***
Как и много вечеров до этого, выйдя из душа, он встретился взглядом с юным навигатором. Смешным русским мальчишкой, казалось бы, по ужасной случайности оказавшимся на боевом корабле Империи. Талантливый и до ужаса наивный, заглядывающий Кирку в рот и восхищающийся коммандером Споком. Он сидел, привычно развалившись с паддом в кресле, решая какие-то математические задачки, но стоило Маккою появится в комнате вскинул на него голову и улыбнулся. - Пришел? – криво усмехнулся на поморщившегося от риторического вопроса Павла. В их отношениях не было нежности, условностей и все, что только можно, выходило за рамки приличий. Были только ритуалы. Боунс выдергивает его из кресла, хватаясь за протянутую руку. Чехов обязательно проводит по шраму на его щеке, и грубой ткани повязки, скрывающей пустую глазницу. И каждый раз док срывает с него одежду, ему безумно нравится оголять его, ощущать, как трещит под сильными ловкими пальцами форменная ткань, как Чехов выгибается, прижимаясь к нему. - Ты сделал, что я просил? – поплывший взгляд, быстро прошедшийся по пересохшим губам язычок, и энсин кивнул. Выгибаясь, подставляясь под ладони судового медика. Ему нравилось, когда Маккой жестко сжимал его ягодицы, грубо толкался пальцами во вход, проверяя, насколько хорошо он, выполнил его задание. Он так стонал, обвивая его шею, что в венах закипала кровь, а в паху завязывался узел возбуждения. – Хороший мальчик. А ещё он любил толкнуть его на свою постель, наблюдать, как он, открытый и беззащитный, отползает вглубь. Приглашающе раздвигает ноги, доверчиво показывая налившийся кровью стояк. Все это доставляло ему удовольствие и заставляло чувствовать животную похоть. Перевернуть на живот, рывком заставить встать на колени и мучительно медленно проникать в него, слушая скулеж уткнувшегося в собственные руки гения. Он сводил его с ума и заставлял биться в голове одну единственную мысль «хочу, хочу, хочу». Его тело манило, оно было гладким, бледным с россыпью веснушек на плечах и копчике. Поцелуи, укусы, и синяки от сильных пальцев сжимающие бедра, но этого было мало. Он втрахивал его в постель, молча и технично, а сам мечтал прикоснуться к этой идеальной коже скальпелем. Сделать надрез, заставить стекать алую струйку крови по спине. Но было условие. Которые он часто нарушал. Ему не пришлось даже отходить, под его подушкой всегда спрятан короткий клинок, чтобы можно было в случае чего вонзить его в шею. На имперских кораблях нет место доверию. Это блажь и слабость. Пальцы фиксируют хрупкое тело за шею, не позволяя дернуться, только хрипеть и крутить задницей, прося продолжение. А потом болезненный вскрик, и горячий язык прошелся по идеально точному, хирургическому надрезу под лопаткой в форме полумесяца, слизывая капли крови. Хриплый стон, так редко слышимый от медика и непозволительная нежность в виде дрочки своему партнеру. Оглушающий оргазм, выбивающий воздух из легких и затравленно жмущийся к нему Чехов. Он получил то, что давно хотел, не смотря на протесты молодого любовника. С которым, он точно знал, что мог без опаски уснуть рядом, собственнически обняв поперек груди и проводя языком по ране, и проснуться утром. Сквозь сон Леонард слышал тихий шепот на ухо: «Я же просил не оставлять следов. Не резать меня». И пустота.***
Боунс, ещё хромая из-за не восстановившегося тонуса мышц (как оказалось он пролежал в коме две недели), прошел на мостик. Выпрямился по стойке смирно, отдавая честь капитану, и получив одобрительный кивок, спустился по ступенькам вниз. К приборной панели, где сидел пилот и навигатор. Последний уже успел развернуться к нему в пол-оборота, и недоуменно смотрел. - Доктор Маккой Вы… - пальцы вплелись в рыжие кудри, жестко заставив задрать голову, и Маккой жадно поцеловал его. Впервые за все время, что они спали друг с другом. Отстранился и усмехнулся, из-за чего покалеченная часть лица стала выглядеть ещё хуже. И так же хромая, вышел с мостика, оставляя командование в обескураженном молчании.