***
Для Кира Гоша был существом неземного происхождения. Во-первых, его внешность. Описывать тут можно бесконечно. У него глазки! У него губки! У него носик! У него ручки и ножки! Все эльфы и ангелы, наверно, перегрызли от зависти себе локти. А ещё он милый, добрый и ласковый. Короче — уникальный. Так Кирилл считал. — Дурак ты, — смеялись друзья. — На кой чёрт тебе этот геморрой? Не дал ещё? Правильно, и не даст. Он сам тебе мозг выебет и свалит новую жертву искать. Тебе это надо? Что, свет, что ли, клином на этом ангелочке недоделанном сошёлся? Он ведь блаженный. Кир в ответ только вздыхал, и порой думал, что друзья, в общем-то, правы. Гоша вроде по-русски разговаривает, а не понять ничего. Рядом с ним, таким изящным, Кир всё время чувствовал себя неуклюжим, как медведь. Мемекал что-то, заикаясь и всё роняя из рук. Как с ним общаться дальше? А как в постель его заманить? И в берлогу-то свою его не приведёшь. А вдруг ночью Кир храпака задаст или, ещё хуже, в туалет приспичит. Кирилл вспомнил, как вечером две тарелки горохового супа умял. Что потом его задница вытворяла, аж самому страшно было. А если при Гоше? Всё тогда — жизнь кончена, иди и бросайся из окна! А как без Гоши? Без Гоши он жить не мог — любил безумно. А от мысли, что когда-нибудь Гоша окажется в его постели, Кира прямо трясти начинало. Он до того дошёл, что начал классиков перечитывать, умные афоризмы и китайские даосизмы наизусть учить. Одно утешало: начитаешься — трахаться вроде и расхотелось. До следующей встречи с Гошей.***
А ещё Гоша был вегетарианцем. Тут Киру его даже жалко было, ибо сам пожрать любил и очень. — Ну хоть кусочек! — умолял он. — Ты такой худенький. — Тебе нравится только моя внешность, — обижался Гоша. — А ведь чувство, что испытывает моё бедное сердечко… И понеслась! — Глубина познания… бла-бла-бла… мысли о преображении… бла-бла-бла… у необъятных просторов моря… а что-то нам десерт долго не несут. Кирюшенька, тебе плохо?***
Киру было не просто плохо. Ему давно уже был полный пипец. — «Лучше бы я в тот день дома сидел», — думал он, вспоминая первую с Гошей встречу. Познакомились они на вечеринке у общих знакомых. Гоша сам подсел к Киру и запел: — Какой красивый у вас загар! Турция? А я больше люблю Европу. Ах, Лондон! Ах, Вена! Ах, я не пью! Но если только чуть-чуть! К концу вечера Кир смотрел на него полными обожания глазами и мучительно выдавил просьбу пробзде… прошвыр… погулять завтра. Заранее знал, что вежливо откажут, но прекрасное создание неожиданно обрадовалось и предложило сходить в парк, покормить лебедей. Кирилл с ним и крокодилов кормить бы пошёл.***
Гоша жил на втором этаже. Проходя под окнами, Кирилл увидел, что балконная дверь его квартиры открыта нараспашку, и тут в голову ударила шальная мысль. Пожарная лестница совсем рядом с балконом, только руку протяни, и если романтичный Гоша узрит его появление с букетом, восторгу границ не будет. «Лишь бы раньше времени не заметил, — думал он, еле удерживая в зубах здоровенные цветуёвины. — Идиот! Знал бы, купил бы розочку белую!» Осторожно отодвинув шторы, он убедился, что в комнате никого. К удивлению его, комната была самая обычная. Ему почему-то представлялось, что у Гоши, как в школьном кабинете литературы, портреты писателей висят, или фотки несчастных вымирающих китов. Нет. Никаких Достоевских с Шекспирами, да и книг-то и тех особо не наблюдалось, зато привычного Киру хлама — навалом. Кирилл удивлённо оглядывался, как вдруг из недр квартиры раздался горестный вопль: — Сил моих больше нет! Кир метнулся к выходу, застыл на пороге. Дверь в Гошин туалет в конце коридора была распахнута, а сама ангелоподобная прелесть его сидела скрючившись на унитазе, и рыдала кому-то в трубку: — Он придёт скоро, а я сру уже целый час. Да! Что ты ржёшь, урод? Откуда я помню, чего я жрал? Капусту жрал и укропом закусывал. У меня говно уже зелёное, веришь? Я и дома мясо не ем, боюсь, что потом ему проболтаюсь… Ой, кажется, процесс пошёл! Если бы ты знал, как я спать хочу! Полночи цитаты умные зубрил, полночи на толчке сижу. А сколько я ахинеи выучил, ты не представляешь, на три жизни, наверно, хватит. А вчера, между прочим, наши играли! Я идиот? Я не идиот, я его просто люблю, а если ему полоумные неадекваши нравятся, я что, виноват? Знаешь, как он на меня смотрит? Аж душа поёт. О, дожил, с тобой уже как дебил разговаривать начал. А вдруг он меня бросит? Обычных много — а я такой один. И он такой один! Узнает — уйдёт, я ж тогда повешусь. Каллы вывалились у Кира из рук. И тут Гоша его увидел. Взвизгнул, подкинулся с толчка и захлопнул дверь туалета. Кирилл сполз на пол и, закрыв лицо руками, затрясся от смеха. — Уходи! — провыл из туалета Гоша. — Да щаз! Процесс как? Идёт полным ходом? Вылезай давай! — Не-е-ет! — Дверь выломаю! — пообещал Кир. — Мне сты-ы-ыдно!***
Выудить Гошу из туалета Кир смог только через полчаса. И ещё полчаса уговоров. Гоша прятал лицо в ладонях, всхлипывал и упорно отворачивался. — Глупый ты, — смеялся Кир, прижимая его к себе и гладя по спине. — Да я же рад только. Я ведь с тобой не знал, через какую ноздрю дышать надо, чтобы по фень-шую. Задолбался вусмерть. А ты, оказывается, нормальный. — Тебе со мной скучно будет, — скулил Гоша. — Нет, не думаю, — и вдохновенно выдал: — Я никогда не забуду волшебного момента нашей встречи и думаю только о том, как будет строиться сценарий нашей жизни. Для меня теперь только один смысл в жизни — делать тебя счастливым. Не веришь? Спроси у них. Кир поднял с пола забытый букет. — Они говорят о моём восхищении тобой и желании быть рядом, чтобы любоваться бесконечно. — Кто говорит? — спросил Гоша, расширив глаза. — Цветочки? Они что, говорящие?