flash

Несомненно, из пустоты получается лучшее тесто. И лепить из него - не одно и то же, что вырезать изо льда, но так близко к тому. Да, именно так. Тепло уходит прочь из рук и конечностей. Оно покидает тело. Если не задерживать ни на миг, ни на секунду, оно иссякнет совсем. Впрочем, это не худшее. Худшее - теплом не делиться. Рассеивается свет, исчезает, становится мерцающей точкой вдалеке. В сумерках ребро кровати, ребро костное и косточка его запястья, к которой прижиматься щекой уже совершенно не стыдно. Он просыпается и делает лёгкий жест рукой, гладя по голове, вороша волосы. Невозможность пошевелиться, потухающий голос, умоляющий провалиться обратно. Пока не поздно. — Чонгук, спи. — Я не буду, — выдыхает он, призывая замолчать и впустить ближе. Колыбельная не срывается, просто не поётся, как пропущенная. Юнги сжимается и позволяет целовать себя в шею, обнимая и едва дыша. Ему нужен был кто-то заполняющий, абсолютный. Трогательный и неопытный, славный парень, ожидающий единственную и до скончания века. Юнги знал, что может стать и ей, и им, любым, кем ему захочется. Право на перевоплощение, право брать в пользование любое амплуа. Он знал, что у Чонгука восприимчивое сердце и обострённая чувствительность, но не представлял, что у них есть возможность заставить друг друга дрожать, изнывая в обоюдной жажде заполучить совсем немного: капельку воды. Стекающую с виска, скулы, плеча и часто - изгибающейся спины. Назвать это насыщением? Не столь надёжно. Назвать - роковым стечением обстоятельств? Не столь уж непредвиденно, учитывая то, как долго подкрадывались к тайному значению взглядов, контексту произнесённых фраз и мимоходом оставленных жестов. Чонгук гладит ладонью его бёдра, внешнюю сторону, внутреннюю, притирается к животу и прокатывается пахом о пах. Юнги клеится к нему, немощно простонав, царапнув ногтями предплечья. Ему несложно показать слабости. Юнги из них соткан, он так выточен, что кажется - не сломишь. Чонгук выломал. Он протиснулся между его колен и, горячо выдохнув на ухо, сгребая в объятия махонькое тельце, выудил стон сильный, хриплый и долгий. Он двигается в нём, разбивая внахлёст, докрасна раскрашивая шею и губы, опаляя ключицы. Юнги не может сосредоточиться, выгибаясь и подгоняя шлепками жилистых ладоней. Хён тесный, горячий, взмокший. Чонгук слизывает его жидкости, наматывая волосы на дрожащие пальцы. Мимолётная секунда взлёта. И ему кажется, это потрясающе. Не в рамках телесной эйфории. Потрясающе любить его просто, немного тушеваться, когда накрывает оргазм, а неловкость множится втрое, от излома голосов до содрогающихся мышц, почти равно, но не одинаково. …Склеенную мокрую чёлку Юнги откидывает назад и тянется, чтобы целовать лоб, уголки бровей. Когда Чонгук моргает - видны длинные ресницы. — Зачем тебе такие…? — Юнги касается их подушечкой пальца, размазывает по векам невидимые тени. — Я не знаю, хён. Он мало что знает или попросту не хочет говорить, чтобы не показаться глупеньким, чтобы не тратиться на слова вовсе. Талантливая золотая Крошка. Мальчик, которому важно внимание, за которое он ни разу не попросит. — Чонгук… — Юнги вздыхает с надрывом и умолкает, когда получает невесомый поцелуй в переносицу. Чонгук захватывает его, обнимая и делая дыхание единым, его рука гладит Юнги вдоль спины. Как старшему, ответственному, как покорённому и беспомощному, Юнги охота прекратить и остановить его. Но как ты остановишь то, что тебе не принадлежит?...