Стечение обстоятельств

      Исин не помнил, чтобы завидовал кому-то ни в детстве, когда у других были игрушки лучше, чем у него; ни в школе, когда кто-то был успешнее; ни в университете, когда не смог получить грант на свой проект. Он даже за однокурсников, что отправлялись за границу, порадовался больше, чем за себя, узнав, что его тоже включили в группу.        Но сейчас Исин бесконечно завидовал Кёнсу. Потому что тот мог, не стесняясь, прижиматься к Бэкхёну всем телом и шептать всякие глупости в коралловые губы, трогая кончиком языка волнующую родинку над губой. Он мог это делать на людях на правах парня Бэкхёна. Сам Исин этого не видел, но прекрасно себе представлял и с трудом сдерживал фантазию и совесть, прикрывая глаза. Он мог позволить себе то же, и даже больше, но только наедине с Бэкхёном. А иногда так хотелось, чтобы каждый знал, что этот видный альфа его и только его.       Он сам не понимал, как успел вляпаться в эту ситуацию, а уж тем более было неясно, как он, вполне приличный омега, мог встречаться с занятым альфой. Но случилось, как случилось. И малые отрезки времени, в которые с Бэкхёном они были вдвоём, компенсировались страстью. Бэкхён был нежным и чутким – Исин мог похвастаться сходными ощущениями лишь, когда был с Минсоком, тот тоже был предельно внимательным к удовольствию партнёра и доводил до беспамятства – но при этом Бэкхён оставался страстным и иногда даже жёстким, когда дело доходило до постели.       В отношениях с Минсоком в сердце Исина дружба всё же перевесила. Болезненная нежность Минсока и обхождение с ним, как с подарком богов, порядком выматывали, особенно когда Исину хотелось пожёстче и ярче. А тот единственный раз, когда Исин обидел альфу так, что тот его просто связал и почти всю ночь вбивал в матрас – были одним из лучших воспоминаний в жизни Исина. Проблема была лишь в том, что после этого Минсок вновь превратился в заботливого и нежного альфу, что едва не порхал над трепетным омегой. Исина это порядком достало, и он выставил Минсока за дверь. Он до сих пор себя корил за то, что так жёстоко поступил с влюблённым альфой, но иначе он просто не мог. Друг из Минсока для Исина был куда лучшим, чем любовник. Ну не любил Исин все эти нежности и излишнюю заботу. Ему с верхом хватало гиперопеки родителей, чтобы после того, как вырвался из-под их гнёта, попасть под повышенное внимание предупредительного альфы.       Исину хотелось свободы во всех проявлениях. От свободы выбора, с кем, как и когда спать, до свободы личного пространства, которое Минсок не соблюдал, постоянно дотрагиваясь и мельтеша. Конечно, они помирились и остались друзьями, но Исин обрадовался, когда ему предстояло уехать на полгода по обмену. Ведь это означало не видеть глаз избитого кота в виде Минсока и делать всё, что вздумается без отчёта, где, куда и зачем.       Потому Исин просто взлетел на крыльях, когда видный альфа обратил на него внимание и зажал в тёмном углу университета. И было совершеннейшее наплевать, что этот альфа – его преподаватель Бён Бэкхён, если одни только нереальные пальцы могли сотворить с Исином такое, что ему и не снилось.       Стоило Бэкхёну обнять и коснуться губами шеи, как ноги Исина разъезжались от одних воспоминаний, каково это чувствовать Бэкхёна полностью и везде. В первые минуты мелькал стыд и чувство вины перед Кёнсу, который ни о чём не догадывался, но Бэкхён вытеснял все мысли, оставляя взамен удовольствие.       