Амнезия

Наташа катала по столу твердый кружок печенья, придерживая его кончиками пальцев, Сэм вообще сел на подоконник, а Клинт, весело переглядываясь с Баки, резал хлеб на бутерброды. Брок заваривал чай в большом чайнике, и выходило это у него до того ловко, что Стиву невольно пришло в голову сравнение с тяною*, на которой он был однажды. В общем-то, в процессе не было ничего общего, но вот плавность движений, которыми хотелось откровенно любоваться, завораживающие движения ладоней, эффект, который это все производило на Стива – вот в чем была схожесть. - Дыру в нем прожжешь, - совершенно серьезно заметила Наташа, молча наблюдавшая за Стивом. – Когда это кончится? - Лет через сто, когда я ослепну, - ответил Стив, не отводя взгляда от широкой спины любовника. – Вы хоть представляете, как мне повезло? - Головой удариться? – не слишком вежливо спросил Сэм. - И это тоже. Мозги на место встали. С таким, знаешь, оглушительным щелчком. Будто гермошлем стянул и дышишь – надышаться не можешь. И кажется: влажной травой, лесом пахнет. И в груди так… больно и сладко. И жить хочется, а не просто быть. Сэм, Наташа и даже Баки уставились на Стива, будто тот вдруг две головы отрастил. - Э, старик… - начал Сэм, но Стив будто его не слышал. Он взял Баки за руку, и, не отводя глаз от Брока, продолжил: - Когда я Баки из Аззано вытащил, мы вырвались с той чертовой базы и шли, шли, до самой ночи. А потом я вдруг оглянулся: лес кругом. Люди костры жгут, звезды такие яркие. И Баки мой – жив. Прямо как будто я из темноты на свет вырвался. Обнял его, а он тощий, измученный, еле на ногах стоит, и я думаю: остальное ерунда. Главное – живой. Так вот, я за последние годы будто забыл, что важно. Облепился весь какой-то ерундой: долгами, которых не делал, обязательствами, фальшивыми чувствами к насквозь чужим людям, забочусь обо всякой ерунде, заморачиваюсь тем, кто что обо мне подумает и скажет. А неделю назад я словно заново очнулся в новом веке, получил возможность начать сначала. Шанс получил. И мне все равно, поймете вы или нет. Потому что меня уже понимают двое, и это на два человека больше, чем было, когда меня вытащили с того света. Хотя я не просил. Я хотел умереть вместе с Баки. В кухне повисло тяжелое, долгое молчание, и никто не решался нарушить его. Наташа, наконец, съела то злосчастное печенье, которое перекатывала, как большую монету, Сэм смотрел в окно, а Клинт – прямо на Стива, будто видел впервые. - Спасибо, - Стив принял у Брока кружку с чаем и поцеловал его в ладонь. Тот неловко провел по его щеке костяшками пальцев, будто извиняясь, и сел напротив. – Так вот, об отчете. Я не знаю, что вы видели, потому что я почти ничего не помню. Меня накачали препаратами, я провалился, как в темную, страшную яму, и вынырнул оттуда только тогда, когда собирался ударить того, за кого готов разорвать голыми руками. Это я попросил увезти меня подальше и дать сыворотке переработать то, что в меня влили. Я не хотел, чтобы хоть кто-то мог повторить рецепт. Восстановить состав и последовательность введения всей той дряни, под действием которой я превратился в безмозглую гору мускулов и рефлексов. - Странно, что ты вообще кого-то оставил в живых, - задумчиво произнес Клинт и сжал запястье вскинувшейся Наташи. - Это случайность. К тому же, доктора, как я понимаю, не нашли. - Да, он просто испарился, - подтвердил Сэм. – Слушай, старик, ты можешь сколько угодно считать нас «чужими насквозь людьми», но… - Разве с чужими я бы стал говорить о таком? – спросил Стив. – Стал бы обнажать уязвимые места, зная, что по ним могут ударить? - Ну, земля пухом тому, кто решится бить по этим самым "уязвимым местам", - усмехнулся Клинт. - А я все жду, когда ты вспомнишь, - вздохнул Сэм. – Дофига интересно, что… - Ты так и не понял, да? – спросила Наташа, глядя, впрочем, только на Стива. – Он уже какое-то время при памяти. Сэм уставился на Стива с немым вопросом в глазах, и тот кивнул. - Мне не хотелось бы разочаровывать вас, но да, я вспомнил все еще перед нашими посиделками