Беги, Лора, беги

На часах 4:19, а Лоре всё не спится, хоть убейся. За стенкой неистово трахаются соседи, и старушка сверху уже второй час долбит кастрюлей по батарее, пытаясь их утихомирить. Лора лежит с закрытыми глазами, ёжась от пронизывающего ветра из открытого окна, и прижимается щекой к могучей груди Логана. Он размеренно сопит, развалившись на доброй половине кровати, оттиснув её почти к краю, в его ногах запуталось одеяло, и голой Лоре холодно, сколько не прижимайся к горячему, как печка, мужчине. Сквозь грозный лай собак на улице слышна громкая музыка из бара напротив, и вывеска ласкает мутно-голубым светом лицо Логана. Лора любуется, цепким влюблённым взглядом рисуя очертания его скул, спрятанных под густыми бакенбардами. В волосах отражается синь ночного воздуха, на приоткрытых губах застыл красный след неоновой рекламы. Под её ладонью размеренно сонно бьётся сердце, и сквозь пьяную возню проституток в коридоре она слышит его дыхание над своим ухом. Логан пьяно тёплый, а её кожа покрылась мурашками, и она всё льнёт и льнёт к нему обнажённым телом, пока он не обнимает её своей могучей рукой, прижимая к себе, хотя, казалось, больше невозможно. И Лора улыбается блаженной уставшей улыбкой, надо постараться уснуть, но голос в ушах монотонно продолжает шептать: — Беги, Лора, беги. Она птицей в клетке бьётся в сомнениях, глядя на добродушное лицо только что проснувшегося Логана. Готовит ему крепкий кофе, а потом снова ложится в кровать, всё ещё приятно тёплую после него, зарывается в наконец-то отвоёванное в односторонней борьбе одеяло и слушает, как шумит душ. Логан целует её, почти уснувшую, в лоб, собирается уйти, но Лора мажет губами по влажным губам, чувствует мятную зубную пасту на языке, и он уходит, предварительно закрыв окно. — Беги, Лора, беги, — проносится за спиной, когда она приносит ему обед. На лесопилке жарким днём очень шумно, везде слышен забористый мат устрашающе выглядящих мужчин, и Лора наблюдает за тем, как Логан ест наспех приготовленный сэндвич с тунцом. От него пахнет свежераспиленным деревом и сухой землёй, и эти запахи нравятся Лоре больше, чем вся её жизнь. В свете палящего солнца она может разглядеть, как переливаются золотые лучи в его тёмных, как смоль, волосах. Без единой седины, торчащие во все стороны, словно птичье гнездо. На загорелой коже ни шрама, разве что слева на лбу, но ветер треплет волосы, мешая рассмотреть. Она знает, и под рубашкой чистая кожа, она наощупь помнит каждый миллиметр его тела. Успела изучить до мельчайших подробностей за последние два года. — Беги, Лора, беги. Логан любит молчать, Лора тоже, но он теперь скуп на эмоции, словно иссушенная с рождения яблоня. Она не помнит его голос на память, и почему-то он звучит в её голове как скрип несмазанных петель, будто он разучился говорить, а может, и никогда не умел. И если Лора десять лет назад успела привыкнуть к тому, что Логан вечно чем-то недоволен и совершенно не скрывает своего угрюмого настроения, то теперь это давит. Ей хочется, чтобы он заговорил. — Сходим сегодня в бар? Лора задыхается в жарком салоне машины, и даже открытое окно мало спасает, но этот голос лучшее, что сейчас есть. Она тянется к его лицу, касается губ, и она знает, что ему это кажется странным, чуждым, и убирает крошки хлеба с рта. — Беги, Лора, беги, — вещает ей тот же голос, и она кивает, хотя идея ей не нравится. Она работает в баре по вечерам, и перспектива провести тут единственный за неделю выходной её не особо радует, но если Логан хочет. Лора пьёт тёмное неразбавленное, такое ледяное, что становится трудно дышать, и смотрит на барную стойку. Там два года назад она разливала точно такое же пиво для очередного клиента. В ту ночь было многолюдно, неподалёку проходил какой-то фест, и Лора работала, как ломовая лошадь, умудряясь одновременно обслуживать до сотни посетителей. — Виски. У неё дрогнула рука, выплёскивая содержимое бутылки на пальцы и заливая стол. Она подняла глаза, чувствуя, как внезапно страшно захотелось остановить время, чтобы музыка и гул людей мгновенно затихли, не давая испуганным мыслям разбежаться, как тараканам. Перед ней стоял Логан и уже во второй раз повторял свой заказ, а у неё руки дрожали так, что бутылка выпала из рук, окатывая ей ноги терпким спиртным. На неё страшно накричала напарница, отпихнула