Риск быть застуканными, эйфория от запретных отношений, медленный, тягучий в постели и быстрый в общественном месте секс будоражили обретшего, наконец, свободу Исина, заставляли гореть в руках Бэкхёна, забывая обо всём. Не существовало границ и запретов, сердце рвалось ввысь, хотелось петь и танцевать, как в старом кино. Пальцы, запутавшиеся в чёрных волосах и оттягивающие голову Исина назад, губы, скользящие по открывшейся шее, языки, сплетающиеся со стонами, и размашистые удары бёдер о ягодицы, выветривали из головы Исина все мысли.       Обучение давалось без проблем, если не брать во внимание занятия у молодого профессора Бёна. На них Исин с трудом мог сосредоточиться на предмете, а не на Бэкхёне. Он старался не думать о его пальцах, держащих маркер или поправляющих золотистую оправу очков, о его крепких бёдрах, о желанных губах, о ключицах, видневшихся благодаря двум расстёгнутым пуговицам рубашки, и уж точно не о каждом движении или взгляде, словно обещающим новые удовольствия. Слова не долетали до сознания, либо закупоривали сладкой патокой уши, и удавалось расслышать лишь приятный тембр голоса преподавателя, а вовсе не излагаемую тему.       Всю информацию по предмету Исин получал, усиленно штудируя книги и штурмуя электронные библиотеки. Он был в пятёрке отличников, и терять этот статус вместе со стипендией не собирался. В любую свободную от страсти минутку он занимался обучением, тщательно отгоняя мысли о соблазнительном альфе.       Четыре месяца пролетели как один миг. Исин успевал учиться, познавать своё тело и отдаваться чувственным удовольствиям, не задумываясь о том, что будет совсем уж скоро. Днём он был поглощён мыслями о Бэкхёне и учёбе, вечерами был занят либо приготовлением скромного ужина, либо сидел в кафешке с Бэкхёном, с которым в такие дни не расставался до утра. А в темноте маленькой комнатки он не раз думал, каково было бы Кёнсу, если бы он узнал о нём. Или что испытывал Бэкхён, обманывая омегу.       Исин был уверен, что их отношения – чистая страсть, без примесей. Эдакое приключение с приятными ощущениями. Он даже не был уверен, является ли подобное увлечение изменой, если Бэкхён стабильно возвращался к Кёнсу.       Ни Исин, ни Бэкхён не говорили о своих отношениях, они просто были вместе. Исин любовался спящим Бэкхёном, когда по светлой коже струились солнечные лучи, либо когда на неё широкими масляными мазками ложился свет уличных фонарей. Во сне Бэкхён был таким восхитительно трепетным и спокойным. А не привычным живчиком, энергии которого хватило бы, чтоб осветить целый город. Иногда хотелось плюнуть на завтрак и юркнуть под тёплый бок, прижаться спиной к груди и дать себя обнять всеми конечностями. Так и замереть, как время в янтаре. Чтобы больше никуда и никогда. Только с ним и только так.       Но утро диктовало свои права, Исин возился с нехитрым завтраком, вскоре звенел будильник, Бэкхён щурился, потягивался сытым котом, одевался и наспех завтракал. Убегал, оставив душ на потом. Потому что в общаге один душ на этаж и надо убежать до того, как сонные студенты начнут курсировать по коридорам.       В такие утра Исин чувствовал себя очень счастливым и ощущал крылья за спиной. Это потом, когда альфа уходил, на Исина накатывало с новой силой осознание того, насколько глубоко Бэкхён въелся под кожу. Исин уже распланировал своё будущее вплоть до сорока лет. И в ближайшем будущем замужеством не пахло.       Хотя каждый раз, когда Бэкхён оставался у него, и Исин просыпался, укутанный теплом и запахом альфы, он думал, что не так уж и плохо ежедневно засыпать и просыпаться в любимых объятиях. Да о чём там говорить, ему в голову стали приходить мысли о небольшом домике, паре-тройке детишек, весёлым гомоном взрывающих тишину, небольшой лужайке за домом с навесом, качелями и барбекю.       