Цвета ярости

Сперва, ярость детектива Эстевеса напоминала раскаленное добела железо – мир периодически затягивало ослепительной пеленой, а бульдожья физиономия шефа перед его глазами рябила по периферии как испорченный монитор, и на ней явственно читался страх, Эстевесу не чудилось. Он агрессивно навис над столом капитана, повторяя как заведенный: «Ну, давай же, признайся! Ты ведь продался им, признайся! Ну же, давай!». Ощущение предательства оказалось изначально ошеломляющим и оглушающим как удар под дых, а спустя некоторое время начало смахивать на пакет с наркотой, который порвался у него в желудке и теперь медленно отравлял весь организм. Хотелось ухватить начальство за шкирку и приложить об угол стола, а потом снова и снова, до тех пор, пока его мозги не брызнут на пол. Да, их шеф всегда был тем еще мудаком. Но он был СВОИМ мудаком. Он ходил с ними в бар, когда они собирались всем отделом, толкал прочувствованную речь на юбилее напарника, снисходительно смотрел на мелкие нарушения дисциплины, частенько помогал обойти бюрократическую машину, тормозившую дело. А сейчас в его глазах тлели искорки страха пополам с виной и злостью затравленного зверя, Цим мертв, а сам Эстевес в шаге от того, чтобы навеки лишиться значка, а то и загреметь за решетку. Привычный мир лопнул будто накачанный гелием шарик, оставив после себя пустую оболочку, годившуюся лишь для помойки. Когда его выдворили из кабинета, пелена сделалась менее яркой, подернувшись мутноватой рябью; настороженно-сочувствующие взгляды коллег липли к коже как шелуха. Эстевес повел плечами, словно стряхивая их с себя, и сделал шаг к выходу. В парке было малолюдно; текила разгоняла кровь, окрашивая его ярость в багровые тона, оседала горечью на языке. Мысли вертелись по кругу будто в адовой колеснице, все время возвращаясь к Циму, к факту его смерти, которого Эстевес пока что не осознал до конца. Алкоголь потихоньку разжимал сжатую пружину у него внутри, заставляя посмотреть на все под иным углом. Не стоило исключать из дела о похищении девочки и совершенно невероятные, сверхъестественные явления. Определенно не стоило. Коротконогий рыжий пес, что смирно сидел рядом на лавке, глядел настолько осмысленно, что детектив счел его вполне подходящим для себя собеседником. Его рассуждения и догадки привели к нежданным результатам, а монолог, обращенный к собаке, превратился в любопытнейший диалог, позволивший Эстевесу утвердиться в своих невероятных подозрениях. А затем он грохнул опустошенную на треть бутылку об асфальт, не вынимая из пакета, деловито проверил обойму в служебном пистолете, который у него, к счастью, не отобрали, поднялся и подхватил собаку на руки. - Простите за фамильярность, мисс Спринг, но так будет быстрее. Багровый оттенок его ярости чуть посветлел, исполнившись целеустремленности. Ему определенно стоило туда вернуться. В то проклятое место, где погиб напарник. Пусть в одиночку, пусть никто не прикроет его спину. Плевать. Было большой удачей застать Гордона Риммера прямо во дворе заброшенного здания на окраине зоопарка. У Эстевеса руки чесались всадить мерзавцу пулю в лоб, или размозжить голову чем-нибудь тяжелым, но важнее было вернуть Лидию в ее тело. А месть могла подождать. Не зря ведь говорят, что это блюдо стоит подавать на стол в охлажденном виде. Риммер проявил куда больше ловкости, чем можно было ожидать, глядя на его массивную неуклюжую фигуру – швырнул в лоб детективу пустую собачью миску и шустро нырнул в приоткрытую дверь. Внутри здания стоял уже знакомый стойкий трупный запах, перемежающийся со застарелым амбре от звериных экскрементов и куда более сильным запахом горелой изоляции. Преследуя ускользнувшего преступника, Эстевес наткнулся на Фару Блэк, и та отвлекла его внимание от основной цели, позволив Риммеру ускользнуть. Ярость Эстевеса вновь полыхнула багровым, в эту минуту он реально готов был уничтожить всех, кто стоял на его пути. Броцман и тот подозрительный англичанин – Дирк Джентли – обнаружились тут же. У Джентли торчала в плече стрела, и в целом вид у них был жалкий донельзя, но Эстевесу было наплевать. Эта троица явно замешана, сомнений не оставалось. Может они