Притчард не любит Вацлава

Притчард не любит Вацлава. И, он готов поклясться, эта нелюбовь взаимна. Фрэнку не нравится в этом парне решительно все, начиная от прически и заканчивая носками, которые частенько бывают разными, не потому что Коллеру так нравится, а потому, что он запросто может их перепутать. Притчарду не нравится акцент чеха, не нравятся его модификации и уж тем более не нравится манера общения. Будь тот хоть немного скромнее, было бы легче. Первый раз, когда Френсис стал свидетелем его общения с Дженсеном, он едва сдержался чтобы не прибить парня, таким жадным был его взгляд, направленный на аугментации Адама. — Он разберет тебя по частям, — шипит Притчард, покинув обитель кибергения. — Брось, пока я еще жив-здоров. — Надолго ли? — Фрэнк, он отличный специалист. — А руки он моет, прежде чем копаться у тебя в проводах? Адам кинул на айтишника удивленный взгляд, но промолчал, только пожал плечами, не став напоминать, что ему теперь не грозят никакие болезни. Притчард не помнит, как вообще это случилось, как они втроем оказались в одной кровати, как Адам, которого расчехлить сложнее, чем взломать мировую информационную сеть, вообще согласился на нечто подобное. Фрэнк и хотел бы оправдать происходящее алкогольным опьянением, но единственный, кто находится под градусом — это Вацлав. Притчард теперь еще знал, что пьяный Коллер раздражает его больше трезвого, хотя бы тем, что лезет к нему обниматься. — Сделаешь так еще раз, сломаю руки, — шипит он на Вацлава и застегивает пуговицу на рубашке, которую тот с него так старательно пытался снять. — Зануда, — тянет пьяный Коллер и откидывается на подушки. Его волосы касаются плеча Адама, тот полулежит, привалившись спиной к высокой спинке кровати, и курит. Выглядит это до невозможности пошло и вместе с тем грустно. Притчард не хочет смотреть, как черные пальцы зарываются в каштановые кудри и тянут их чуть вверх, заставляя Вацлава выгнуть шею. Нет, Фрэнк не хочет этого видеть — ни полузакрытых глаз Коллера, ни приоткрытых губ Адама, которыми он касается губ Вацлава, выдыхая сигаретный дым. Фрэнк не хочет и потому уходит на кухню, благо она у Дженсена больше, чем в предыдущей квартире, и здесь есть кофеварка и даже молотый кофе, за одно это он готов прощать Адаму его некоторые слабости. Некоторые, но он не знает, как смириться с присутствием Коллера. Слишком громкого, суетливого, живого, местами наивного, неопрятного и совершенно некрасивого. Притчард злится, наблюдая за перемигивающимися огоньками кофеварки, он злится на себя за несдержанность, на Дженсена за то, что он пустил Вацлава в свою жизнь и больше всего на самого Коллера, который Адаму нужен как виски и сигареты. С этим Притчард ничего поделать не может. Он, может быть, и грубый самовлюбленный подонок, но не слепец. Надо лишиться всех органов чувств, чтобы не увидеть, как Дженсен расслабляется в присутствии Вацлава, не услышать, как теплеет его голос, когда он обращается к этому парню, и определенно надо лишиться разума, чтобы вообразить их вместе и приписать туда еще и себя. Чертов Дженсен, не мог найти объект посимпатичней?! Фрэнк кривится и сдерживается, чтобы не разбить чашку. Нет уж, уподобляться Адаму он не будет, а потому всего лишь спокойно наливает свежий кофе, сыпет целых пять ложек сахара и угрюмо смотрит на дымок, поднимающийся от чашки. В соседней комнате возня и тихие разговоры. Нет, Фрэнк не будет прислушиваться, не будет, но оглохнуть по желанию еще никому не удавалось. — Иди уже к нему — Он не рад будет меня видеть. «Идиот ты, Дженсен! Я не рад только этой пародии на профессионала!» — хочется крикнуть Притчарду, но он только делает большой глоток и чуть не давится, когда черная жидкость обжигает язык. — Мать твою… — шипит айтишник, пропуская мимо ушей добрую половину из разговора Вацлава и Адама. Когда он отрывается от собственных неприятных ощущений, на кухне он уже не один. Полуголый Адам в одних брюках стоит и подпирает холодильник, внимательно смотрит и на губах у него едва заметная улыбка. — Я не собираюсь участвовать в этом, — категорично заявляет Фрэнк и опасливо отпивает из кружки. — Вацлав не против, — жмет плечами бывший спецназовец. — Да когда он вообще бывает против? — ядовито тянет Притчард, понимая, что у него появилась еще одна причина недолюбливать чеха. — Нашел того, кто не скажет тебе «нет, мудак механический, не сегодня»?! Адам тяжело вздыхает и, подойдя к бывшему коллеге, забирает у него из пальцев чашку. — Зачем ты приехал, Френсис? Вопрос такой простой, закономерный, честный… На него нужно отвечать честно и что может быть проще, чем сказать «по тебе скучал, железка», но обожженный язык отказывается ворочаться и Притчард молчит. — Если только для того, чтобы напомнить о прошлом, то лучше уезжай. Я рад видеть тебя Фрэнк, правда, — Адам говорит с трудом и Притчард хорошо видит, как с каждым словом Дженсен переступает через себя, — но не пытайся перестроить мою жизнь. — Да больно надо! Ты сам с этим прекрасно справляешься, — злые слова слетают с языка легко, привычный ядовитый тон кислотой ласкает губы, но не приносит удовлетворения, только тянущее чувство в груди, когда в глазах Дженсена, не скрытых линзами, читается обида. — Не я свалил