На высоте шестого этажа

      Состояние было в духе строк песни из старого фильма: крокодил не ловится, не растет кокос. Такое случалось иногда. За что ни возьмись, ни на что не было ни желания, ни сил. Заставить себя работать выходило лишь в тех случаях, когда край надо было доделывать какой-то заказ — и то с большим трудом. В голову попросту ничего не лезло. Можно было маяться, слоняясь по квартире, а можно было лечь и часами смотреть в потолок — результат на выходе все равно один. Даже есть и пить не хотелось. Хотя вот выпить — было бы очень кстати. Егор всегда принимал на душу в таких случаях — если было что. Сейчас заначка, конечно, имелась, но очень не хотелось портить статистику: он не пил уже пять дней — вообще — с того самого раза, как подчистил остатки водки в одной из бутылок, пока варил для Веры пельмени. И каждый из этих дней отвоевывал у самого себя с таким трудом и мучениями, которые очень не хотелось одним махом взять и перечеркнуть. Егор когда-то слышал, что алкоголики в завязке так и живут: считают каждый день без выпивки, даже когда счет переваливает за тысячи и складывается в года. А стоит сорваться — и все начинается заново, с нуля. Мысли об этом пугали. Смешно, но вариант «не пить никогда» представлялся таким же мучительным и безнадежным, как «никогда не ходить». Словно, решив жить так, Егор лишал себя одного из последних атрибутов свободы — выбора, который можно было совершать в зависимости от ситуации: пить или не пить, воспринимать все таким, как оно было, или позволить себе забыться хотя бы на время.       Егор попытался отвлечься на какой-нибудь фильм, перепробовал несколько, но воспринимать происходящее на экране получалось лишь в течение первых минут пяти, потом внимание рассеивалось, картинки мелькали одна за другой, а смысл никак не хотел улавливаться. Промучившись некоторое время, Егор решил плюнуть на это дело. Открыл папку на компе с книгами без особой надежды — если голова настолько отказывалась соображать, маловероятно, что получится прочитать что-то. Но как ни странно, этот фокус удался.       Почему-то приглянулся один из излюбленных романов юности — забористое фэнтези с кучей рас, начиная от классических — эльфов, гномов, орков — заканчивая разнообразными авторскими. Тут, конечно, сильно попахивало Толкином, по стопам которого кто только не пытался идти, с той лишь разницей, что, в отличие от произведений профессора, понятия добра и зла были вовсе не так однозначны. Те силы, что в сознании большинства считались олицетворением тьмы, оказывались вполне человечными, совершавшими поступки во благо мировой гармонии, в то время как посланники сил света на деле были порочны и эгоистичны. Тоже, впрочем, своего рода расцвечивание в черно-белые краски, только в другой обертке. Егор понял это с возрастом. Но на юношеский максимализм времен первого знакомства с романом все эти идеи очень хорошо ложились.       Когда-то Егор читал эту вещь запоем, он тонул в придуманном автором мире, таком ярком и красочном, полном приключений, загадок и неожиданных встреч, как тонул потом во многих других книжных мирах. Все они разительно отличались от серых однообразных будней, от разъедавшей душу повседневности, в которой правили бал дом и учеба, а тренировки и свидания со Светой доставляли радость далеко не всегда.       И как-то совсем неожиданно роман снова захватил — как раньше и не совсем так. Из старых впечатлений в памяти осталось большей частью все, что касалось приключений и эпичных битв. Со временем Егор охладел к такому чтиву — у разных авторов оно встречалось снова и снова, с переменой некоторых обстоятельств, иногда даже совсем незначительной. Приключения ради приключений. Из-за такого и этот роман он давно не брался перечитывать.       Но все оказалось иначе. Дьявол крылся в деталях: в атмосфере, в описаниях — во всех мелочах, прописанных так, что ощущаешь их, словно сам являешься героем. Можно было слышать звук гномьего топора, коловшего поленья для растопки очага в пропитанном сыростью жилище. Или ощутить вкус приготовленного по особому хоббитскому рецепту грибного рагу. Почувствовать ароматы свежего пива в глиняных кружках, которые с глухим стуком ударяли друг о друга утомленные дорогой путники в трактире на перекрестке, а пивная пена при этом переливалась через край и холодила кожу на руках. Здесь все имело свою атмосферу — и города, и тракты. А особые места, наделенные силой, могли уничтожить героев или помочь. Старинные книги и магические клинки обладали собственной волей и характером и сами выбирали себе хозяев. Все это завораживало и погружало настолько, что казалось, будто живешь вместе с героями. Или даже вместо них.       