в пятницу. И не собираюсь менять ни свое мнение о партнерах, ни линию поведения. - То есть… разрывать контракт ты не будешь? – уточнил Сэм. - Нет. Ни в коем случае. - Придется тебе, Уилсон, смириться, - молчавший до этого Брок ухмыльнулся и пододвинул вазочку с печеньем поближе к Сэму. – Да ты ешь, ешь, не отравлено. - Стив… - начал Сэм. - Да, я помню, - перебил его тот. – Страшный наемник и машина для убийств со стертой личностью имеют меня с особым цинизмом, прикрываясь моим светлым именем и уничтожая репутацию. Скажу еще один раз, последний. Мне плевать на репутацию, это лишь одноразовый инструмент по достижению по-настоящему сложных целей. Моя подмочена не напрасно, остальное не имеет значения. Как и не имеет значения, кто и что думает обо мне и о людях, которых я выбрал. Можете написать в своих отчетах что угодно, я даже признаю собственную вовлеченность, личную заинтересованность и прочие нарушения устава, субординации и служебной этики. Даже рапорт готов подать, в конце концов, спасатели, пожарные, да и астронавты, если уж на то пошло, стране нужны всегда. Не говоря уже о полиции и прочих околосиловых ведомствах. Я страшно, кромешно устал быть идеалом и символом, хотя бы потому, что не являюсь ни идеальным, ни символичным. - Стив, - с упреком произнесла Наташа. – Ну что ты такое говоришь? - Вы же все хотели правду? Правда в том, что я обычный, чуть более сильный физически, но в остальном… - Нам пора, - твердо произнес Клинт, поднимаясь. – Напишем в отчете, что видели Кэпа чуть менее вменяемым, чем обычно, но больше ничего криминального. Старк, думаю… - Да, Тони уже был здесь, - подтвердил Стив. - Ну, тогда проблем нет никаких. Нат, как насчет того, чтобы отметить первый понедельник на этой неделе? - Отмечают обычно пятницу, - Наташа натянуто улыбнулась и поднялась со своего места. - Ну, пятницу мы отмечаем вместе, - напомнил Баки, - думаю, не стоит изменять традициям. К тому же, мы так и не досмотрели «Стар Трек». - По-моему, «Стар Трек» - чушь, - возмутился Сэм. – Вот «Звездные войны». - «Властелин колец», - не согласился Клинт. - Предлагаю вам ввести очередность в выборе фильмов, - вставил слово Брок. – Как дети, ей-богу. - Эй, мне почти сотня, и я молод, - ухмыльнулся Баки, почти дословно повторяя слова Стива. – Подожди, гости разойдутся… - Так, все, - Наташа решительно направилась к двери, но потом, передумав, вернулась, оперлась ладонями о стол и нависла над Броком, как земное воплощение Немезиды. – Рамлоу, - начала она, но Брок, рассмеявшись, поднял руки в примирительном жесте. - Романова, я тебя и так боюсь, не надо специально меня пугать. - Глаз с тебя не спущу, - пообещала она. - А с меня? – поинтересовался Баки. - Ты и под кодами Стива не прикончил, вряд ли сейчас захочешь. - Нат хочет сказать, - по привычке начал переводить Клинт, - что мы рады за вас троих, но свой Кэп нам ближе к телу, и мы переживаем за его ранимую душу. - Я могу о себе позаботиться, - заверил их Стив. - На самом деле, нет, – усмехнулся Баки. – Но для этого у тебя есть мы и Романова. - Раз мы со всем разобрались, - Клинт подхватил Наташу под локоток и повел к двери, - то мы пошли пить пиво и сочинять отчет. Уилсон? - Да, иду, - отозвался Сэм, не двигаясь с места. – Две минуты - и я с вами. Клинт увел Наташу, а Сэм остался сидеть, внимательно глядя Стиву в глаза. - Скажи мне это, - попросил он, когда за ними закрылась дверь. - Что? - То, что я жду от тебя услышать в здравом уме и твердой памяти. - Я… счастлив. Меня все устраивает, и я не собираюсь ничего менять, - с улыбкой произнес Стив. – Спасибо, Сэм. - Обращайся, старик, - он тоже поднялся, но уходить все же не спешил. – Знаешь, Райли бы мне сказал: отъебись от них, Сэмьюэл Уилсон. Кто я такой, чтобы не слушать внутренний голос? Послезавтра в парке? - Да. Моя очередь платить за кофе. - Я помню. - Скряга. - Нет, просто память хорошая. Бывай, - Сэм хлопнул Стива по плечу, потом неожиданно протянул руку Броку, а потом и Баки. Те молча ответили на пожатие, и Сэм оставил их одних.

