Зацвести вновь...

Ринджи не помнит, когда точно это началось. Когда-то давно, когда он ещё жил во Франции и звали его Тео, он видел только серые улицы с горами мусора. Люди вечно кричали о жестокой судьбе и умирали не от старости, а от болезней. Он сам тогда стал невольным свидетелем смерти своей матери. Она была больна туберкулёзом, а лекарств на то время не было. Да даже если бы и были, всех денег, вырученных с пары золотых серёжек, не хватило бы. Вот так он и оказался на улице. Один, в рваных тряпках и пустыми карманами. Единственное, что держало его тогда от смерти, подобно канализационной крысе, в тёмном переулке у мусора, была Шарлотта. Её бросили родители, неспособные прокормить ещё одного ребёнка. Так они и жили в грязных трущобах Парижа. Вскоре их сменил огромный белокаменный особняк. Ринджи и сам не понял, почему тот человек взял их к себе. Адлер был добр, он словно излучал мягкий белый свет, который успокаивал и призывал доверять. Может, проникшись этим светом, Ринджи без опаски протянул руку этому человеку? Он уже и не вспомнит, но на тот момент мысль о том, что он наконец-то сможет поспать на мягкой кровати, в тишине, и подальше от смрада парижских улиц, помогла ему сделать одно из самых важных решений в его жизни. Адлер привёл их в свой дом, который встретил их теплом и запахом свежей выпечки. Дворецкий сразу повёл их с Шарлоттой отмываться в огромную ванну с пенными островками и тёплой водой. Такое наслаждение Рин не чувствовал уже давно. Адлер встретил их уже в гостиной, за широким столом, приглашая поесть. Он с улыбкой на лице рассказывал, как хотел бы видеть детей в своём особняке, вот только пока не срослось, вот и живёт он один, двадцатитрёхлетний граф. Ну как один, с пятью слугами на весь дом, но и они уже старики, поэтому-то он и пригласил Рина и Шарлотту к себе. В обмен на дом со всеми удобствами и образование, они будут его друзьями и слугами. Особого желания возвращаться на улицу ни у кого из друзей не было, поэтому они так и остались жить в особняке. А дальше пошла череда дней, посвящённых познанию светской жизни. Благодаря своей любви ко всему новому, Ринджи быстро учился, запоминая всё почти сразу, в отличие от Шарлотты, которая часто капризничала, когда чего-то не понимала. Пристрастившись к готовке, где всегда требовалась придельная точность, Рин попросил одного из поваров учить его, после чего, через несколько лет, сам заменил его. Но вот Шарли, как обычно, особо не старалась, и так получилось, что осталась она гувернанткой. Не накладно и спокойно. Так прошло шесть лет. Прежде чем произошло «то самое» событие… Ринджи слышал о войне. Но было такое чувство, что она обходила этот дом стороной. Парень видел колонны военных, уверенно направляющихся в сторону Парижа сквозь тонкие шторы своей комнаты, слышал взрывы и крики, доносившиеся из разрушенных деревень. Это настолько действовало на нервы, что у него не получалось толком высыпаться. И пусть в зеркало на него смотрел мрачный парень, с глубокими синими мешками под глазами и неисправимо растрёпанными шоколадного цвета волосами, Ринджи продолжал улыбаться, ведь, по сути, у него всё было хорошо. До того дня… Эта девушка была самой красивой, из всех, что он, когда-либо видел. В ней была присущая богатым леди женственность и утончённость, которой не было у той же Шарлотты, которая иногда вела себя как парень. Он был восхищён её красотой, её открытой улыбкой, которая так и светилась теплом, несмотря на всё то, что ей пришлось пройти. Софи была прекрасна. Она была словно солнце, светившее для всех, кто был рядом с ней. Но это солнце досталось Адлеру. Холодной луне, чей свет теперь смешивался с золотом её волос, и чьё имя каждый день повторяли эти тонкие губы. Возможно, именно тогда Ринджи… Нет, «Тео», почувствовал, как его сердце разрывается от неведомой ранее боли. А ещё он начинает чувствовать странное першение в горле и нечто постороннее в лёгких. Это нечто жутко мешает и перекрывает