Incomplete

Тэхён сонно зевает, терпеливо помешивая на медленном огне завтрак. Его глаза всё ещё слипаются, хочется вернуться в уютную кроватку, укрыться с головой одеялом и прижаться к горячей спине своего всё ещё дрыхнущего без задних ног мальчика, утыкаясь собственным носом куда-то в район лопаток. Это было бы идеальное продолжение утра, но нужно было идти в универ, подтверждать свою социальную значимость и раздавать новую порцию уничтожающих взглядов и фырканий альфам, которые не понимают слова «нет». А для особых тугодумов в таких случаях у Тэхёна в запасе был всегда под рукой газовый баллончик, если что. Подарок Чонгука на первую годовщину. Он у Тэхёна тот ещё романтик. На плите шкварчит яичница с беконом, закипает чайник в углу столешницы, а Тэхён расплывается в идиотской счастливой улыбке, когда к его спине, обтянутой тонкой футболкой с чужого плеча, прижимаются твёрдой, знакомой до трепета грудью. По инерции омега слегка откидывается назад, подставляя чуткую нежную шею под утренние ласки. — Доброе утро, хён, — стоящий позади парень сухими горячими губами касается края ушка и слегка прихватывает его зубами, оттягивая. Омежка от такой чувственной и родной ласки мягко всхлипывает и прикусывает губу. — Доброе, Чонгук-и… Тэхён трётся щекой о плечо младшего, прикрывая глаза от наслаждения. Он безумно любит, когда Чонгук обнимает его сзади и смыкает руки на животе. Тэхёну тогда так спокойно и уютно становится. Он чувствует себя закрытым ото всех, защищённым. Альфа выше его и больше, сильнее, и Тэхён доверяет ему больше, чем себе. Больше, чем кому бы то ни было. Он знает, что роднее и ближе никого нет. Только Чонгук. И пока Тэ плавится в чужих руках, нежится в утренних лучах и теплоте, альфа продолжает увлеченно кусать маленькое покрасневшее ушко, истыканное несколькими гвоздиками-серёжками, что иногда звонко стукаются о зубы, вызывая смущенные смешки. — Щекотно, Гук-и, перестань, — выдыхает со смешинкой на языке омега и сильнее выгибается в спине, ощущая, как к его попке в тонких пижамных шортах прижимаются обжигающе горячие бёдра Чонгука. Жаром обдаёт. Альфа начинает плавно тереться о мягкого податливого Тэхёна, сильнее прижимая того к себе, заводясь всё больше, пока Тэхён решительно не останавливает его. Альфа раздраженно сопит. — Чонгук, легче. Подожди. Тэхён разворачивается на пятках и чмокает недовольного младшего в нос. — Перестань дуть щёки и собирайся, — щёлкает по носу омега своего обиженного парня, только тот на это ещё больше хохлится и идёт в душ. Он ненавидит, когда ему не дают то, чего хочется. А чаще всего Чонгуку хочется Тэхёна. Скорее даже не чаще всего, а постоянно. Жаль только, что невозможно привязать к себе крепчайшими путами взбалмошного и дерганого хёна, потому как они и так выглядят странно, постоянно находясь вместе. Через час дверь их квартиры захлопывается. Они выходят вместе. Чонгук в старшую школу, а Тэхён в университет. Хотя глядя на них нельзя с точностью сказать, кто старше. Чонгук, в общем-то, выглядит на свой возраст, но рядом с милым улыбчивым хёном кажется, будто он уже взрослый мужик, а не подросток. — Эй! — удивленно вскрикивает Тэ, когда альфа шустро толкает его в кабину подъехавшего лифта и прижимает омегу к стенке. Вдавливает того своим весом и урчит. — Мы сегодня так нормально и не поцеловались, хён, ты мне должен, — младший ведёт носом по скуле Тэ, вдыхая усилившийся немного запах омеги, и касается губами мягких губ напротив, втягивая старшего в мокрый и сладкий поцелуй. Руки беспардонно поднимают вверх футболку, оголяя плоский живот, язык скользит в горячем ротике, вырывая едва слышные, задушенные стоны. Тэ теряется, открывает шире рот и обнимает настырного альфу за плечи. Сегодня должна начаться течка, и Тэхёну очень сложно контролировать сейчас себя. Хотя он поклялся, что пока этот мелкий засранец не подтянет учёбу — никаких телесных контактов. Хотя для самого Тэхёна это решение тоже то ещё испытание. А когда вдруг створки разъезжаются на одном из этажей, парни резко отрываются друг от друга, отводя блестящие шальные глаза в сторону и запихивая дрожащие влажные руки в карманы, чтобы никто ничего не заподозрил. Потому что им нельзя вот так. Нельзя ходить за ручки, нельзя обниматься, целоваться и влюбленно смотреть друг другу в глаза. Нельзя трогать друг друга, вдыхать