Егор понял: тогда, в далекой юности, именно из-за таких вещей он зачитывался книгами этого автора, ранними — особенно. А со временем в новых его романах все начало вертеться по одной предсказуемой схеме, атмосфере стало уделяться куда меньше внимания, и читать стало неинтересно. Но этот, из первых, Егор проглотил — в очередной раз.       Близился вечер, когда он закрыл файл с романом. Книжный запой оказался похлеще алкогольного. И подарил столько впечатлений, сколько не могла ни одна пьянка. Жаль только, что теперь, когда история закончилась, выпить хотелось вновь. Можно было, конечно, взяться и за другие романы того же автора, но стоило сделать перерыв и проветрить голову.       День выдался теплый, а сквозь открытую балконную дверь тянуло такими свежими, непривычными для города запахами, что Егор не удержался и решил выбраться наружу. Походя он отметил, что кроме одного-единственного раза несколько — уже и не вспомнить сколько именно — недель назад он не появлялся на балконе просто так, всегда это каким-то образом было связано с Верой. Так странно было находиться здесь одному, не потому что она звала и не ожидая, что она вот-вот появится.       Егор, подавшись вперед, облокотился о перила и закурил. Почти безоблачное, по-весеннему яркое небо у горизонта начало заливаться оранжевым. Ветви деревьев уже сплошь покрылись свежей нежно-зеленой листвой, которую перебирал, чуть покачивая кроны, ветер. Как быстро все меняется! Еще недавно во дворе таял грязный снег, а теперь лужайки уже устланы зеленым травяным ковром с желтой россыпью одуванчиковых головок. Неужели они зацветают так рано? Егор никогда раньше не обращал на это внимания. А впрочем, многое ли он вообще видел?       Сейчас, когда мир — вполне реальный, а не описанный в книгах — просыпался от зимней спячки, было особенно обидно, что все это проходит где-то в стороне, за стенами квартиры. Обидно — как никогда, потому что никогда раньше по-настоящему обидно и не было. Когда Егор еще мог ходить, все вокруг воспринималось как данность, как приложение к скучной жизни, полной обязанностей и повторяющихся действий. А после все просто стало безразлично. Удивительно, но Вера с ее умением видеть чудо в любой детали — в растениях, птицах, животных, погоде — каким-то образом заразила и Егора — непонятно, правда, чем. Вряд ли тем же умением, но хотя бы интересом к окружающему.       Егор даже не удивился, когда увидел, как коричневая Нива въезжает во двор и становится на парковочное — точнее, условно считающееся таковым — место под высоким кустом черемухи, на ветвях которой зелень мешалась с беловатой поволокой от начавших распускаться цветов. То, как быстро и весьма однозначно воплотились мысли о Вере, показалось почему-то вполне закономерным.       Дверь машины распахнулась, Вера выпорхнула с водительского сиденья, а потом нагнулась, чтобы забрать что-то из салона. Егор поглубже затянулся сигаретой, глядя на ее бедра, которые так соблазнительно смотрелись в строгих, но достаточно обтягивающих брюках. Когда она снова вынырнула из машины, в руках ее была сумка и блеснуло что-то, наверное, ключи. Вера с размаху хлопнула дверью, возмущенно всплеснула руками — и приложилась к ней бедром. Не захлопнулась с первого раза, догадался Егор. Повернув ключ в двери, Вера направилась к багажнику и вытащила оттуда два объемистых пакета, очевидно, с продуктами из магазина. В очередной раз всплыли в памяти слова Михалыча о помощи.       Ну и вот как тут поступить? Егор бы с радостью помог Вере донести пакеты, если бы был на это способен. За матерью он всегда таскал сумки — и из магазина, когда та планировала сделать много покупок и брала его с собой, и с рынка, куда любила наведываться по выходным. А потом ей пришлось делать все самой…       Веру он дождался на балконе. Так и сидел, облокотившись о перила, уложив голову на руки, и наблюдал, как разгорается на небосклоне закат. Она, не переодеваясь, вышла покурить и, увидев Егора, одарила его удивленным взглядом.       — Я сейчас ужин буду готовить. Ты есть хочешь? — поинтересовалась она и поправила воротник на свободной шелковой блузке, заправленной в брюки. Той самой, сквозь которую хорошо просвечивает нижнее белье.       Егор неопределенно пожал плечами.       — Да когда я отказывался?       Аппетита не было, зато не отказался бы он скорее от выпивки, чем от еды.       — Кстати, — сказала Вера, докурив и развернувшись было, чтобы идти на кухню. — Я сегодня после работы зашла в местную поликлинику… — Она неуверенно переступила с ноги на ногу и вернулась обратно к ограждению, взявшись одной рукой за перила, а другую заложив за спину. — Там был ремонт недавно. Сделали нормальный пандус при входе. И откидные пандусы на лестницах внутри. — Вера замолчала и выжидающе посмотрела на Егора.       — Это ты к чему? — подозрительно спросил он, хотя прекрасно знал ответ.       — К тому, что к врачам стало легче попасть, — осторожно сказала она. — Ты мог бы собрать все нужные справки и…       — Не мог бы! — отрезал Егор. — Лестницы в подъезде еще никто не отменял. И вообще… есть еще куча препятствий.       — Я могла бы помочь, — тихо, но вполне уверенно сказала Вера.       — Ты не справишься.       — Тогда попрошу кого-нибудь. Того же Мака, раз вы уже знакомы. Он не откажет.       Егор хотел придумать еще что-нибудь, какую-нибудь причину, по которой не мог выбраться из дому и которую не получилось бы подвергнуть сомнению, — но сходу не сумел.       — Зачем тебе это надо? — сквозь зубы процедил он, вцепившись вспотевшими ладонями в подлокотники инвалидной коляски.       — Затем, что мне не сложно, я могу помочь тебе… — начала Вера, но Егор ее снова перебил:       — А с чего ты взяла, что мне это нужно: твоя помощь, врачи, поликлиники, эта поганая пенсия?.. — выкрикнул он со злостью, чувствуя, как все закипает внутри. С пенсией по инвалидности Димка пробил уже всю голову, хотя для Егора вопрос был решен много лет назад. Это была больная тема, как и все, что связано с выходом из дома. Да еще и мозг, и без того закипавший без выпивки, работал иначе. В последнее время Егор старался изо всех сил вести себя с Верой адекватно — или хотя бы похоже на то — но сейчас сдержаться просто не мог!       — Егор, — строго сказала она, но договорить он ей опять не дал:       — Что «Егор»? Ну что? Что ты мне можешь сказать? Опять свои красивые сказки про помощь, про то, что тебя это не затруднит? Да не верю я в это, понимаешь, Вера! Это ненормально — вот так помогать чужому человеку. Никто так не делает — и правильно! У всех своя жизнь, свои семьи и близкие. Лучше потратить силы, время и деньги на них — и на себя. С тобой ведь явно что-то не так, я не знаю что это — профдеформация, как ты говоришь, или еще чего. Зачем тебе вся эта возня: меня накормить, Маку штаны постирать, другим сирым и убогим… не знаю, что ты им делаешь, но ведь делаешь наверняка. Так никто не поступает. Никто! — Егор разошелся настолько, что начало трясти. Ох, как же хотелось выпить! Или хотя бы покурить. Но он не решался оторвать от подлокотников руки — они слишком дрожали, это будет заметно, а если не удастся справиться с сигаретой и зажигалкой, будет вообще позор.       Вера поджала губы, взяла с табуретки сигареты, закурила — Егор с наслаждением втянул в легкие запах табака, хотя бы в таком виде — и уселась на перила.       — Ты не прав, — спокойно сказала она. — Люди лучше, чем ты о них думаешь. И не только я. Мне часто помогают посторонние люди, совершенно незнакомые. Недавно, вот, один товарищ шины помог подкачать, хотя я не просила. Я и сама с этим прекрасно справляюсь, но не отказываться же. — Она пожала плечами, а Егор недоверчиво хмыкнул — речь шла о Михалыче. Он, конечно, мог помогать совершенно бескорыстно, но в тот раз к Вере его потянул не столько альтруизм, сколько любопытство, и потому это не считалось. А Вера, меж тем, продолжила: — Мне вообще с машиной часто помогают. Бывает, сломаешься где-нибудь, особенно если на трассе, и даже голосовать не успеваешь начать, просто капот откроешь, чтобы хоть в общих чертах понять, что случилось, а кто-то уже останавливается. Впрочем, все эти благодетели, что характерно, сами чаще всего на отечественных машинах, — усмехнулась она. — Это такая, знаешь ли, особая каста. В которой понимают, каково это, закипать в пробках, глохнуть посреди трассы и чиниться с помощью говна, палок и прочих подручных средств.       — Вот видишь, — укоризненно вставил Егор, — сама говоришь, дело в марках машин, а доброта тут ни при чем.       Вера усмехнулась, тряхнув волосами.       — Ты сам себе противоречишь, Егор. Да, марка машины, может, и решает, но люди, которые готовы помочь, все же есть. Или вот тоже пример, из дорожных. Я в юности частенько стопом ездила. — И заметив недоуменный взгляд Егора, она пояснила: — Ну, автостопом. Так бывало, что водители не просто подвозили, когда было по пути, и денег, естественно, не брали, но и маршрут меняли, завозили, куда надо, или просто подкидывали туда, где мне было хоть немного, но ближе. А дальнобойщики так и вовсе попадались милейшие, даже кормили из своих заначек или в придорожных кафе.       — Стой-стой, как ты ездила? Автостопом? — Егор изумленно всплеснул руками, наконец оторвав их от подлокотников коляски. — Ты что, ненормальная? Это же опасно! Тебя же могли ограбить, изнасиловать, убить! Или вообще все вместе!       Вера хохотнула и, в очередной раз затянувшись сигаретой, посмотрела на Егора так, будто ненормальным здесь был он.       — Я же жива и здорова. И ничего такого никогда не случалось, даже намеков на это не было. Ни у меня, ни у кого из моих знакомых, кто так же стопом ездил — со мной или поодиночке. А многие так вообще путешествуют, целые страны объезжают — и ничего.       — Но есть же криминальные сводки, — не унимался Егор. — Люди постоянно пропадают без вести, а потом находят расчлененные трупы в лесу.       — Тоже мне статистика! — фыркнула она. — Если на все это обращать внимание, так проще и вовсе из дому не выходить, — Вера осеклась и настороженно глянула на Егора. Но он не подал виду, что его это задело, и она продолжила: — Говно случается — не зря так говорят. Но эти страхи из разряда боязни летать на самолетах из-за крушений, о которых шумят все СМИ. А статистика погибших в автомобильных авариях в тысячи раз больше, но ездить на машинах никто не боится — ну за очень редкими исключениями. Если у дальнобойщика засвербит между ног, он подберет на трассе проститутку. А проститутку от стопщицы, знаешь ли, с первого взгляда можно отличить.       Вера докурила сигарету и слезла с перил, чтобы затушить окурок в пепельнице, а Егор уставился, не сумев оторвать взгляд, в вырез на ее блузке, туда, где виднелась ложбинка между грудями.       — И еще есть момент. Ты, Егор, наверно, не поверишь, но он работает, причем всегда, — продолжила Вера, выпрямившись, — нельзя выходить на трассу с плохим настроем: со страхом, раздражением, обидой. Вот так поссоришься со спутником перед поездкой или во время, вроде и помиритесь вы потом, а осадок остается. И с этим осадком потом будете часами на обочине торчать — никто не остановится. А с хорошим настроем даже ночью на пустынной трассе единственная проезжающая машина затормозит, да еще и водитель веселый окажется.       Егор скептически хмыкнул и отвернулся, глядя на полыхающее алым и оранжевым закатное небо. Умом он понимал, какую чушь несла Вера, но впечатления от прочтенной днем книги не отпустили, и странное ощущение чуда, которое является частью жизни, словно сошло со страниц романа.       — Если хочешь, всему этому есть даже вполне себе научное объяснение, — внезапно, совершенно вразрез с прошлыми своими словами, сказала Вера. — Эти воры, насильники, убийцы, о которых ты говоришь, все психопаты или имеют такие наклонности. И в качестве жертв себе выбирают либо явно невротических личностей, которых по поведению, даже по осанке легко определить, либо тех, кто подавлен настолько, что выглядит как невротик.       — Ага, прямо так специально ходят по улицам и выбирают, подходит человек или нет, — коротко глянув на Веру, проворчал Егор. Смешно, но первая версия нравилась ему больше. Она была удивительно созвучна с его внутренним состоянием, хоть и совершенно неправдоподобна.       — Не специально они выбирают, а инстинктивно, — со вздохом пояснила Вера и откинула упавшие на лицо волосы ладонью. — Психопаты просто подсознательно чувствуют своих «клиентов». Им с другими типажами не в кайф возюкаться, если можно так сказать. Психопат и невротик — это ведь классическая связка. Потому-то одному домой с работы через темные переулки опасно ходить, а другому ночью на трассе можно быть спокойным. Вот так.       — И чем же эти твои невротики заслужили такое отношение? — недоверчиво поинтересовался Егор.       — Они, во-первых, не мои, — парировала Вера и снова залезла на перила. — А во-вторых, отвечая на твой вопрос, — поведением, образом мыслей. Невротики — классические жертвы с патологическим чувством вины. Они грызут себя даже за то, к чему, по сути, не причастны. А психопаты — хищники, им нужно ощущать свое превосходство. С невротиками у них это получается лучше всего. Знаешь, многие маньяки на допросах говорили, что их жертвы вели себя так, что хотелось наказать. И они наказывали — насколько хватало фантазии. — Вера задумалась и, развернувшись вполоборота, уставилась на небо. А потом тихо сказала: — Знаешь, это ведь работает и в быту. Убийства и изнасилования вовсе не обязательны. Помнишь, мы говорили с тобой про баб, которые терпят издевательства от своих мужей. Там ведь такой же принцип. Впрочем, в обратную сторону — с мужиками, которых жены ни во что не ставят, а те и довольны — это тоже работает. Психологические особенности не имеют половых ограничений.       Егор задумался: чем-то это напоминало отношения Михалыча с его женой…       И все же нет, это была какая-то неправильная философия. Если следовать ей, то получится, что жертвы маньяков сами во всем виноваты. А убийцы и насильники — просто ангелы какие-то и жертвы чуть ли не сами! Какая-то мерзкая подмена понятий!       Он хотел было сказать об этом, но понял, что не сумеет отстоять свою точку зрения — только выставит себя дураком в очередной раз. Соревноваться с Верой в риторике было себе дороже. И потому решил перевести тему, сухо поинтересовавшись:       — И какого черта тебе вообще сдался этот автостоп? Неужели нельзя было по-нормальному доехать… куда там тебе было надо.       — Ну вообще-то нельзя, — пожала плечами Вера, снова взглянув на него. — Говорю же, дело по юности было, а откуда тогда было деньгам взяться, особенно на дальние поездки.       — И что же это были за поездки?       По правде говоря, Егор с трудом представлял себе, куда можно было мотаться, будучи школьником или студентом, да еще чтобы самому думать, откуда взять деньги. Его одноклассники и одногруппники, к примеру, ездили на курорты — российские или зарубежные — или в путешествия по Европе. Чаще всего с родителями или когда родители готовы были оплатить поездку. Тот же Димка курсе на третьем мотался с отцом на Байкал на машине, они хотели взять с собой и Егора, но мать не отпустила, даже когда Димкин отец пытался поговорить с ней и убедить, что все будет в порядке — устроила тогда очередную истерику. И даже Света со своими родителями хоть и не каждый год, но ездила к морю — в Краснодарский край или в Абхазию. В эти поездки, впрочем, Егора не приглашали — то ли зная отношение его матери к этому всему, то ли еще по каким-то причинам.       — Да в лес! — хохотнула Вера и лукаво посмотрела на Егора. Если это была какая-то шутка, то он ее не понял.       — Куда?       — На ролевые игры, — уже серьезнее пояснила Вера. — Ну знаешь такие, живого действия. Там где люди в костюмах по лесу бродят. Эльфы, гномы, рыцари, прекрасные дамы. Слышал о таком когда-нибудь?       Егор в задумчивости потер висок. Удивительно, но слышал. Еще в юности, в универе, девчонки-одногруппницы шептались о нескольких парнях из параллели, мол, те тренируются на мечах и играют в осаду крепостей (хотя как эти крепости выглядели, было очень трудно представить). А парни были будто сошедшими со страниц фэнтези-романов — с длинными, собранными в хвост волосами, странными амулетами на шее и затейливыми браслетами на руках, один из них вечно таскался с гитарой в чехле и в коридорах во время перерывов частенько напевал баллады о рыцарях, драконах и темных магах. Была еще пара парней, курсом младше, они везде ходили вместе и выглядели весьма странно: один — коренастый и полноватый, с кудрявой неопрятной бородой и вечно взлохмаченной русой шевелюрой, другой — высокий, худой, с темными волосами до плеч и мрачным взглядом. Девчонки называли их «оборотень» и «вампир» и поговаривали, что они отираются в той же компании, что и любители сражений на мечах. И вроде как даже как раз в качестве той нечисти, к которой их и причисляла молва.       