В один из моментов, когда Бэкхён вновь остался на ночь в маленькой комнатке студента, Исин впервые задумался, что пора разрывать отношения, стоило Бэкхёну сонно прошептать «люблю» и притянуть к себе Исина. Он замер и долго слушал грохочущее сердце, пока пытался выпутаться из цепких рук альфы. Ведь он ещё столько планировал попробовать. И дети в планы не входили. Пора было забыть прекрасные минуты, не отвечать на многозначительные взгляды, и запретить себе и Бэкхёну стягивать одежду в каждую свободную минуту, лишь только оказавшись наедине. Но Исин не мыслил себя без Бэкхёна и его страстной натуры, и пока никак не мог решить, как быть дальше, когда выйдет срок его обучения по обмену.       Спустя неделю Исин услышал от студентов, что у одного из профессоров намечается свадьба, его будто током ударило, он крепко задумался, засел у окна за дальней партой аудитории и пропустил мимо ушей все предзачётные занятия. Да и все экзамены с зачётами он сдал, пребывая в каком-то странном состоянии, отвечая на автомате, не задумываясь над словами, сорвавшимися с языка.       Исину даже удалось в тот же день уговорить куратора отпустить его домой. Если бы не симпатия к отличнику и красивому омеге, куратор бы долго ломался, но Исин не погнушался удовлетворить альфу, лишь бы поскорее сбежать из страны. Даже расписку написал и обещал отзвониться по прибытию в Корею, радуясь, что это будет последний контакт с куратором. Это был худший опыт в жизни Исина, даже с учётом первых раз десяти не самых удачных с одноклассником. Конечно, особым опытом он похвастаться не мог, он был только с одноклассником, Минсоком и Бэкхёном, но куратора он точно постарается забыть и выбросить из памяти всё произошедшее.       Спешно собрав вещи, он вылетел первым же рейсом, стараясь унять дрожь пальцев и желание вернуться назад и услышать всё от Бэкхёна. Чтобы не гадать и не выдумывать. Но Исин не уверен, что это всё ему нужно. Он сбежал и от незаданных вопросов, и от ответов, которые он и знать не хотел, и от Бэкхёна, и от ответственности, и от себя самого. Исин понимал, что от себя не сбежишь, но попытался. Сдался через три дня и позвонил Минсоку. Чтобы сквозь шорох гудков услышать родной голос и прохрипеть: «Мииин, ты мне нужен!».       Минсок примчался в течение часа спасать своего друга. Исин всегда был сильным. Никогда не плакал: ни когда его обижали в детстве, ни когда его бросил одноклассник, что был с ним только ради секса, да и на спор, ни когда он выгонял Минсока из своей жизни. Никогда. А теперь в груди неприятно саднило и что-то отчётливо шевелилось в горле.       Исин выложил всё, как есть. Рассказывал без утайки. Ведь это же Мин, он же всё поймёт и подскажет. Он друг. Самый лучший и единственный. Но Исин даже не поинтересовался жизнью друга за полгода, сначала ему нужно было выговориться, а потом уже расспрашивать, как у Минсока проходят смены, много ли людей спас и не прибавилось ли фамилий на личном кладбище, которое есть у каждого врача.       Исин даже не думал давить на жалость. Никогда не умел и не собирался. Но видя своё измученное отражение в широко распахнутых глазах Минсока, Исину захотелось разрыдаться. Так, чтоб навзрыд как тот омега в дораме. И чтобы утешили, просто побыли рядом. Исин усиленно моргал, стряхивая тень слёз с ресниц, но предательская влага заволакивала глаза. Минсок ничего не говорил, просто обнимал и гладил по спине, молчаливо разрешая Исину всхлипывать и задыхаться, подставляя плечо.       