Эпилог

В комнате стало прохладно, и Стив выбрался из кровати, чтобы закрыть окно, но невольно замер, вдыхая прохладный ночной воздух. Последняя неделя выдалась тяжелой: он почти не видел своих любовников, которых растащили на допросы, дознания и прочие малоприятные процедуры, сопровождавшие расследование инцидента с похищением Стива. Взятые с поличным похитители оказались остатками ГИДРы, отрывшими в старых, еще бумажных, архивах одной из баз упрощенную технику быстрого подчинения. Как выяснилось, замахивались они ни много ни мало на взятие под тотальный контроль не только Стива, но и Баки, который бы обязательно за ним пришел. Цели у них были столь же разнообразными, сколь и фантастическими: от убийства президента до банальных ограблений. В общем, наговорили они себе на долгий-долгий срок за решеткой. Фьюри если и не поверил в версию с препаратами, то никак этого не показал. Во всех отчетах было сказано одно и то же: временная неадекватность Капитана Америки была связана с наличием в крови высокой дозы неизвестных веществ. С этим же был связан странный приказ, которого не могли ослушаться младшие по званию. Страйк в полном составе вернули на базу, Броку влепили выговор, и на том все закончилось. Сегодня они трое ввалились домой почти одновременно, не сговариваясь, по очереди приняли душ и рухнули в постель, жадно наверстывая упущенное время. Стив не мог оторваться от своих любовников, будто не видел их не неделю, а минимум полгода. Касаясь их, он всем своим существом чувствовал то, о чем говорил друзьям: жизнь, пульсирующую в такт биению их сердец, счастье от осознания того, что они принадлежат ему, ему одному, полностью. Они его не боятся. - Почему ты молчал? – спросил у него Баки сегодня, едва ощутимо касаясь губами шеи, прижимаясь расслабленно и горячо – всем телом. – Почему не сказал нам раньше? Стив мог бы спросить: «О чем?», но знал ответ, и – самое главное – Баки знал, что он знает. В этом была вся прелесть и весь ужас близости: знать о другом то, о чем иногда не хочется рассказывать, чувствовать нутром, быть настроенным на другого, ловить его эмоции, как флюгер – ветер. - Я боялся, - после долгой паузы ответил Стив, когда смог разобраться в запутанном клубке чувств, теснившихся в нем, оплетающих сердце прочной сетью. Брок тогда поднял голову с подушки и с непривычной серьезностью всмотрелся в глаза. – Да, я умею бояться. Того, с чем не могу справиться. Того, чего не могу скрыть. И сейчас боюсь. Потерять. Подставить под удар. Я уже… был после Баки. Хотел бы сказать «жил», но не могу. И больше не хочу. Не смогу. Не найду в себе сил. Красному Черепу не нужно было драматично драться со мной в падающем самолете. Ему достаточно было забрать у меня Баки, и я бы сделал все, что он скажет. Я глупо верил, что если не признавать, что имеешь, то и не потеряешь. Никто не захочет отнять то, чего нет. - Какой же ты дурак, - прошептал Баки ему в губы. – Страус, прячущий голову в песок. - Я не хотел признаваться даже себе, насколько вы оба важны для меня. И вот сейчас, когда все слова сказаны и закреплены десятками поцелуев, впечатаны в плоть, в душу, в саму суть, Стив стоит у окна и смотрит на спящий город. Ему больше не страшно. У него за спиной те, кому он верит больше, чем себе, и желающим давить на его больные места можно только посочувствовать. Ему, Стиву Роджерсу, понадобилась почти сотня лет на то, чтобы осознать: он непобедим, пока любит. Пока горит, зависит, просыпается по ночам от остро-сладкого осознания: он счастлив. И в этом он ничуть не лучше и не хуже любого другого на земле, не изуродованного программой и лишними функциями, превращающими в зверя. Он человек, пока любит. Пока любим. _____________________________ тяною*(яп.) - чайная церемония.