запах, языком вести вдоль шеи. Нельзя дарить подарки на День всех влюбленных и таскать друг у друга свитера на Рождество. Потому что это неправильно. Потому что они неправильные. Потому что нельзя двум родным братьям любить друг друга так отчаянно и нежно. Нельзя быть настолько зависимыми друг от друга. До истерики и панических атак, когда они не рядом. Тэхён на два года старше Чонгука. Хотя эта разница в возрасте была заметна только в детстве. Потому как, когда Чонгук пошёл в среднюю школу, он вытянулся в росте и раздался в плечах, и уже на фоне омеги казался гораздо старше. Миленький, с потрясающей светлой улыбкой и открытой душой, хён казался совсем крошечным и невесомым рядом со своим младшим братом. Чонгук обожал своего старшего. Обожал спать с ним в обнимку, потому что тот был тёплым и мягким, словно плюш. Обожал класть голову ему на колени и урчать от неторопливых ласк тонких пальчиков, что зарывались в густую шевелюру и ерошили её. Обожал то, что Тэ всегда играл с ним, помогал, что он был с ним всегда, и всегда был на его стороне, что бы Чонгук не сделал. Улыбался, смеялся так заразительно. Чонгук обожал родинки Тэхёна и обожал, когда тот делал из них слоника. Чонгуку в его 12 это казалось дико милым и трогательным. Единственное, что Чонгук не обожал — всех окружающих брата людей. Чонгук каждый раз незаметно принюхивался к омеге, пытаясь уловить — не пахнет ли от него этими его закадычными друзьями? А Тэхён всегда маскировал свой запах, и это маленькому альфе тоже не нравилось. Чонгук тогда ещё не понимал, почему его это всё так раздражает, раздражает то, что его Тэ может пахнуть кем-то другим, и почему внутри так приятно тянет и теплеет, когда хён пах им самим, напялив на себя случайно Чонгукову футболку спросонья. В свои 12 альфа не понимал, почему так отчаянно желает, чтобы его брат был только рядом с ним. Почему чуть не кинулся и не вгрызся в горло маленькими клычками в пришедшего одноклассника его брата. Не понимал. А потом у Тэхёна случилась первая течка. Чонгуку было тогда так страшно. Он закрылся в своей спальне и укутался с ног до головы одеялом, лихорадочно трясясь и сгрызая ногти, но даже так дурманящий запах его брата просачивался внутрь, сжимал маленькое сердечко юного Чонгука, впиваясь когтями намертво. От этого запаха было больно в паху, мокро, горячо и ужасно стыдно. Чонгук тогда впервые подумал, что с ним что-то не так. Что он другой. Потому что он впервые трогал себя, осознанно представляя сладкого и влажного старшего брата, извивающегося под ним. Он вдыхал глубоко и жадно такой манящий запах и не мог насытиться им, ласкал маленькой ладошкой себя и думал. Что неправильный. Совершенно. Он не мог смотреть в глаза старшему брату, не мог находиться с ним в одной комнате, потому что теперь он чувствовал запах Тэ по-другому. И смотрел на него по-другому. Откровенно и дико. А Тэхён вял. На глазах становился серым, блеклым, тусклым, делая Чонгуку ещё больнее. Чонгук маленький, но не дурак. Он правда старался сдерживать себя, говорить себе, что это пройдёт, что это всё надуманно и неправильно. Только спустя время, когда Тэхён сам пришёл к нему, сам, весь в слезах и с застывшей на губах просьбой простить, полез целовать, когда сам раздвинул ноги и позволил Чонгуку то, чего не мог позволить другим, Чонгук понял — его хорошенький хён тоже неправильный. Как и он сам. А когда омега поступил в университет и родители позволили тому снимать квартиру недалеко от универа, Чонгук едва ли не на коленях ползал, умоляя родителей разрешить ему жить со старшим братом. В довод шло и то, что школа Чонгука была ближе к квартире Тэхёна, и то, что пора уже Чонгуку выпорхнуть из родительского гнезда, и последним в ход пошло то, что Чонгук альфа, а Тэ — омега. И младший будет защищать его. Родителям показалось это таким трогательным. Знали бы они, что на самом деле защищать Тэхёна нужно от самого Чонгука… Чонгук хочет Тэхёна постоянно. Хочет трогать, целовать, дышать, утыкаясь в его шею. Хочет, чтобы его братик, такой открытый и наивный, был только его. Только ему улыбался, только его обнимал. На грани истерики и помешательства хочется. Чонгук понимает — он ненормальный, помешанный. Только от этого понимания меньше любить своего хёна он не в силах. — Увидимся вечером, Гук-и… — Чонгук касается незаметно чужой нежной ладошки