дыхание. Сначала он думает, что это обычная простуда, всё же поздняя осень на дворе. Лукас, доктор, живущий в этом особняке, даёт ему странно пахнущую настойку, от которой нос закладывает, но это единственное, что, по мнению старика, может помочь. Удивительно, но «Тео» не чувствует жара, усталости или слабости, которая обычно бывает при болезни, ему просто трудно дышать. Он каждый день прогуливается по особняку, от нечего делать идёт в библиотеку, чтобы в который раз прочитать одну из поваренных книг, и неожиданно перед дверью встречает Софи. Она, заметив его, радушно улыбается, говорит, что забыла ключ в своей комнате, а вспомнила о нем, только придя сюда. От вида её улыбки в груди Ринджи вновь начинает неприятно чесаться и что-то будто застревает в горле, но он выдавливает из себя улыбку и помогает открыть дверь. После, они до вечера обсуждали книги, различные рецепты и Софи вскользь упоминает о том, что желает, чтобы торт к её свадьбе с Адлером сделал именно «Тео». Что-то взорвалось. Ринджи заходится в приступ кашля, на пальцах появляются первые капли крови. Встревоженная Софи тут же оказывается возле него, но от её прикосновений ему становится только хуже. Она настаивает, чтобы парень сходил к Лукасу, но шатен отнекивается и убегает к себе в комнату. Вскоре весь особняк знает, что у главного повара что-то не так со здоровьем. Ринджи впервые хотел, чтобы Софи промолчала, но видя её обеспокоенное лицо и сочувствующий взгляд Адлера, который по-отцовски гладит его по голове и просит пару дней отлежаться, «Тео» соглашается. С ним что-то не так. Еду ему приносят по очереди: Шарлотта утром, а Софи – вечером. И каждый раз, видя её, слушая её голос, Ринджи хватается за сердце, начиная надрывно кашлять. Так продолжается неделю. Пока он не понимает. Вспоминает одну медицинскую книгу, которую тогда посчитал сущим бредом. А потом нашёл роман, где в сюжете проскальзывала такая болезнь. Только вот там всё заканчивалось хорошо. Ринджи смотрит на горку из жёлтых цветков жимолости и одуванчиков на своей подушке, замечая капли собственной крови, и горько усмехается, чувствуя медленно подступающую истерику и слёзы. Когда-то давно мама научила его языку цветов, благо работала она флористом, поэтому Ринджи точно знает их значение. И не трудно определить, кому принадлежат эти цветы. А от того ещё больнее. Он знает, что это любовь. Разъедающая изнутри, прорастающая наружу яркими цветами любовь. Которая, в итоге, убивает. Он старается меньше времени проводить в обществе друзей и всё чаще прячется в своей комнате, в надежде, что если он не будет видеть Софи, то это прекратится. Он свято в это верит, становясь всё мрачнее с каждым днём. Но становится только хуже. Когда он в очередной раз покидает кухню, оставляя её на Шарлотту и Луиджи, новенького подмастерья, и убегает к себе в комнату, ноги подгибаются и заносят его в кладовку, где он без сил падает на пол, задыхаясь этими чёртовыми цветами, глотая свои слёзы и пытаясь закрыть рот рукой, чтобы кровь, капающая с губ, не попала на одежду. Сегодня он видел Софи и Адлера во внутреннем дворе. Такую улыбку девушка дарила только графу. И обнимала так только его… Если раньше приступы длились всего минуту, то сейчас они длятся десять, а то и пятнадцать минут. При этом, на полу оказывается всё больше и больше ярко-жёлтых цветов, что будто насмехаются над ним, напоминая. Убивая. Парень заваливается на бок, цветов становится всё больше, воздуха почти не хватает. В попытках подняться, он понимает, насколько слаб. Пальцы его не слушаются, и получается только повернуть голову, чтобы цветы престали забивать глотку. Когда чьи-то руки помогают ему сесть, он не чувствует облегчения, разве что кашлять стало удобней. Он даже и не думает поворачивать голову к своему спасителю, смотрит в пол, устеленный лепестками и кровью. Ему кажется, что он теряет сознание. - Тео? Он тут же приходит в себя. Шарлотта смотрит на него, бледная, её и так большие