к чертям собачьим, не оставив даже записки! — продолжил Фрэнк забивать гвозди в аугментированное тело Адама. — Да ты хоть представляешь, что там творилось?! Представляешь, чего мне стоило удерживать компанию от распада, пока шеф в коме валялся?! И так и не смог… Конечно же нет, — Френсис смеется и жгучая неприязнь смешивается с горькой обидой, заставляя его говорить дальше, — куда там Великому Дженсену до дел простых смертных, проще сбежать и бросить все и всех! — наконец припечатал айтишник. Адам стоит в паре шагов, сложив руки на груди и до боли напоминает себя прежнего, только взгляд живее, нет этой тоскливой обреченности окутывавшей Дженсена в прошлом постоянно. И больше всего Притчард бесится из-за того, что не он причина такого живого и настоящего Адама Дженсена, а какой-то чех с механическими конечностями, открытой улыбкой, немного безумным взглядом и всяким отсутствием каких-либо границ. Притчарду нестерпимо хочется ударить Адама, обнять его, взъерошить волосы, провести ладонями по плечам, от этого желания чешутся кончики пальцев и жжет в груди. Но чертов Коллер! Притчард готов обвинить его даже в собственной трусости, потому что так проще. — Френсис, — голос Адама ровный и мягкий, такой, что айтишника перекашивает от ласковых интонаций. — Заткнись, Дженсен, мне твои оправдания не нужны. — Ты не за ними приехал. — Ооо, можно подумать ты знаешь, зачем я приехал. Давай, удиви меня! Притчард разворачивается к Адаму всем корпусом и пропускает момент, когда механические пальцы сжимаются на воротнике рубашки и сухие губы накрывают его собственные. Возмутиться, оттолкнуть прямо сейчас, пока еще не поздно. Но, подняв руки, Притчард может только положить их на плечи Адама и замереть, впитывая губами вкус табака, виски и Коллера. Именно последнее заставляет его отстраниться и тяжело дыша опустить голову. — Френсис, пожалуйста, вы нужны мне… оба, — голос Адама настолько беспомощный, что у Притчарда дыхание перехватывает, нечасто Дженсен позволяет себе быть таким. — Не заставляй выбирать, — просит он, зарываясь носом в волосы Притчард, распуская хвост и перебивая пальцами тяжелые пряди. — Ты гребаный механический ублюдок, — пытается разозлиться Фрэнк, но предательски закрывает глаза. — Я не желаю быть дополнением.  — Не будешь, ты… — Молчать! — рявкнул Притчард, — никаких признаний. Еще хоть слово и я передумаю. Притчард теперь точно помнит, почему все так вышло. Потому что Адам, переломанный жизнью человек, умеет быть более человечным, чем все остальные, потому что он, Притчард, не может не быть рядом, и потому, что чертов Вацлав так раздражает. Раздражают его длинные волосы, щекочущие шею, раздражают холодные прикосновения механической трехпалой руки. У Дженсена протезы сделаны из высокотехнологичных материалов и по ощущениям мало отличаются от кожи. Прикосновения Вацлава похожи на контакт с водопроводной трубой и потому Фрэнк раздраженно бьет врача по пальцам и злобно шепчет: «Без рук!» Он ждет, что Коллер возмутится, что Дженсен выскажется в защиту чеха, но первый усмехается и демонстративно заводит руки за спину, а второй сжимает запястья Вацлава пальцами и толкает его вперед ближе к Притчарду. И, черт, он готов поклясться, что никто не отсасывает лучше чеха. Куда там девочкам из всех отелей, признаться, даже у Дженсена получалось хуже… Губы у Вацлава горячие настолько, что можно заподозрить лихорадку, но по лукавой улыбке Адама Фрэнк понимает, что никакой тут лихорадки нет, просто Коллер умеет это делать. И все же Притчард предпочитает не смотреть на Вацлава, не видеть припухших еще больше губ, лихорадочного блеска в глазах и неровного румянца. Нет, Вацлав ему совершенно не нравится. И Притчард смотрит на Адама, на расслабленные черты лица, на черные пальцы с убийственной нежностью скользящие по спине Коллера, на места соединения протезов с живым телом. Фрэнк думает, что хочет прикоснуться, но чертов Коллер между ними не дает этого сделать, а жаркий ком удовольствия в животе не позволяет оттолкнуть наглого парня. Фрэнк кусает губы, шипит и ругается, Дженсен довольно вздыхает и так смотрит, что у Притчарда все переворачивается внутри и становится нестерпимо жарко. Да, Притчард недолюбливает чеха и готов поклясться, что эта нелюбовь взаимна, а ещё он был готов признаться, что у Вацлава есть свои преимущества. Он с такой легкостью манипулировал ими обоими, что душу айтишника невольно наполняла черная зависть. Ему-то никогда не удавалось с такой изобретательностью влиять на Адама. Однако, сидя на кровати в чем мать родила, пялясь на безмятежное лицо Дженсена, на смятое покрывало, раскинувшегося на нем чеха и дотлевающую в пепельнице сигарету, Притчард был вынужден признаться, что давно ему не было так спокойно. И ради таких моментов он бы даже простил Вацлаву его кошмарный характер, немытые руки и разные носки. Когда-нибудь, возможно. Но точно не сейчас. Притчард собирается очень тихо, умудряясь не разбудить обычно чутко спящего Адама. Перед тем, как щелкнет дверной замок, Фрэнку ещё хочется напоследок хлопнуть дверью так, чтобы Коллер слетел с кровати, а у Дженсена весь день голова болела. Усмехнувшись себе под нос, Притчард аккуратно прикрывает дверь. В Детройте у него много дел.