Сердце колотилось так, что отдавало в горло и мешало судорожно вздыхать, царапая острыми коготками глотку. Исин почувствовал, как Минсок отстранился и большими пальцами стал вытирать дорожки слёз, согревая ладонями щёки. Сквозь пелену Исин видел расплывчатый силуэт, который немыслимым и непостижимым образом складывался в облик Бэкхёна.       И когда его лицо обожгло чужое дыхание, Исин приник всем телом, вкладывая в поцелуй все переживания и чувства, которые долгое время прятались на дне души. И которые Исин в себе нещадно глушил, желая свободы. Потому он недовольно выдохнул и тихо простонал, когда внезапный поцелуй из осторожного прикосновения так и не превратился в глубокий. Исин разочарованно вздохнул и распахнул глаза, считывая удивление и затаённую боль в раскосых глазах. – Прости, – сорвалось с губ Исина. Но не смогло удержать Минсока. Альфа вскочил и вылетел из тесной квартирки, хлопнув дверью.       Минсок не вернулся и не брал трубку, сколько бы Исин не набирал заученный наизусть номер. Он костерил себя, едва не вырывая волосы на голове. Но Минсок был непреклонен, и Исин собрался в университет. Отметившись на кафедре и отзвонившись куратору, от голоса которого Исину хотелось блевать, он пополз домой.       Жар накатывал волнами и мешал трезво мыслить. Умудриться простудиться накануне фазы – было не самым лучшим событием в его жизни. Чтобы как-то избавиться от навязчивых мыслей, он направился в аптеку за противовирусными и блокаторами, которые впервые понадобились с момента отъезда. Как переносить фазу без альфы, Исин знал. Не маленький мальчик. Но как быть сейчас, он не понимал. Ведь простуда откладывала либо осложняла активную фазу и растягивала во времени неприятные ощущения, обещая непростую неделю, а если не повезёт, то и две.       Исин отослал Минсоку сотню извинений короткими сообщениями с кучей смайликов и просил не обижаться на него, но альфа упорно молчал, вгоняя омегу в уныние. Исин проснулся среди ночи и долго соображал, где он. Сердце трепыхалось в груди, а неприятный озноб прошивал тело. Телефон замерцал в темноте, но написанный текст в сообщении Исин не смог разобрать, как и то, который час. Его буквально подкидывало на месте от холода. Исин с трудом поднялся и натянул всё тёплое, что попалось под руку, и рухнул на кровать, накрываясь с головой и стараясь раздеться.       На звонок толком ответить тоже не удалось. Пальцы не слушались, а пелена застилала глаза, превращая мир в размытое нечто кисти постмодерниста. Телефон был будто из желатина и норовил развалиться в руках, Исин глухо простонал и выронил ненужный гаджет из рук, кутаясь всё сильнее.       Он не помнил ни появления Минсока, у которого были ключи от квартиры, ни приезда кого-то с лекарствами, ни забора крови для анализов, ни капельниц. Семь дней Исин провалялся в беспамятстве, усердно сдобренном собственным подсознанием образами Бэкхёна. Изредка открывал глаза и видел плывущий образ кого-то рядом. Тянул руки и просил простить. Кого и за что, договорить не успевал, вновь засыпая. Грипп и наступившая фаза вымотали Исина до предела. Он даже кружку не мог держать, чтобы не выстукивать зубами по фарфоровому боку.       А в заботливые руки, помогавшие сделать всё необходимое, Исин вцеплялся клещом и долго не мог отпустить. Он не молил об удовлетворении и снятии тягостного напряжения, он просто боялся потерять связь с реальностью настолько, что руки Минсока наверняка были черны от синяков. Но глаза слипались, и Исин не был уверен ни в чём. Даже в том, что друг ему не привиделся.       