Loveкиллер

twenty one pilots — doubt Вода заполняла легкие. Дышать было абсолютно нечем, и он чувствовал, что идет ко дну, как в «Титанике». Никто его не спасет, никто даже не узнает, что он умер. Он продолжал барахтаться в ледяной воде, стуча руками о непробиваемое стекло. Его тело слабело с каждой минутой, ноги и руки словно опутывали невидимые нити, которые сковывали движения. И это еще было чувство дежавю: будто он уже умирал однажды. Когда-то точно так же ему пришлось попрощаться с детством, и это была маленькая смерть. Перед глазами проплывал большой парусный корабль с веселыми матросами на палубе, но никто его, Чимина, не замечал. Такого же, в полосатой кофте, босого и отчаянно желавшего жить. Еще бы один вдох. Еще хотя бы один. Он не хочет умирать. У него есть ради чего продолжать дышать. Но вода беспощадно проникает, заполняя собой все. И он не рыба, не русалка, не Посейдон, он не умеет жить без кислорода. — Реабилитируйся! Не смей умирать! Ты не имеешь права умирать, Пак Чимин! Я выжидала около десяти часов на пляжу, прежде чем мы поехали домой. Чимин очень мерз, и я постоянно застегивала курточку на нем, кутала в шарф и еще обнимала вдобавок. Кто, если не я? Остальные парни смотрели с завистью. Хотя не было бы ничего сверхестественного, если бы я делала то же самое для других, но вызывать ревность у Чимина было себе дороже. Он выглядел нереально уставшим, учитывая, что ранее до этого полночи репетировал в зале танец вместе с Джином. Несмотря на то, что Джин выглядел не менее уставшим, чья усталость была намного лучше замаскировала под слоем тонального крема, жалость у всех больше вызывал Чимин. Накануне ему пришлось перезаписывать свою часть партии «Spring day» из-за того, что много где его голос сипел. Неудивительно, ведь они проводили так много времени на холоде, а голос Чимина был самым неустойчивым среди парней и мог пропасть неожиданно. Все это в купе с большими синяками под глазами, тем более что я знала, как сильно он всегда переживает о том, что может не справиться, вызывало у меня только одно желание — забрать его домой сейчас же. Желание оберегать, защищать и заботиться это нечто розовое, почти эфемерное, которое, казалось, вот-вот просто растает на глазах, было практически непреодолимым. Но я знала, что меня ждет, когда брала его за руку. Постоянная занятость, расписание, прописавшаяся на лице усталость, пусть несколько сглаженная неизменной стойкой улыбкой. Чимин был сильным мальчиком. Когда он согрелся, а мои ноги перестали неметь от неудобного положения несколько часов подряд, обнимал и заботливо укрывал уже он меня. Мы ехали в общагу, чтобы мальчишки успели поспать хотя бы несколько часов, а потом снова на съемки. Мы смотрели с телефона конечную версию «Not today» и смеялись от неловкого, скомканного падения Чимина в кадре с выстрелами. Тэхен к тому времени уснул на плече у Хоупа, Намджун с Юнги синхронно зевали каждые пять минут, а мы с Чимином, не замечая остальных, переплетали пальцы. Как же всегда удивительно перебирать его короткие, но сильные пальчики! Во мне просыпалась чокнутая фетишистка, и это еще были цветочки. Джин смотрел на нас взглядом «я все вижу, дети, никакого разврата», но куда там, когда у Чимина даже не было сил, чтобы внятно ответить на вопрос менеджера. Без слов было понятно, что он сделает что угодно, если ему дадут поспать, и я собиралась зубами вырывать для него эту возможность, если потребуется. — Нуна! Почему он не реагирует? Почему Чимин не просыпается? Чимин-хен! Согревшийся, в полусонном состоянии он обнял меня, чтобы удобнее умоститься на моем плече и уснуть по дороге домой. Устали без исключения все. И хотя я ничего особенного не делала, меня тоже сморило. В полудреме я услышала какие-то неразборчивые крики, а затем все в буквальном и прямом смыслах перевернулось с ног на голову. Удар пришелся на сторону, где сидел именно Чимин. Изначально мы должны были поменяться местами, но он хотел сидеть у окна, хотя там всегда сижу я. Его лицо даже не исказила гримаса боли в отличие от остальных, кто почувствовал сильный толчок и на чью долю тоже пришелся удар. Я была в его объятиях и поэтому меня никак не задело, я только ударилась головой, когда машина резко вылетела на встречную полосу и затормозила. Нет, Чимин единственный, кто вообще никак не среагировал — ни единой эмоции, ни вскрика. Он не открыл глаза, не увидел ужаса на моем лице, когда я заметила кровь у его виска, будто струящуюся с розовых кончиков волос. Меня затрясло, потом я услышала приказной тон Намджуна, который наказал менеджеру немедленно звонить в скорую и с трудом отцепил ремень безопасности, чтобы выйти из машины. Дверцу с выбитым вдребезги стеклом со стороны Чимина неслабо погнуло, из-за чего она поддалась усилиям Джуна открыть ее далеко не с первого раза. Мои руки меня не слушались, пока я пыталась скинуть его болтающуюся руку, чтобы помочь. Пустота, внезапно образовавшаяся внутри, оборвавшая все хорошее, что теплилось в душе, ознобом прошлась по мне. Почему он? Почему он там сидит, а не я? Наконец дверь поддалась, Намджун с треском открыл ее, кинувшись к Чимину. Звав его по имени, он тряс его за плечо, и чем больше он пытался его разбудить легкими