А еще Егору доводилось иллюстрировать несколько романов про попаданцев с похожими, как один, сюжетами: посреди леса разряженные нелюдью и нечистью подростки весьма странно приключались, шутили несмешные шутки, а потом напивались у костра, а после один из них — главный герой или героиня — просыпался в другом, фантастическом, мире, где его принимали за того, кем он и был одет. Далее шла череда казусов, нелепых ситуаций, герой, конечно же, оказывался избранным и должен был спасти мир от темного властелина, что в итоге успешно удавалось.       На том, собственно, знания Егора о ролевых играх и заканчивались.       — Ты про толкиенистов говоришь? — уточнил он у Веры. Такое название не раз доводилось слышать, и звучало оно как-то солиднее, по-научному, что ли…       — Не-ет! — помотала головой она. Солнце склонилось ниже к горизонту, и теперь лучи его играли всеми оттенками золотого. В них Верина блузка казалась почти прозрачной, а сама Вера — каким-то удивительным, эфемерным созданием. — Толкиенисты — это только одно из направлений, те, кто непосредственно по Толкину убивается. Хотя в девяностые именно с них все и начиналось, почти все игры тогда делали по «Властелину Колец». А ролевое движение очень разнообразное: игры бывают и по классическому фэнтези с магией и кучей рас, и по постапокалипсису, и в духе научной фантастики про далекое будущее. И псевдоисторические, конечно, тоже.       — Историческая реконструкция?       Егор припомнил Дни города и прочие многолюдные мероприятия, организованные местными чиновниками, на которые приходилось таскаться вместе со Светой, любившей поглазеть на все праздничное. Тогда днем в парках или на набережной выступали реконструкторы — крепкие ребята в доспехах, с оружием и щитами в руках и девушки в средневековых нарядах. Ребята устраивали показательные сходки стенка на стенку, а потом разрешали желающим примерить доспехи и сфотографироваться. В последнее лето, когда Егор еще был на ногах, как раз вскоре после вручения дипломов в универе, на одном из праздников реконструкторы спустили на воду ладью. Они утверждали, что построили ее по старинным технологиям и использовали для этого самодельные инструменты. Это было, пожалуй, самое удивительное, почти волшебное зрелище, которое когда-либо доводилось видеть Егору.       Света откровенно скучала возле этих площадок, но Егор, наверное, мог бы торчать там часами. Он старался представить, что толпы обычных, по-современному одетых людей вокруг не было, и если это на какое-то время удавалось, то начинало казаться, что он попал в прошлое или в фэнтези-роман с рыцарями и прекрасными девами, еще немного — и прилетит дракон или появится какое-нибудь еще чудище, или произойдет еще что-нибудь удивительное.       — Нет, тоже мимо, — покачала головой Вера. — Реконструкторы в точности копируют эпоху, костюмы шьют ручным швом и чуть ли не из домотканого полотна, доспехи тоже изготавливают такие, какие были в старину, и оружие у них из стали. А в ролевых играх, даже на историческую тематику, существует правило «Тридцати шагов»: если с этого расстояния ты смотришься, как представитель выбранной эпохи и местности, значит, все в порядке.       — Не понимаю… — помотал головой Егор. — Так у них костюмы похожи на исторические или нет?       Вера задумчиво вскинула глаза вверх и облизнула губы.       — Проще показать, чем рассказать. Я сейчас. — И, соскочив с перил легким движением, она умчалась к себе в квартиру.       Вернулась Вера с телефоном в руках — плоским, из тех, что вошли в обиход в последние годы, Егор даже не сразу признал его.       — Вот смотри, — потыкав пальцем в экран, сказала она, — это как раз с игры по историческим событиям — по войне Алой и Белой розы.       Егор осторожно взял протянутый через решетку телефон. Оттуда смотрели стоящие гурьбой люди — одни в доспехах и при оружии, другие в разномастных костюмах, вполне себе исторических и на вид дорогих и очень качественно пошитых. Можно было принять это за кадр из какого-нибудь фильма — настолько убедительно все выглядели.       — Листай дальше, — кивнула Вера.       