Находясь в бреду, Исин понял, что пытаться забыть того, кого полюбил, сам того не осознавая, оказалось самым бестолковым занятием, которым только занимался Исин в своей жизни. Ему бы было слишком одиноко и пусто, но озноб и жар одновременно вили из него спирали, скручивали какие-то невидимые пружины в груди, заставляя сердце заходиться в рваном ритме. Но звуки упрямо складывались в одно и то же имя, что слетало с губ вместе с дыханием и стоном.       Исин не заметил, как тёплые, чуть шершавые руки Минсока заменили прохладные, мягкие и до боли знакомые. Он просто подался под ладони и, наконец, забылся крепким сном без сновидений, не выпуская длинные пальцы из рук.       Очнувшись утром восьмого дня, Исин осторожно потянулся и с облегчением выдохнул: и жар, и озноб отступили. Он медленно приподнялся на кровати, вцепившись руками в стоящее рядом кресло, сел и огляделся. Потянул носом воздух, но кроме морозной свежести из приоткрытого окна, порядком выветрившегося цитрусового с ноткой хвои – аромата Минсока_– и своего, не ощутил ни одного запаха.       Исин принял душ, тщательно отмывая запах болезни и смывая свой собственный слишком яркий после активной фазы аромат, заглянул в холодильник и погладил впалый живот, разрывающийся воплем голодных динозавров. Исин сменил постельное бельё, засунул его в стиралку, оделся и, захватив кошелёк с авоськой, открыл дверь. За нею обнаружился Бэкхён с ворохом пакетов, из которых пахло так вкусно, что Исина замутило от голода.       Исин неловко улыбнулся и сполз по стене. Недельное валяние на грани сознания и внезапное появление профессора Бёна дали о себе знать. Краем глаза Исин заметил, как Бэкхён быстро, но аккуратно поставил пакеты на пол, ногой захлопнул дверь и бросился к нему. Исина хватило ровно на то, чтобы притянуть Бэкхёна за шею и уткнуться носом в плечо, считая губами сумасшедший пульс альфы. Исин держался крепко, как в болезнь за Минсока, боясь потерять ощущение нереальности и сказочности. Ему хотелось верить, что Бэкхён не плод воображения. Казалось, тронь – рассыплется звёздным сиянием или что сейчас прозвенит будильник, вырывая из романтического сна.       Противный сигнал будильника не вспарывал реальность, разрушая образ Бэкхёна. Альфа не исчезал, лишь дыхание стало в разы тяжелее. Исин нехотя отстранился, понимая, как непросто альфе вдыхать его не до конца выветрившийся запах, но мягкие губы накрыли его потрескавшиеся, и Исин вновь начал терять связь с реальностью.       Поцелуи смешивались с хриплым шёпотом альфы: «Мой, только мой, а я твой, слышишь?», и Исин кивал, подтверждая каждое слово, так же отвечал надломленным голосом: «Да, да, я твой, твой». Жался ближе, забывая обо всём. О слабости, болезни, голоде, Минсоке и Кёнсу.       Бэкхён умел вытеснить все мысли и сомнения, чем и занимался, заставляя Исина стонать, дрожать и биться в оргазме. А потом Бэкхён готовил ужин, усадив Исина на стул и запретив двигаться с места, сунул в руки чашку с чаем и принялся колдовать у плиты. Исин же наблюдал слезящимися глазами за происходящим и жмурился от тепла, растёкшегося по телу.       Позволил себя накормить и уложить в постель, хотя мышцы тянуло, и спать не хотелось. Но потерять возможность прижаться к Бэкхёну Исин попросту не мог. Он лежал долго, греясь спиной о грудь альфы, а потом провернулся в объятиях и, не отрываясь, смотрел в освещённое мягким светом ночника лицо Бэкхёна. Осторожно трогал кончиками пальцев, грелся теплом, рисовал невидимые узоры на коже альфы и боялся думать на несколько минут вперёд, боясь разрушить волшебство.       