пальцами и, подтянув рюкзак, уходит в другую сторону от дома. Внутри все чешется от желания обернуться вслед Тэхёну, но. Его ждут учебники и уроки, пока его брат будет скучать на парах. Они должны вести себя как приличные братья вне своего дома. Чтобы никто ничего не понял, не узнал. И альфа не может разрушить их пусть и скрытную, но жизнь. Чонгук сжимает ладонь. Его пальцы до самого конца учебного дня будут гореть от призрачного касания к его мальчику. — Хён, я дома! — парень выкрикивает приветствие в пустоту квартиры и, не дождавшись ответа, проходит внутрь, хищно принюхиваясь. Ещё с утра он понял, что его братик сегодня потечет, так что теперь вся квартира была залита мягким запахом возбуждения омеги. Альфа стягивает с себя рюкзак вместе с ядовито-горчичным пиджаком, оставаясь в одной тонкой белой рубашке, в одной из тех, которые так любит напяливать Тэхён на себя по утрам, и шагает дальше. Чонгука со всех сторон обдает манящим и любимым до дрожи в коленях запахом. Практически его собственным, только слаще и нежнее. Он забивается в ноздри, дразнит слизистую. Чонгук слышит едва уловимый вздох из спальни и предвкушающе ухмыляется. Сегодня, наконец, он получит своего детку так, как не получал уже 2 недели. Видите ли, его оценка по английскому не устроила его старшего брата, и тот отлучил Чонгука от своего тела, пока эта оценка не поднимется до приемлемого уровня. Тоже мне, воспитатель. Только вот сейчас Тэхён вряд ли вспомнит о своем ультиматуме. Да и вообще о чём-либо, кроме содержимого штанов своего альфы. Он сам сейчас будет едва ли не скулить от желания отдаться Чонгуку, так что победная улыбочка на губах парня вполне объяснима. Хлипкая дверь громко скрипит, открывая приглушенный вид в спальню, а горло щекочет от сдерживаемого рыка. Небольшие клыки впиваются в нижнюю губу альфы, а внизу приятно тянет тяжестью возбуждения. Его омега, такой вкусный и совершенно голый, покрытый лишь тонкой плёнкой пота, бархатно стонет, выгибаясь на их общей кровати. Около Тэхёна футболка Чонгука валяется, и альфа с каким-то самодовольством во взгляде вспыхнувших алых глаз смотрит, как его братишка прикрывает глаза и тянет славным носиком, вдыхая его запах с одежды и лаская себя внизу дрожащими и уже порядком уставшими пальчиками. — Хён, ты такой развратник, — хрипло шепчет Чонгук. Омега вздрагивает и поплывшим взглядом смотрит на вошедшего альфу. — Используешь мою футболку? М? Не стыдно? Тэхён сдвигает коленки, ёрзает и прикусывает губу в попытке сдержать скулеж — его Чонгук сейчас так близко, так одуряюще пахнет, так охрененно выглядит в своей белой рубашке, что противные вязкие струйки еще обильней текут по бедрам, впитываясь в матрац. — Иди… Альфа, иди ко мне, ну же, — почти плача просит Тэ и тянет тонкие ручки. А Чонгук не смеет ослушаться. Раскатом проносится рык по комнате, и омега блаженно закатывает глаза, ощущая такое нужное сейчас сильное тело, подминающее его под себя. Он сейчас так нуждается в этом. Нуждается в мощном и властном Чонгуке, в его губах и голосе, в его руках и дурманящем запахе. — Хочу тебя, боже, как же хочу, — омега хнычет, ёрзает, мажет влажными горячими губами по лицу альфы, пытаясь поцеловать и одновременно стянуть до безобразия сексуальную рубашку. Ему сейчас нужно чувствовать кожей кожу его мальчика. — М-р-р-р… — вырывается из горла альфы. Он лижет призывно подставленные розовые губки, собирая ртом все вздохи и стоны. Тэхёну не терпится, он почти на грани. Его задница вся мокрая от смазки, а гребаный ремень гребаного альфы никак не поддается трясущимся рукам омеги. Тэхён зло сопит и дует щеки, пока Чонгук, вдоволь насмотревшись на настолько сильно жаждущего его член брата, сам справляется с ремнем и стягивает ненужные вещи с тела. — Детка, шире ножки раздвинь, — сахарным голоском просит Чонгук, сдавливая чужие горячие бедра. — Давай же, маленький, слушайся меня. Тэхён от такого краснеет пуще прежнего и откидывается на кровать. Он бы хотел возмутиться по поводу «детки», Тэхён ведь старше, но Чонгук сейчас так приятно гладит его трепещущее тело, что Тэ пропускает всё мимо ушей. А самого Чонгука возраст омеги нисколько не волнует. Его брат до дрожи в коленях сладкий, хрупкий и нежный настолько, что альфе иногда страшно к нему прикасаться. Кажется, что это эфемерное создание от одного касания рассыплется