движениями, тем больше расцветал кровавый цветок на его полосатой рубашке под расстегнутой курткой. По моим щекам струились слезы. Я сжала его пальцы и точно так же затрясла, но он не отзывался, сколько бы мы не звали. Сидящий напротив Чонгук застыл, как статуя, Джин не мог выбраться, потому что сидел с той же стороны и его ногу зажало. Остальных я не видела и не слышала. — Джун, он… — мой голос сорвался. Больше я ничего не смогла сказать. Минуту назад он смотрел мне в глаза доверительно-тепло, как котенок, прижимающийся к маме-кошке. А теперь его глаза закрыты, а я не знаю, как справиться с этой болью. — Не умирай! Ты не можешь меня оставить, слышишь? Не можешь! Если я скажу, что Пак Чимин был моей религией с того момента, как я узнала его, это не опишет и сотой доли того, что я чувствовала к нему. В нем невозможно было найти изъянов, потому что люди, которые любят, не смогут их разглядеть. Каждая мелочь в нем — его детская улыбка, его привычка закусывать губы во сне, его особенность не есть огурцы в салате и нелюбовь к синему цвету, но обожание всего полосатого, его избирательность в друзьях, но безграничная преданность тем, что он любит и кого любит, дурацкие песни на будильнике, чтобы встать с первого раза, хриплый после сна голос и объятия до реального хруста в моих ребрах, когда у него есть силы и настроение. Все, чем я живу… Вы можете себе представить, чтобы в одночасье вырвать с корнем все, чем жил, и продолжить идти дальше? Безмятежное лицо, которое олицетворяет покой. Он так хотел отдохнуть от всего этого. Чимина можно назвать несбыточной мечтой, парнем, ради которого ты станешь женой декабриста, целью и смыслом жизни которой станет жизнь ради него… А еще его можно назвать ангелом-хранителем. Сколько всего могло произойти, если бы не он рядом. С появлением его в жизни я начала понимать, что это нормально — любить разглаживать родинки на спине и принимать душ вместе, любить то, что любит он и ненавидеть то, что он на дух не переносит. Жизнь ради любви и всего. Даже если были грандиозные планы, мечты о карьере и состоятельности как личности, достижений в профессии или творчестве, с появлением его в жизни его цели и его мечты становились в приоритете. И это не выдумка или попытка показать все в розовом цвете, утрированно и заоблачно. — Ты не будешь бороться в одиночку. Болезнь или смерть — убийцы самого высокого чувства на свете, любви. То, что отбирает у нас самых дорогих людей. В тот день Чимин стал убийцей любви, которой я жила. — Остановка сердца! Разряд! Говори с ним! Он тебя слышит! — Всплывай! Всплывай же! Тяжелые попытки увидеть просвет и плыть на него у Чимина не получались Он тщетно пытался понять, откуда женский голос его зовет, но все, что было вокруг — вода, не убивающая, но и не дающая сделать вздох облегчения. Чимин тонул. — Выбирайся, ублюдок! Как ты можешь оставить меня одну? Никогда больше тебе не придется бороться с этим в одиночку. На сегодня сеанс закончился. Я выпустила его руку, всю в проводах и изрядно исколотую капельницами, и посмотрела в монитор компьютера. Картинка сменилась. Я снова увидела, как Чимин гуляет по пляжу и ищет друга, держа в руках пару поношенных кед. Рядом он лежал на реанимационном столе, безупречно спокойный, с закрытыми глазами, только несколько проводков с дисками у висков отходили к монитору, на котором потерянный Чимин ищет, куда ему следует идти. Я сжала его руку в своей, поправила одеяло, тронула за жесткие розовые пряди и поцеловала прохладную щеку. Губы дрожали, как и колени. — Можно я еще немного побуду с ним? — Мы ждем тебя снаружи, — кивнул врач-хирург и скрылся за дверью реанимационной, где меня ждали остальные, чуть поглядывая в окошко. Я погладила его ладонь подушечками пальцев и посмотрела сначала на монитор, затем на реально лежащего передо мной Чимина. Где-то там он борется, я надеюсь на это, каждодневно выбираясь из тьмы, которая хочет забрать его себе полностью. Но я не отдам. Я никогда не отдам его. То, что мое — навсегда мое. Мне хочется ночевать здесь, обнимая его, чтобы он знал, что он не один. Но каждый вечер я ухожу, оставляя его. Я тоже убийца, я тоже причиняю ему боль. Я также уверена, что он бы не сдался, будь он на моем месте, а я на его, поэтому я буду приходить, буду разговаривать с ним, звать его. Он обязательно откроет глаза, потому что Чимин — сильный и храбрый мальчик. Он не сдастся. Я буду бороться за него. — Я не сдамся, Чимин. Даже если ты устанешь бороться, я никогда не сдамся. Триста двенадцать дней комы высветилось цифрами на мониторе. А затем значок «подозрительная активность левого полушария мозга». Я охнула, ведь сжимавшие его руку мои пальцы вдруг шевельнулись под действием обратного движения. Чимин шевельнул рукой и сделал вдох намного глубже, чем все это время до этого. Картинка на мониторе сменилась: он, барахтающийся, сделал вдох прямо в воде, и вода сменилась кислородом. Он нашел лазейку, он понял ее. Он слышал меня все это время. И продолжал бороться. Потому что однажды он уже пообещал мне, что бы ни случилось со мной или с ним, никто из нас не в праве прекратить сражаться за другого. Может быть наступит день, когда мы потеряем все. Но это будет не сегодня. Нет, не сегодня.