Егор растерялся. Привычных кнопок не было, а как обходиться без них, он не имел представления. У Димки был похожий телефон — только, пожалуй, в разы дороже Вериного — и прикасаться к этой штуковине Егор всегда боялся — вдруг еще сломает.       — Вот так, — заметив его замешательство, скользнула пальцем по экрану Вера. Картинка сменилась.       Теперь в центре фотографии был кардинал в красной мантии и красной же круглой шапочке на голове. Рядом в черно-белом облачении и с четками в руках стояли несколько монахинь, а на заднем фоне толпились монахи в бурых рясах.       Егор неуверенно повторил Верин жест, и на экране появилось следующее фото: человек в пестром наряде нес красно-синее знамя с изображением львов и роз. Следом шла пара в вычурных одеждах с меховой оторочкой и обилием вышивки и украшений — вероятно, королевская чета, на что к тому же намекали короны. На заднем плане вышагивали алебардисты в латных доспехах, а еще дальше, в хвосте процессии, еще пара воинов в стеганом облачении катила пушку.       — Ну как? — с усмешкой поинтересовалась Вера.       — Это же все взрослые люди!.. — выдал внезапно озарившую мысль Егор.       Действительно, на фотографиях почти не было прыщавых подростков или длинноволосых студентов, которых он ожидал увидеть. Большинству было в среднем лет по тридцать, а некоторым и много больше.       — Ну да, — пожала плечами Вера. — А как ты хотел?       — Как? — поразился Егор. — Господи, да как можно в этом возрасте заниматься такой ерундой? Это же детские игры!       — Как видишь, нет, — улыбнулась Вера. — Среди ролевиков тридцать — средний возраст. Молодежь тоже есть, но не слишком много. Играют в основном те, кто пришел в движение в девяностых и двухтысячных. Даже настоящие мастодонты есть — кому за сорок и за пятьдесят.       — Зачем? — только и сумел выдавить Егор. На что-то большее его уже не хватило.       Вера присела на деревянный подлокотник своего кресла — оно при этом жалобно скрипнуло, но даже не пошатнулось — и посмотрела Егору в глаза.       — Ради удовольствия. Ради того, чтобы почувствовать себя героем из другого мира, да просто даже в этом мире пожить несколько дней.       — Но это же все не по-настоящему! — с пылом возразил Егор. Но глядя в сияющие каким-то необычным, особенно ярким огнем глаза Веры, сразу же усомнился в своих словах.       — С одной стороны — да, — повела плечом она. — А с другой — все зависит от степени погружения. Если игра тебе зашла, в роль ты вжился, связь с реальностью — обычной — теряется. Ну то есть ты можешь где-то на краю сознания понимать, что все понарошку и ты вовсе не посол мира какого-нибудь могущественного королевства на враждебном материке, а менеджер среднего звена в небольшой компании, но все же в тот момент живешь здесь и сейчас — в шатре правителя чужого государства, который не понимает и половины твоих слов и может в любой момент приговорить тебя к смертной казни.       — А если приговорит, то что? — опешил Егор.       — Казнят, — развела руками Вера. — Твой персонаж умрет, а тебе придется придумывать нового и выходить в игру уже им. Знаешь, как иной раз бывает обидно: у тебя там целый процесс отлажен: связи, интриги, информаторы, выгодный брак намечается и свадьба уже назначена буквально через пару часов, а тут — бац! — и ты умираешь! Нет, можно, конечно, выкрутиться, что ты приехавший на похороны издалека близкий родственник почившего, в курсе всех его дел и готов стать достойным преемником. Но бывает, что такое не провернешь. Или просто вот взяла обида — и заела, что так старался — и на тебе! И выходишь в игру вместо придворного интригана каким-нибудь крестьянином из глубинки или бродягой.       Егор изумленно приподнял брови и потер пальцами висок. Это было что-то невероятное, то, во что трудно поверить, потому что противоречило здравому смыслу. Хотя, с другой стороны…       — Это… что-то вроде как, если читаешь книгу или фильм смотришь, и это тебя захватывает? — не слишком уверенно предположил Егор.       