заодно с теми, кто убил Цима, кто знает. Потрясая стволом, он приказал им забираться в одну из пустых клеток; нетерпеливо наблюдал, как Фара помогает Дирку подняться на ноги, а Броцман медленно-медленно становится на четвереньки, потом встает и плетется куда было сказало, цепляясь за сетчатую решетку. Отчего-то из всей троицы Броцман раздражал больше остальных – знавал детектив таких вот ребят с бегающим взглядом, которые строили из себя святую невинность, а на деле оказывались замазанными по уши. Он не сдержался и подтолкнул парня в спину, да так, что тот не удержался на ногах и растянулся ничком. И вдруг, словно крепкая ладонь легла на его плечо, и знакомый глуховатый голос напарника произнес с укоризной: «Рик, ради всего святого – мальчик-то тут при чем? Остынь!». Эстевес потряс головой, ощущая, как ярость вновь на оттенок светлеет. Броцман не стал подниматься на ноги - подполз к решетке и сел, прислонившись спиной. Под глазом у него красовался здоровенный фингал, и детектив ощутил укол внутри, когда вспомнил, откуда он взялся. Он ударил безоружного гражданского, угрожал ему пистолетом, а та девушка… сестра Броцмана могла погибнуть. Это совершенно никуда не годилось. Он запер в клетке подозреваемых, двоим из которых явно требовалась медицинская помощь; у него на руках оставалась девочка, которая вела себя как собака, и собака, жаждущая вернуться в тело девочки. Аппарат по перемещению душ поймал несколько выпущенных им пуль и теперь искрил и дымился, а сам Эстевес до сих пор ни черта не понимал в происходящих вокруг невероятных событиях. Одним словом – дела не ладились. Поэтому когда незаметно выбравшаяся из клетки Фара ловким профессиональным движением перехватила у него оружие, детектив лишь тяжко вздохнул и почти жалобно попросил объяснить ему что же, черт подери, происходит. Услышанное не давало ему покоя всю дорогу до особняка Спрингов. Мысли о машине времени вертелись в голове, скреблись будто мыши из-под гнилых половиц. Взгляд то и дело цеплялся за древко стрелы, торчавшее из плеча Дирка; тот молчал почти всю дорогу, явно экономил силы, дышал прерывисто и алое пятно, расползавшееся на его белой рубахе из-под пижонской куртки, царапало по краю сознания, навевая воспоминания о похожей картине, которую он видел еще совсем недавно. Вылезая из машины, Дирк покачнулся, но Эстевес предусмотрительно державшийся неподалеку, успел его подхватить. Перекинул его левую руку через плечо, повел, аккуратно поддерживая. Внутри уже вовсю полыхало – нельзя было допустить еще одной смерти от стрелы, выпущенной этими лысыми оккультистами, ни в коем случае. Он уже облажался с Цимом, не спас его. Теперь он должен спасти всех, не только Лидию Спринг, он ведь полицейский, это его работа, в конце концов. Именно его, а не двух юнцов, сроду не державших в руках оружия, и даже не Фары Блэк, хоть она и крутая цыпочка. Дирк, в ответ на осторожный вопрос Эстевеса насчет самочувствия, бормотнул что-то невнятное, что-то про хлопья в завтраках. Спутанность сознания – плохой признак. Из-за потери крови парень скоро отрубится, ему бы в больницу, но их и так слишком мало… Когда Фара открыла тайник с оружием, спрятанный в недрах винных бочек, ярость Эстевеса приобрела устойчивый алый оттенок, схожий с радостью – мир мгновенно сделался простым и понятным – рядом с ним те, кто нуждается в его защите, там, снаружи враги. У него в руках пистолет-пулемет калибра 5.56, и ему абсолютно наплевать на легальность этого красавца. И пусть он не сможет вернуть напарника с помощью машины времени, он может сделать так, чтобы Цим им гордился. Перестрелка заслуживала экранизации в каком-нибудь пафосном боевике – Гордон Риммер оказался крепким орешком. Они с Фарой прикрывали друг друга, палили очередями, ныряли в укрытия; алая ярость пульсировала в висках – не оглушающая и приносящая лишь бессилие, а именно та, которая помогает сосредоточиться на цели. И, когда благодаря их совместному с Фарой хитрому маневру, Риммер наконец-то медленно завалился навзничь с пулевым отверстием во лбу, а рыжий пес, отскочив в сторону, испуганно метнулся за угол, Эстевес застыл на месте, слушая смутный гул в ушах и ощущая