Семь дней без снега

Небо заволокло тучами. Всю неделю вид у нерушимого купола был такой, словно оно в любой момент готово было омрачить город миллионом ледяных пылинок, заставляя энергичных горожан ёжиться, недовольно фыркать и прибавлять шагу после досадного замечания в сторону «капризной погоды». Но этот момент никак не хотел наставать. Тем вечером, 5 февраля 19.. года, между пятью и шестью часами пополудни, в небо, содержащее все цвета спектра в практически равных пропорциях, отягчаемое лишь едва различимой тенью серости давно не читаемых книг, вторглись скользкие щупальца легкого оттенка, характерного только для серы; оттенка, неприятного в той же степени, что и вышеупомянутое вещество. Если бы наблюдатель расфокусировал взгляд, то, несомненно, не смог бы отыскать границу между сонным городом и лениво клокочущей облачной массой. Однако, во всём городе нашёлся только один человек, тоскливый и уставший достаточно, чтобы поднять взор к небу, поэтому все старания погоды испортить порядок в головах педантичных бюргеров оказались напрасны. Так же как сфера являлась самой оптимальной формой для пузыря, полулежащее состояние воспринималось Грегором на тот момент наиболее выгодным. Он расположился в кресле, запрокинув ноги на письменный стол, вернее, на бестселлер «К чёрту частную собственность! или Наше светлое будущее начинается с Общности». Книга совершенно неуместно пестрела своей красной обложкой среди приглушённых оттенков, поглотивших комнату и отражающихся в осколках зеркала. Сложно сказать, почему наш герой выбрал именно это произведение для своих несколько фривольных целей: вероятно, его выбор обуславливался наличием у книги мягкой обложки, в отличие от, например, «Введения в органическую химию» Ганса Альтмана или «Логики научного исследования» Карла Поппера - внушительных и строгих фолиантов, не терпящих к себе неуважительного отношения; возможно также, что выбор Грегора вообще не стоило объяснять и он являлся чистой случайностью, каковые случаются повсеместно. Лицо Грегора напряжённо застыло в умиротворённом выражении (следует отметить, что такую оценку своему лицу давал только его обладатель, случайный свидетель же счёл бы его расстроенным или уставшим, и оказался бы прав ровно вполовину); состояние нашего героя можно было бы описать как «измученно расслабленное» или «фрустрацию ядерного распада урана». Всю прошедшую неделю Грегор будто бы ощущал на себе в полной мере притяжение земли; оно неумолимо давило на плечи, распространяясь далее на весь позвоночник и превращая сидячую позу в пытку особенно жестокого инквизитора. Закрывая глаза, он мог поклясться, что слышал, как за его спиной шелестят и хлюпают бесформенные щупальца, они подкрадываются к нему в недвусмысленном желании обвиться вокруг глаз и шеи - сейчас, через мгновение это произойдёт, он уже чувствует приближающийся запах сырости и серы, всепоглощающую желтоватую темноту - но тут же открывает глаза, и видение пропадает. Меланхолия постепенно завладевала сознанием Грегора. Он больше не был в состоянии контактировать с кем бы то ни было - любой разговор давался ему с большим трудом, оставляя после себя неприятный осклизлый след и на некоторое время дезориентируя страдальца в осознании собственного «я». Сбитый с толку своим состоянием, три дня назад он направился к врачу. Тот, окинув своего пациента зигзагообразным взглядом а-ля «траектория мячика для пинг-понга», сделал вывод, что у пациента мигрень (для справедливости следует заметить, что то же самое он сказал и предыдущему посетителю) и принялся аккуратно заполнять больничный лист почти каллиграфическим почерком. Весь его вид в тот момент выражал крайнюю степень блаженства, доктор с лёгкой тенью улыбки на лице выводил каждую кривую букв, словно преданный своей работе художник. Таким образом, вот уже четвёртый день сознание Грегора пребывало в непонятном, замутнённом состоянии. Мозг его напоминал если не желе, то, по меньшей мере, старый, ржавый и давно не использовавшийся механизм - любая мысль давалась ему с трудом; в тишине комнаты он мог услышать отчаянный скрип тяжёлых неповоротливых шестерёнок. *** Небо до сих пор не выдавило из себя ни слезинки. Толпа на улице напоминала густой, засахарившийся мёд. Такая бойкая и живая раньше, теперь она невольно сливалась с окружающим угрюмым пейзажем. Когти холода проникли в комнату и уже принялись царапать кончики пальцев Грегора, но он так и не пошевелился (сказать по правде, его прикосновения герой нашёл приятными и отрезвляющими). «Темнеет», - лениво качнулся маятник мысли Грегора. Действительно, грязно-серые тени заметно удлинились и, кажется, стали ещё грязнее. «Что случится, если я…», - начал было думать он, но так и не смог продолжить свою мысль - слишком утомительным оказалось подобного рода занятие. Окончание мысли всё ещё оставалось глубоко под слоем пыли в его сознании, так и не озвученное, словно погружающийся в мутную воду камень. Как только мутный осадок темноты полностью осядет в городе, забиваясь песком в каждый уголок, Грегора не станет. Это единственная вещь, в которой тот мог быть уверен. Всякое движение окажется более бессмысленным, все достижения, воспоминания и чувства потеряют свою значимость. Настоящее перестанет быть настоящим, граница между ложью и правдой сотрётся, словно её и не бывало, всё, даже Время, перестанет иметь какой бы то ни было смысл. Старинные часы пробили полночь. Сегодня они отбивали свою мелодию дольше, чем обычно, с наслаждением протягивали каждый звук. Грегор закрыл глаза. Сейчас щупальца осуществят свою немую угрозу - ещё мгновение, и они коснутся своей цели, погружая безвольного человека в бурлящее тёмное небытие, растворяющее на своём пути всё - даже Время… Пошёл снег.