рубиновые глаза сейчас распахнуты в ужасе, бегло разглядывают сине-белое лицо Ринджи и лепестки в его руках. Видно, что перепугалась до смерти, но держится. - Что это? Тео, что случилось?.. Она держит его за чистую руку, смотрит жалостливо, просит объяснить. Боится за него. Милая, маленькая сестрёнка. - Ханахаки… Шарлотта дёргается, но не отпускает руки Ринджи, а наоборот - помогает ему подняться. Парень усмехается, опираясь рукой о стенку, и делает первый неуверенный шаг. Приступ прошёл, но во рту до сих пор чувствуется привкус пыльцы, а в лёгких нестерпимо чешется. - Когда?.. Нет, даже не так. Кто?.. Только не говори мне… Горькая усмешка на губах парня говорит сама за себя, и Шарлотта замолкает, помогая пробраться ему в комнату незамеченным. - Я в порядке, Шарли. Мне просто нужно поспать и всё будет хорошо. - Какое «хорошо»? Ты себя хоть видел? Это ненормально, если оно дошло уже до такой стадии! Да знает он, что это ненормально. Но сделать ничего не может. - Всё хорошо. Справляюсь же как-то. Это пройдёт, честно, не беспокойся. Он улыбается, вот только собственные слова не приносят особого спокойствия. Через неделю приступы внезапно прекращаются. За несколько дней до этого они похоронили Адлера. Это был яд. Яд, который приготовила Шарлотта, в надежде избавится от Софи. Было ли это для того, чтобы «забрать» Адлера к себе, или в попытке помочь «Тео» избавится от ханахаки, да вот только лучше никому от этого не стало. Разъедаемый виной, Ринджи чувствовал себя ещё хуже, чем обычно. Теперь приступы случались чуть ли не по двадцать раз на дню, и каждый раз парень почти терял сознание. Он винил себя за то, что не мог как следует поддержать Софи, помочь ей справится с этим горем, но, только видя её изнеможённое, осунувшееся лицо в груди «Тео» стебли цветков скручивались вокруг лёгких, распуская свои цветы прямо в них, пытаясь заполнить пространство полностью. Он не может сказать ей о своих чувствах. Потому что, он в любом случае умрёт… Но потом всё резко прекращается. Боли уходят, цветы больше не появляются на его кровати и Рин впервые за долгое время чувствует себя выспавшимся. И это его настораживает. Он оббежал весь особняк, опросил всех, кого встретил на пути, но никто не видел Софи ещё со вчерашнего вечера. Что-то внутри кричало, чтобы он продолжал поиски, и, повинуясь внутреннему голосу, он вышел во двор, откуда было видно поле и Сену. На глаза попался странный силуэт, маячащий вдалеке. Потом он будет винить себя всю оставшуюся жизнь, что не сказал три главных слова прежде. После того как они похоронили обоих хозяев дома, в особняке и в душе Ринджи поселилась пустота. Перед глазами до сих пор стояло изуродованное лицо Софи и пустое место вместо левой руки. Тогда его скрутило прямо у её ног. Все цветы, что остались в его лёгких посыпались из его рта жёлтым дождём, потонувшим в алом озере крови той, кому они предназначались. Теперь он призраком ходил по пустому холодному особняку, чувствуя, как вместе с Софи, нет, с цветами, из него вытащили нечто важное. Чувства. Их теперь не осталось. Впечатление, будто они были чужими, просто вшитыми в его грудную клетку, а потом их, словно сорняки, выкорчевали оттуда с корнями, оставив лишь кровоточащие раны. А потом Шарлотта призвала демоницу. Она внушала ужас, один взгляд на неё, звук её голоса, заставляли колени дрожать. Демоница гаденько усмехалась глядя на «Тео» из-под полуприкрытых ресниц, и засмеялась, прежде чем исчезнуть в чёрном дыме, одарив их одним из самых страшных проклятий. Бессмертием. Тогда-то Ринджи и поклялся самому себе, что больше никогда не влюбится. Он не хочет больше терять дорогих сердцу людей, чтобы потом оставаться с разорванной в клочья душой и разбитым сердцем. Вот только позже, намного позже, он понял, что не может сдержать клятву. Не тогда, когда на подушке появились красные астры в окружении голубых, словно небо, васильков. И он точно знал, кому они принадлежат. Ведь они так похожи на её глаза…