Вера загадочно прищурилась и покачала головой:       — Что-то вроде того. Только впечатления еще ярче. В книге или в фильме ты проживаешь сюжет, придуманный кем-то другим, и ни на что не можешь повлиять. А в игре ход событий зависит от тебя ровно настолько же, насколько и в жизни. И знаешь, что самое удивительное? Вживание в персонажа. Ты можешь придумать кого-то, похожего на себя в обычной жизни, а можешь попробовать прожить жизнь человека, который полная твоя противоположность. И самый кайф, когда ты проживаешь чужие, казалось бы, эмоции от тех вещей, которые не сделал бы в реале. Например, влюбляешься в такого человека, который бы тебе-настоящей никогда не понравился, но от которого твой персонаж в восторге. Да, через пару дней все закончится, и ты будешь сидеть на бревне у костра со своим «суженым», распивать какое-нибудь дешевое пойло, смеяться над игровыми моментами и понимать, что ты-из-реальности и он-из-реальности в качестве возлюбленных на хрен друг другу не сдались. Или, например, ты можешь стать мошенником или наемным убийцей и проворачивать такое, на что в обычной жизни никогда не пошел. А можешь стать преуспевающим торговцем и подрывать продуманную политику королей, из-под полы спонсируя восстания, просто так, чтобы посмотреть, что из этого получится.       Егор смотрел на Веру широко распахнутыми глазами: он верил — и не верил.       — Так, получается, и ты во все это играешь? До сих пор?       — Ага, — кивнула Вера.       Егор помолчал, размышляя. По сути ведь он частенько пытался сбегать из мира реального в книжный. И чем больше мать боролась с его увлечением фэнтези-романами, тем сильнее Егора тянуло к ним. В свое время он перепробовал кучу средств: читал, пока мать была на работе, а еще на переменах в школе и универе, специально выходил из дому пораньше на тренировку, чтобы почитать, сидя в раздевалке, даже несколько раз отрывал обложки от смертельно потрепанных книг, которые входили в учебную программу, и прикрывал ими ламинированные яркие томики с изображениями героев в исторических костюмах с мечами наголо и манящими названиями, пока залипал в них, сидя на диване (мать, кстати, ни разу этот фокус так и не разоблачила). Жизнь в придуманных мирах всегда была для Егора желанной и недосягаемой. И да, тем реконструкторам, которых видел на городских праздниках, он очень завидовал!       — Так твоя любовь к лесу оттуда пошла? Из-за игр? — догадался он.       Вера пожала плечами.       — Да, наверное. С юности так повелось, что в лес едешь всегда за сказкой. А потом лес превратился в сказку сам по себе, без игр. — Вера отвела взгляд и посмотрела на алеющее небо. — Смотри, какое солнце — огромное и красное. И облаков нет. К ясной погоде.       Егор внимательно посмотрел на нее и в очередной поразился, как точно на днях отрисовал ее профиль. Нет, сказкой был не лес и не игры. Сказкой была сама Вера.       — Кстати, про доброту, — внезапно сказала она и одарила Егора торжествующим взглядом. — Игры — тоже отличный пример. Если вдруг оказалось, что тебе нечего есть, тебя всегда накормят, усадят к костру и даже выпить дадут. А если негде спать, найдут, к кому подселить в палатку. Притом сделать это могут совершенно незнакомые люди, с которыми ты общаешься иной раз минут пять от силы.       Когда Егор вернулся в квартиру, мерзкое утреннее состояние накатило опять — с удвоенной силой. Или просто немного иначе. Если раньше не хотелось ни думать, ни что-либо делать, то теперь, напротив, голова закипала от мыслей и впечатлений. Фэнтези-романы смешивались с ролевыми играми, ролевые игры — с иллюстрациями для издательства, иллюстрации — с юношескими мечтами о фантастических приключениях…       А еще было дико обидно — как и обычно, впрочем — за то, что у других была та жизнь, о которой сам Егор мог только мечтать. Притом была даже тогда, когда он еще не был прикован к инвалидной коляске.       Бутылка с недопитой водкой была на месте — за задней стенкой кухонного шкафчика, если, нагнувшись, залезть под раковину и просунуть туда руку, можно было нащупать узкое стеклянное горлышко. Водки там оставалось чуть больше половины — вполне хватит, чтобы забыться. Хотя бы на один вечер.       Егор открутил крышку и, прежде чем налить в стакан, приложился сначала к бутылке. Зачем время терять?       Что ж, пять дней — неплохой результат. В конце концов, если все время пить с такими перерывами, это даже не алкоголизм, а так… отдохнуть ото всего разок в неделю.       Водка привычно горчила, а градус ударил так, что пришлось поморщиться и выдохнуть, чтобы перевести дух. Зато мозги сразу встали на место: назойливые, странные мысли утратили болезненную яркость, и постепенно пришло чувство расслабленности.