на мелкие осколки. И Чонгук по-глупому боится, что потом не сможет их собрать воедино, каждый такой раз выцеловывает на утро оставленные им укусы и синяки, и корит себя за неосторожность, но по-другому не может. Его хорошенький братик лишает разума и силы воли. Его хорошенький братик держит крепко своими изящными руками сердце Чонгука и не желает отпускать. Омега со всхлипом подчиняется, раздвигая шире ноги, позволяя младшему увидеть истекающий смазкой блестящий вход. Тэхёну стыдно, он прикрывает ладошками лицо и тихонечко воет в них, пока длинный язык младшего брата вылизывает его там. Проталкивает кончик внутрь, по кругу обводит и слизывает подтеки с поджавшихся яичек. Тэхёна зверски смущают такие ласки, но Чонгуку, этому мелкому извращенцу, нравится пробовать на вкус омегу. Он довольно урчит и прикусывает покрасневшую кожу на ягодице. — Хён, не прячься, — обдает жаром дыхания где-то около ушка, и Тэ распахивает глаза, убирая от лица руки. Парень над ним смотрит так ласково и трепетно, что омега тает под этим взглядом, задыхается, чувствуя топящую нежность в скачущем галопом сердце. Чонгук бережно, дрожа, подтягивает его ближе к собственному твердому члену. Он с легкостью проникает внутрь, почти не встретив сопротивления. Течка делает свое дело. Обычно Чонгуку приходится долго растягивать брата, тот почему-то всегда такой узкий и тугой, но не сейчас. Сейчас Чонгук блаженно закатывает глаза и, вцепившись в матрац перед собой, начинает двигаться. Сначала медленно, мягко, позволяя его хрупкому хёну прочувствовать всё, позволить задохнуться от желания большего, а потом сильнее. Вбивая Тэхёна в скрипучую кровать, доводя до криков и алых царапин по всей спине. Вязкая смазка хлюпает и вытекает, стекает по гладким яичкам, марает и так пропитавшуюся запахом омеги простынь. — Ах, Чонг… Так хорошо… Чонгук наклоняется и прихватывает зубами кожу около трепещущего кадыка, зажмуриваясь. От Тэхёна в такие дни с ума сойти можно. Он честный, раскрытый и такой покладистый и ручной, что Чонгука рвёт на части от желания пометить его. Но нельзя. Альфа внутри оглушающе рычит и требует своего омегу себе. Ему нельзя объяснить, что это неправильно. Поэтому Чонгук только ускоряется, сильнее тянет омегу на себя за влажные бедра, насаживает свою нежную и жаждущую детку на крепкий член и мажет губами по набухшим соскам, доводя до исступления. Они у Тэхёна невероятно прелестные, твёрдые и безумно чувствительные к любому касанию, они заставляют омегу хныкать и откидывать голову назад. Чонгук чувствует, как внутри его хёна все сжимается, становится горячее. Тэ весь извивается на кровати, совершенно обезумевший и такой обалденный. У Чонгука живот стягивает от почти болезненного возбуждения, а в основании члена набухает узел. — Пожалуйста, не выходи, Чонгук, пожалуйста, хочу в себе его… — умоляюще просит Тэ. Омежка упирается затылком и трогательными пяточками в матрац, выгибаясь и сильнее насаживаясь, с силой впиваясь в и так истерзанные мощные плечи. В ушах звенит от крика омеги. Чонгук даже не слышит собственного рыка, когда изливается в своего брата и когда сцепляет их на долгих полчаса. Тэхён под ним дрожит и дышит загнанно, выгибается от остаточных всполохов удовольствия. Весь влажный и раскрасневшийся, со следами от клыков альфы по всей шее. Они сойдут через неделю, не останется и следа. К сожалению. Чонгук разворачивает их боком и умащивается сзади, тут же обнимая самое родное и ценное, что у него есть. Его омега такой замечательный и волшебный, что Чонгуку вдруг так по-глупому и так по-детски плакать хочется от внезапно сдавившего грудь щемящего чувства. Он так боится его потерять и так сильно зависим от него. Тычется всегда холодным носом во влажную шею и, не сдержавшись, тихо совсем, на грани. Всхлипывает. И тут же прижимает омегу ещё ближе к себе. Ещё теснее. Пусть бы не заметил. — Я так люблю тебя, боже. Так люблю…. Тэхён жмурится, царапает маленькими ноготками чужое запястье и, укутанный теплом родного тела, прикрывает глаза, пока Чонгук нежно выцеловывает пряди его волос и мокрые ресницы. Пока они вместе Тэхёну плевать на всё остальное. Лишь бы его мальчик всегда был рядом. Да. Они не должны быть вместе, им не положено любить друг друга… Да. Они ошибочные. Баги. Неправильные. Ненормальные, но… Они настоящие. И это делает их идеальными.