Бэкхён улыбался во сне и слегка морщился, когда тонкий палец особо щекотно ложился на щёку, альфа тянул Исина к себе, опутывая конечностями. Исин же поддавался и подставлял шею под ленивые сонные поцелуи, боясь на секунду закрыть глаза и потерять любимый образ хоть на миг. Он сам не заметил, как начал всхлипывать, прижимаясь к альфе. – Исин, – сонно пробормотал Бэкхён, разлепляя глаза, – ну ты что, маленький? Не плачь, я рядом. Син-а.        Исин прикрыл глаза, заставляя себя не плакать, но слёзы лились против воли. И дыхание рвалось в клочья, превращаясь в жалкие всхлипы. Хотелось разреветься сильнее и перестать хлюпать носом. Но ни то, ни другое не удавалось. Исин дрожал, льнул к альфе и пытался отстраниться одновременно. – Представляешь, меня Кёнсу бросил, – пробормотал Бэкхён, поглаживая Исина по спине. – Признался, что полгода как влюбился в какого-то врача на той конференции в Сеуле. Помнишь, я рассказывал? – Исин кивнул, задумчиво разглядывая лицо окончательно проснувшегося Бэкхёна. – Сказал, что тот его парный. Но не хотел меня расстраивать и разбирался в себе. То-то я думаю, он остыл как-то и не спрашивал ни о чём. А потом взял и уехал. Я на радостях прилетел в университет, а мне твой куратор бумажку под нос суёт. Не понял сразу, чего он хочет, а потом когда вчитался, думал с ума сойду. Зачем ты так? Ты не хотел меня рядом?       Исин отрицательно покачал головой и с трудом поднял припухшие от слёз веки, глядя Бэкхёну в глаза: – Не хотел. То есть хотел, но Кёнсу…помолвка…свадьба… – Боги, – простонал Бэкхён, – ты слышал, как студенты шепчутся? Так они всё никак не могли дождаться, чтоб Крис добился ЧунМёна. Третий год ректор и проректор ходили вокруг да около. За их отношениями весь университет следил. А тут наконец помолвка, – Бэкхён замолчал, а Исин поджал дрожащие губы. – Ты думал, что я женюсь? Мой глупый мальчик. А у меня спросить?       Исин всхлипнул, позволяя собирать слёзы губами, и растеряно улыбался, думая, какой же он всё-таки идиот. Бэкхён опутывал теплом, продолжая целовать, а Исин таял в его руках, и начинал тихо хихикать от облегчения. Альфа тем временем продолжил: – Меня не хотели отпускать из университета, не думал, что настолько уж ценный сотрудник, с горем пополам выбил перевод в Сеул. Не успел регистрацию пройти, как меня завалил сообщениями Кёнсу. Просил не бросать тебя в беде. И адрес прислал. Откуда он знает о тебе, не сказал. А я голову чуть не сломал, размышляя. Ничего, ещё свяжусь с ним и всё выспрошу. Я еле перелёт выдержал. Приехал сюда, мне альфа открыл двери. Серьёзный такой, взгляд цепкий, не хотел бы с таким пересечься в тёмном проулке. А потом на нём твой запах учуял. Думал, кинусь рвать его. А он на меня посмотрел с таким прищуром, будто сканировал, достоин ли. А потом сдал тебя с рук на руки, строго наказав звонить в случае чего. Кто он? – Мой друг. Минсок.       Исин сглотнул и в картинках себе представил, как Минсок его выхаживал, а потом переложил заботу на другого альфу. Так просто? Тут было что-то не то. Исин надеялся, что ничего предосудительного не делал и не пал в глазах Минсока ниже плинтуса. Потерю друга он бы не пережил. Бэкхён отстранился и, прищурившись, заглянул Исину в глаза: – У вас с ним что-то было? – альфа перелёг с бока на спину и посмотрел в потолок. – Стой, не отвечай, это неважно. Лучше скажи, фамилия твоего друга случайно не Ким? – Да. А что?       Исин перевернулся на бок и с интересом всмотрелся в лицо альфы. Уголки губ подрагивали, а у глаз собрались тонкие морщинки-лучики. Бэкхён откинул голову на подушку и захохотал. – Бэк, ты чего? – Не поверишь, альфу Кёнсу зовут Ким Минсок.