покалывание в кончиках пальцев. Только через пару секунд он обратил внимание на шум снаружи. Они с Фарой переглянулись и одновременно метнулись к выходу. Картина, представшая перед ними, заслуживала надолго остаться в их памяти – четверо диковатого вида чумазых субъектов, смахивающих не то на гопников, не то на банду байкеров, с воплями и улюлюканьем избивали отряд полицейского спецназа будто младенцев. Сопротивление спецназовцев выглядело довольно вялым по сравнению с натиском дикой четверки – большая их часть уже лежала в отключке, а кое-кто пытался тихо уползти в ближайшие кусты. На оставшихся в сознании сыпались пинки и удары, а темноволосая девица, в которой Эстевес с изумлением узнал сестру Броцмана, сосредоточенно высунув кончик языка, размалевывала с помощью баллончика с краской бронированный фургон с грозной надписью SWAT на боку. - Глазам своим не верю. - Пробормотала Фара. – Если бы не эти ребята, нам бы туго пришлось. Внезапная мысль обожгла Эстевеса. - Если дом готовились штурмовать, то кто-то обязательно должен был зайти с заднего хода. Они вновь синхронно рванули с места, только теперь обратно в дом. Короткий путь до бывшей лаборатории Закарии Вэбба сопровождался страшными картинами в головах у обоих – ведь они оставили Лидию, Дирка и Тодда абсолютно безо всякой защиты. Внутри было тихо; к запаху горелой изоляции явственно примешивался запах озона, словно после грозы, пороха и свежепролитой крови. Лидия неподвижно сидела посреди комнаты, поджав ноги, а по обе стороны от нее на полу растянулись два неподвижных тела. Еще два обнаружились в разных углах – те самые лысые оккультисты в мешковатых серых комбинезонах, оба с пулевыми отверстиями во лбу. Машина времени исчезла бесследно, будто ее и не было. - Господи… - Не то прошептала, не то выдохнула Фара, упав на колени рядом со своей подопечной. - Лидия… Лидия, ты в порядке? Девочка медленно подняла голову, глянула из-под спутанных прядей припухшими покрасневшими глазами на чумазой физиономии. - Они умерли. Все умерли. Сначала мама, потом папа, потом те, кто пытался меня спасти… - Она всхлипнула, качнула головой. – Я слышала выстрелы и думала, что ты тоже умерла. У Эстевеса сердце провалилось куда-то в желудок. Присев на корточки, он торопливо нащупал пульс на шее Тодда и с облегчением ощутил уверенное биение, увидел ровные движения грудной клетки. Что бы ни случилось с парнем, он демонстрировал явные признаки жизни. У Дирка дела обстояли похуже. Увидав вторую стрелу в его правом плече, строго симметрично торчавшую с другой стороны, детектив присвистнул. - Это ж надо было специально постараться вот так… Лидия медленно высвободилась из объятий Фары, ее губы дрогнули. - Он меня заслонил. Эта стрела предназначалась мне. - Успокойся, малышка. – Фара погладила ее по щеке. – Это не смертельное ранение, все будет в порядке. - Твои б слова, да Богу в уши. – Бормотнул Эстевес, вспоминая слегка подзабытый курс по оказанию первой помощи и пытаясь оценить состояние неугомонного британца, явно вознамерившегося поймать все стрелы, какие только попадутся на пути. Судя по слабому прерывистому пульсу, бледности и испарине на лбу, пациент стремительно двигался по направлению к коллапсу и маячившей на горизонте клинической смерти, плавно переходящей в безвременную кончину. Стоило бы, конечно, вызвать скорую, это было бы правильно и логично. Но. В коридоре лежал труп Гордона Риммера с пулевым отверстием во лбу, а прямо здесь валялись тела двух лысых оккультистов, чья смерть тоже никак не тянула на естественную. А если прибавить к этому увиденную снаружи картину, то присутствие посторонних на территории особняка становилось крайне нежелательным. Понимающе переглянувшись с Фарой, детектив поднялся на ноги и кинулся к выходу, бросив через плечо: - Присмотри пока за ними. Свалка снаружи пришла к своему логическому завершению – все спецназовцы были повержены, а заскучавшие вандалы потихоньку доламывали бронированный полицейский фургон и сносили головы садовым гномам, выставленным на газоне. - Эй, вы! – Гаркнул Эстевес. - К нему обернулись, на него обратили внимание. Аманда Броцман смущенно спрятала баллончик с краской за