от стойки, сама приняла заказ, а у Лоры голова кружилась так сильно, что она едва смогла добрести до туалета. Свалилась прямо на грязную плитку, не в силах даже заглянуть в зеркало. Логан. — Беги, Лора, беги, — услышала она тогда впервые. Он подрался с кем-то в ту же ночь, буквально полчаса спустя, а она всё сидела в туалете, судорожно пытаясь привести хаотичные мысли в порядок. Логан! Логан, умерший много лет назад на её руках. Она помнила застывающую кровь в уголке его губ, страшные раны на теле, дыру в сердце, помнила горечь горячих слёз на своих щеках и желание умереть вместе с ним. Ей хотелось забрать его с собой, но тащить на горбу труп через границу было бы верхом идиотизма. Они похоронили его тело под тонким слоем земли и грудой камней, но он навсегда остался в её искалеченном сердце. Старый, плюющийся нецензурной лексикой, словно пулемёт, сильный, стойкий, её. И вот он тут. — Беги, Лора, беги, — настойчиво жужжало ей в уши, но она смело пошла разнимать дерущихся в пьяной драке мужчин, потому что вышибалы уже не справлялись. Она помнила пылающие яростью красные глаза и жгучую злость, он отпихнул её, не узнав, а она, впечатав его в стену, потащила прочь из бара. Он смотрел на неё, будто видел впервые, и сердце обожгло такой невыносимой болью, хоть умирай. Он остался таким же горячим и вспыльчивым. Спичка. Он пускал в ход когти каждый раз, когда ему что-то не нравилось, и Лора видела отличия нынешнего Логана от того, другого. Она сходу могла назвать штук сто их, этих различий, в процессе вспомнить ещё с десяток и от отчаяния и понимания происходящего броситься под поезд. Не поможет. И надоедающее «Беги, Лора, беги» уже не помогает. Бежать надо было раньше. Кровь стекает по металлу когтей, и Лора тащит Логана прочь из бара, снова. Это пиздец, угрюмо думает она, потому что это уже далеко не в первый раз, и такие события всё чаще ей напоминают о том, что, мать твою, Лора, беги! *** — Corre, Laura, corre! Лора дёргается во сне, словно падает, резко открывает глаза и судорожно сглатывает, напоследок лихорадочно цепляясь за простыню. — Опять кошмары? — Si, — кивает она, вздрагивая, когда Логан снова ложится спать, обнимая её поперёк талии, но она отворачивается. Её всё ещё трясёт. — Беги, Лора, беги. — Куда ты? — На кухню, покурить. Она накидывает на голое тело халат и кидает мимолётный взгляд на дремлющего Логана. Ей всё чаще хочется послушать свой воображаемый внутренний голос и действительно убежать, но она никак не может себя заставить. Мы в ответе за тех, кого приручили. Лора роется в куртке, но сигарет нет, в холодильнике всего одна упаковка молока, но кошка Матильда смотрит так жалобно, что ей приходится налить остатки в кошачье блюдце. За окном неистово мигают чёртовы вывески, и она прижимается горячим лбом к холодному стеклу. Логан с каждым днём всё чаще становится другим, возвращается к истокам, и уже мало напоминает ей того, кого она так сильно полюбила. Он извратил её любовь к нему, и от семейных чувств уже ничего не осталось, только грусть. Она всё чаще стала замечать, что скучает по проседи его волос и отсутствию густых баков на лице, и понимание, что она предала то светлое чувство семьи, давит многотонной плитой. Она слишком сильно любит того, кто сейчас лежит в их постели. — Беги, Лора, беги, — отчаянно молит голос в голове, и ей страшно, потому что мысли о побеге стали её всем. Ей часто снится Логан, старый, как десять лет назад. А она всё та же маленькая одиннадцатилетняя девочка. Они постоянно куда-то едут, кругом одни дороги и рёв мотора. Он всегда что-то ей говорит, но она почему-то никогда его не слушает, ей очень печально. Он останавливается над обрывом и внезапно переходит на испанский, но Лора всё равно пропускает его слова мимо ушей. И на яву она страшно на себя зла за такую чёрствость, потому что в реальной жизни она бы всё отдала лишь бы он был рядом. Он, а не этот. А потом он даёт по газам, и они срываются с крутого обрыва, и она всегда неизменно просыпается в холодном поту. И её обнимает Логан. — Опять не спала? — интересуется он утром, заставая её на кухне, всё также сидящую на стуле, сгоняет кошку со стола и ставит чайник. Лоре хочется верить, что это всё тот же Логан интересуется её состоянием, что это его глаза напротив любят её не потому, что она сама навязала ему это. Но всё