна начала задумываться, что нравится ей не то, чем они занимаются, а сам Филипп. И тогда хотелось убить его ещё сильнее. Он её уже не боялся, если боялся когда-нибудь вообще; доверял, предоставляя столько возможностей убить себя и магией, и стрелой. Ей так хотелось это сделать! Несколько лет она мечтала. Каждый раз, когда видела охотничью свиту в королевских угодьях, прячась тенью на ветвях. Как можно было так просто сдаться?       Но она сдалась.       Филипп разрушил давно сложившийся в голове образ, и Анна осталась в замешательстве от такого несоответствия.

***

      — Вот скажи мне кто-нибудь, что принц Пироса настолько отвратно владеет огненной магией, не поверила бы, — бурчала Анна, подперев подбородок ладонями.       Сидя на пне, она со смесью недоумения и раздражения наблюдала, как Филипп уже который раз силился поджечь наконечник стрелы. У Анны это получалось в два счёта, но магия никак не хотела подчиняться Филиппу, и всё, что он делал — напрягался, пускал слабый поток по древку стрелы, и только казалось, что сейчас всё получится, как поток гас, так и не превратившись даже в самый бедный огонёк. Анна обречённо вздохнула. Он был безнадёжен.       — Да пошло бы всё к чёрту! — воскликнул Филипп, бросая лук на землю и запуская в дерево огненным шаром. — Почему я могу так и не могу поджечь чёртову стрелу?!       — У тебя ничего не получается, потому что ты не можешь сосредоточиться. — Анна подняла глаза на Филиппа, и он прочёл в её взгляде немой вопрос.       Он сжал кулаки.       — Зимой я отправил очень важное письмо. И мне до сих пор не пришёл ответ, а от него зависит так много! Если мне ответят положительно, я вступлю в Альянс и смогу сделать хоть что-то. Я не буду должен отсиживаться сложа руки, просто потому, что мне не позволяют действовать. Но… Кажется, я снова облажался. И я не понимаю почему…       — Да ты прямо серьёзно настроен! — хмыкнула Анна. — Мне нравится.       Она тряхнула головой, мол, какую ерунду сказала. Филипп грустно улыбнулся и начал мерить поляну шагами. Он держал руки в карманах, хмурился, разочарованно вздыхал и пинал попадающие под ноги ветки.       Анна прикусила губу и едва слышно прорычала что-то себе под нос.       — Ты выглядишь ужасно уныло, Керрелл! — заключила она, поднимаясь на ноги. — Где твои идиотские мечи? Давай попробуем с ними, а не с магией. Тебя же явно веселит, когда лажаешь не ты.       Анна изогнула бровь, иронично улыбаясь. Филипп остановился и медленно кивнул.              Она плевалась каждый раз, когда он приезжал с двумя длинными мечами, но позволяла себя учить. С оружием Анна обращалась из рук вон плохо: не технично, слишком агрессивно! Она была так же безнадёжна в фехтовании, как Филипп в контроле энергии, зато быстро научилась держаться в седле. В этом была её очередная победа над ним: теперь она могла шутить, что уже и лошадь «освоила», а Филипп всё ещё не научился летать.       От других такие замечания показались бы обидными, но не от неё. Они не соревновались. Филиппу нравилось, что они могли чему-то друг друга научить. Хотя бы попытаться. Что ему могли дать девицы на балах? Наследников, о которых твердила мать, представляя ему очередную молоденькую графиню? Это его интересовало в последнюю очередь. О каких наследниках могла идти речь, когда на юге гремела война!       С Анной же у них оказалось на удивление много общего, в её компании Филипп расслаблялся, почти не думая о делах, о проблемах. Он занимался тем, что ему нравилось, и обсуждал то, что ему нравилось. И это было хорошо. Почти правильно…

***

      В лесу не чувствовалась разгорающаяся с самого утра летняя жара. Скрытые под раскидистыми кронами, охлаждённые утренней росой и хлещущим в лицо ветром, они носились по лесу — он на коне, она тенью. Они были далеко от места обычных встреч, но Анна знала лес, как свои пять пальцев, ей бы не составило труда вернуться назад или вывести Филиппа к замку. Но возвращаться было рано, да и не хотелось совсем.       Анна остановилась у толстого многолетнего дуба, который будто безуспешно пытались свалить: корни с одной стороны торчали высоко над землёй, — и прислонилась к шершавому, влажному стволу, улыбаясь и пытаясь отдышаться. Филипп спешился и, поднявшись по корням, облокотился рядом с плечом Анны. Уставший конь отошёл подальше пощипать траву.       — В этот раз ты меня почти догнал, — призналась Анна, откинув голову назад и глядя Филиппу в лицо. — Кажется, твой конь понял, как надо бегать.       — Не обижай его, у него уж точно магии нет.       — И в самом деле! Ну, не может же проблемой быть наездник, который — сколько тебе? — к восемнадцати годам не научился элементарным полезным приёмам, вроде ускорения!       — Давно можно было понять, что маг из меня дерьмовый.       — И от кого вы понабрались таких выражений, сэр Керрелл! — Анна картинно закатила глаза.       Филипп с напускным безразличием махнул рукой и склонился над ней. Он был так близко, что видел длинные шрамы от заживших рваных ран, скрывшиеся под татуировкой у Анны под левым глазом.       — Откуда они? — шёпотом спросил он, осторожно проводя тыльной стороной ладони по её щеке. — Шрамы.       — Неосторожность, — так же тихо проговорила Анна.       Она внимательно смотрела на него, напряглась, но не отстранялась. Ждала, что ещё он сделает, и, только когда Филипп попытался дотронуться до татуировки, дёрнулась и отклонилась.       — Не лапай, Керрелл! Она волшебная. Если руку оторвёт, сам виноват будешь.       — Она так зачарована? — спросил Филипп с ещё большим интересом. — Парням руки отрывает?       Анна снова посмотрела ему в лицо и процедила сквозь зубы:       — Принцип немного другой, но вполне может, Керрелл. Так что, пожалуйста…       Филипп понимающе кивнул и вместо того, чтобы исследовать её лицо, запустил пальцы Анне в волосы, прошёлся между выкрашенными в алый прядями, высвободив несколько из нетугой растрепавшейся косы. Анна едва слышно усмехнулась, опуская глаза, и, прильнув к Филиппу, прошептала ему на ухо:       — Да, за такое руки оторвать можно.       Филипп замер, упёршись ладонями в ствол дуба над плечами Анны. Его ногти вонзились в кору. Мысли и желания путались от того, как она дышала ему в ухо, а её пальцы, шагая по его груди, поднимались к напряжённым плечам.       Он резко отстранился и, воспользовавшись замешательством Анны, крепко прижал её к себе. Его губы накрыли её поцелуем голодным, страстным. Он не хотел, чтобы она уходила, впивался в плечи, будто это могло её остановить. А она и не думала сопротивляться…       На мгновения исчезла огромная пропасть. Стёрлись все рамки. Они могли быть кем хочется, а не кем должны были. Но лишь на мгновения…       Потому что это было неправильно. Они не должны были даже встречаться, что уж говорить о чувствах. Но месяц — какой-то месяц! — и они уже не думали, что будет потом. Могло ли что-то быть вообще?       И словно в ответ на этот вопрос Анна исчезла. Она не появилась на месте их встреч ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. И Филипп, чувствуя себя преданным, просто ушёл в себя…