спину, а остальные четверо просто остановились и уставились на него в упор. Детектив почувствовал себя крайне странно и неуютно, даже несмотря на ребристую рукоять ствола под своей ладонью. Казалось, взгляды этих четверых были чем-то материальным, выдавливающим воздух ему навстречу, способным сдвинуть его с места и даже сбить с ног. Он на всякий случай покрепче уперся ногами в землю, расправил плечи, упрямо мотнул головой. – Идите за мной. Нужна ваша помощь. Резко развернулся и пошел в дом, будучи почти уверенным, что его проигнорируют, и хорошо если лишь проигнорируют, а не догонят, чтобы проломить голову бейсбольной битой. Но, как ни странно, его послушались. Спустя четверть часа в бывшей лаборатории воцарилась суета – Аманда ахала и охала, забрасывала Фару вопросами, попутно пытаясь привести брата в чувство, хлопая по щекам, а странная четверка сгрудилась вокруг Дирка, вызвав у Эстевеса жгучее желание встать между ними и лежащим в отключке британцем. Он мог бы поклясться, что эти пятеро как-то связаны между собой, и их связь осязаемой алой нитью висит в воздухе. Но защищать Дирка детективу не пришлось – вожак четверки мотнул головой и что-то бормотнул себе под нос, и они отступили на шаг. А затем, повинуясь указаниям Эстевеса, на диво аккуратно и бережно подняли Дирка и перенесли его в машину. А спустя еще какое-то время навстречу Эстевесу понеслись пустынные предрассветные улицы, витрины с манекенами, блики фонарей на влажном асфальте и мигающие неоновые вывески. И он следил за дорогой, напряженно вцепившись в рулевое колесо, и старался не смотреть назад, на неподвижную фигуру на заднем сидении его авто. Он старался абстрагироваться от мучительного ощущения человеческой жизни, вновь утекающей у него между пальцев, будто песок. Ярость сделалась черной, а дурное дежа-вю накрыло тошнотворным облаком – хотелось остановиться, трясти, кричать, умолять. Но все было бы бесполезно, как и в тот раз – он тогда лишь поймал последнее дыхание Цима, увидел, как его глаза подергиваются предсмертной поволокой, услышал его последние слова. Тогда он не успел, но сейчас успеет, должен успеть. Эстевес до предела выжал педаль газа – фонари и неоновые вывески слились в единый светящийся поток; весь мир для него перестал существовать, остался лишь влажный асфальт под колесами и ровное гудение двигателя. Дальнейшие события его сознание фиксировало кусками – мигающие буквы ER над входом, суетящиеся люди в медицинской униформе, «…а теперь на счет три – раз, два, три…», и то, как он показывал свой значок и разъяснял что-то спокойным, уверенным тоном. Его руки тряслись; свежая кровь алела на кончиках пальцев, а бурая и засохшая чернела под ногтями – кровь напарника и лучшего друга. Отчего-то это стало неким спусковым крючком. Кровь двух человек смешалась на его руках – одного он не сумел спасти, у второго еще есть шанс. Есть шанс… Господи… Это Цима должны были перекладывать на каталку и увозить в операционную, это ради Цима Эстевес готов был торчать в коридоре хоть сутки напролет, в ожидании вестей, это ему он должен был таскать цветы в палату, пряча за букетом коробку с пончиками, присыпанными сахарной пудрой, категорически запрещенными больничным диетологом. А теперь тело Цима лежит здесь, в морге, в этой самой больнице. Господи… Ярость сдулась и потускнела; что-то сдавило горло, и земля так странно кружилась, будто он сидел на карусели. Эстевес не помнил, как присел на ступеньки – слезы застилали глаза, и он дал им волю. Он не помнил сколько это продолжалось, помнил лишь как кто-то осторожно прикоснулся к его плечу и спросил не требуется ли ему помощь, но он лишь покачал головой в ответ. А когда слезы иссякли, он вытер лицо рукавом и решительно поднялся на ноги. Не к лицу мужику раскисать, особенно полицейскому. Вон уже рассвело почти – надо съездить домой, привести себя в порядок и наведаться в участок, потому как дел невпроворот – чтобы подчистить все, что нагородили Джентли, Броцман и Фара Блэк при его, Эстевеса, непосредственном участии, недели не хватит, а то и месяца. Еще надо будет на днях навестить этого двинутого британца. И привезти ему пончики, присыпанные сахарной пудрой.