это ложь. Перед ней не он. И в дневном свете, затапливающем маленькую кухню, она отчётливо это видит. Ни шрама на идеальном теле, ни паутинок морщин на молодом лице, ни белых нитей в черноте густых волос и ни грамма доброты в жёстком взгляде. X-24. — Беги, Лора, беги. И как же она теперь жалеет, что не послушалась, не сбежала. Её всю трясло, стоило ей тогда его увидеть. Копия, клон, такой же, как она. И пусть в первые секунды в её глупой голове промелькнула мысль: Логан как-то выбрался из могилы и нашёл её. А потом она поняла, это не он. И никогда им не был. Он не помнил ничего, абсолютно пустой лист с восемью годами новой жизни. — Проснулся в лесу, а вокруг куча трупов. Ей бы не поверить тогда, что такое совершенное оружие оставили бы без присмотра, наверняка стоило бы обеспокоиться, но радость затопила её с головой. Мысли выстроились в шаткую логическую цепочку. Она наврала ему с три короба, где-то приукрасила, где-то сказала правду, где-то насочиняла. Солгала. Вылепила то, что стало бы ей Логаном. И ведь стало. На два последних года жизни. Но даже стёртая пулей программа, заложенная чуть ли не на уровне ДНК, давала о себе знать. Замкнутый, нелюдимый, асоциальный, выполняющий строгие инструкции, агрессивный, Лора играла с огнём, но всё сходило ей с рук. Она учила его быть терпимей к людям, общаться с ними, а не применять в ход когти. Лора чувствовала себя Логаном, каким он стал для неё, маленькой девочки. Она привязалась к X-24, хоть умом и понимала, что предаёт память о Логане. Но ведь у неё есть хоть что-то. Хоть кто-то отдалённо на него похожий, который бы смог дать ей необходимое чувство безопасности. И семьи. И пусть всё это перетекло в нечто среднее между ощущением лживого счастья и влечением, она всё равно его любила. Любила и люто ненавидела за то, что так похож на Логана, за то, что она заставила его стать им, за то, что исковеркала его светлый образ. Как же она его ненавидела. И себя. Дефектное уже никогда не переделать, из машины для убийств ангела не получить. Ему снились кошмары, сюжет которых он никогда ей не раскрывал, но Лора знала, что ему снится его прошлая жизнь. Во сне однажды он выпустил когти ей в бок, и «Беги, Лора, беги» стало ежесекундным атрибутом её жизни. Когда-нибудь он ведь узнает. Логан подходит к ней сзади, кладёт свою огромную ладонь ей на плечо, и Лоре хочется внезапно впервые со дня его смерти разрыдаться в голос. Потому что это она его научила таким нежностям, это даже не его мысли. — Беги, Лора, беги! Она слышит звук разрываемой металлом кожи, и когти выходят с влажным хлюпаньем мгновенно сворачивающейся крови. У X-24 адамантием покрыты только эти когти, как и у неё, и он никогда не будет испытывать той страшной боли, что чувствовал Логан перед смертью. Они не поймут. — Беги, Лора, беги! Прости, папочка, что я так долго игнорировала твою просьбу. — Беги! Слёзы обжигают щёки, и Лора всхлипывает, сотрясаясь в рыданиях, а она уже ведь и не помнит, как плакать. Она успела бы вытащить когти и попытаться отбиться, убежала бы, прихватив с собой кошку. Ей бы хотелось вновь вернуться в долину, с трудом найти заложенную камнями могилу, взять булыжник на память. Перехватить обеими руками металлодетектор, по-детски надеясь, что спустя столько лет деформированная адамантиевая пуля всё ещё бы лежала в земле. Лора чувствует, как острые, словно лезвия, когти вспарывают ей кожу и изнутри царапают рёбра, лопаются лёгкие и боль стынет в горле, заполняя рот приторным вкусом их общей крови. Падая на пол, Лора смотрит в окно, где маленький кусочек утреннего рассвета сменяется искажённым лицом Логана. Она, наверное, никогда не перестанет звать X-24 именно так. Убийца Логана, а теперь и её, она ведь простила, решив, что он сможет заменить любимого ею Росомаху. Лора судорожно ловит ртом последние остатки воздуха, и ей почему-то безумно жаль кошку Матильду, её, наверное, тоже убьют. — Беги, Лора, беги, — слышит она сквозь шум крови в ушах, её тело одно сплошное кровавое месиво и ноль шансов на жизнь. Заслужила. — Беги, Лора, беги. Он всё ещё с ней, он всё ещё надеется, и Лоре больно дышать под тяжестью забытых надежд и невыполненных обещаний, искуроченного будущего и когтей, рвущихся из кожи между костяшек. В висках звучит пульс, истошно вопит кошка и металл бьётся о металл. — Дерись, Лора, дерись.