Окей

Вообще-то после окончания тура Гакт с Джоном виделись довольно часто. YFC по-прежнему записывались вместе и делали всю ту работу, которая обычно остается за кадром, но необходима для выпуска альбома. Они не расставались дольше чем на три дня, так что едва ли успевали соскучиться друг по другу. Но срок сдачи альбома быстро приближался, Джон был занят в Fade, Гакт разрывался между сольным творчеством, спектаклем и миллионом других проектов. Словом, шансов побыть наедине у них оставалось немного. Вернее, не оставалось вовсе. Возможно, поэтому Гакт ничего не возразил, когда Джон потребовал переместиться на ту удобную кровать в неудобной спальне, вместо того чтобы просто потрахаться на диване, как бывало уже не раз. В конце концов, они не занимались сексом целых три месяца, так что заслужили право на мягкий матрас, хотя раньше подобные мелочи их мало волновали. Гакт не стал возражать и когда оказался на спине, под горячим американцем, который целовал его так, что легким не хватало воздуха. До этого они никогда столько не целовались. Обычно все происходило слишком страстно, яростно, впопыхах, так что было не до нежных прелюдий. Но целовался Джон хорошо, а Гакт вообще любил поцелуи. Когда Джон отстранился и начал безумно медленно задирать его футболку, прикасаясь губами к каждому миллиметру обнаженной кожи, у Гакта стали закрадываться подозрения. Обычно одежда сразу летела на пол, если ее вообще снимали, но сейчас Джон не торопясь исследовал языком плоский живот, дрожащие мышцы пресса, выводил узоры на коже. Джон изучал Гакта, пытался найти чувствительные точки, и довольно улыбался, видя как ему нравится прикосновение горячего языка к соскам. Никогда раньше Джон не тратил время на подобные открытия, и хотя Гакту льстило такое внимание, он все же спрашивал себя, почему сейчас время на это нашлось. Вскоре Джон снова прижался губами к губам Гакта, лаская и открывая их, вовлекая его язык в танец со своим. Поцелуи обжигали скулы, челюсть, шею… Гакт почувствовал, будто его затягивает во что-то близкое к любви, и не мог понять, нравится ли это ему. Но все вернулось на круги своя, когда Джон принялся расстегивать его ремень. Правда, Гакт вскинул бровь, наблюдая за непривычно неуверенными движениями пальцев, но промолчал. В конце концов, практики давно не было, страсть и нетерпение, нервы – вот и всегда решительный Джон дрогнул. Горячие губы обхватили член, и все мысли вылетели у Гакта из головы. Он двинул бедрами, и Джон подчинился ему, посасывая в нужных местах, вычерчивая узоры языком. Гакт не мог понять, почему возбудился так быстро, не желая признавать, что возможно – только возможно – все дело в необычном поведении Джона. Сильные руки раздвинули бедра Гакта, и тот послушно развел ноги еще шире. «Пора бы уже вернуть все как было», - подумал Гакт. Забыть об этой заботе и ласке, которую стал проявлять Джон. Вернуться к грубости и страсти, спасавшей их от стресса, накопленного в туре. До этого все происходило после концертов, когда кровь еще кипела, адреналин мчался по венам, тестостерон бушевал. Они даже не пытались найти удобную поверхность, Джон никогда не раздевал его так бережно, да Гакт и сам не хотел ничего подобного. Почувствовав палец Джона внутри, Гакт слегка приподнял бедра, но проникновение было приятным. В такой подготовке не было необходимости, и Джон знал об этом. Джону нравилось это. Но сейчас он нарочно медлил. Когда второй палец слегка надавил на простату, Гакт нехотя приоткрыл глаза и увидел, что Джон просто смотрит на него, ловит внимательным взглядом малейшие реакции, словно собирая и откладывая на будущее. Джон никогда раньше не смотрел на него. В сексе они оба всегда были эгоистами: каждый старался получить разрядку и просто снять напряжение – свое, а не партнера. Их свидания были торопливыми, взрывными, отчаянными, страстными, – такими, что от одной мысли о них у Гакта становилось тесно в штанах. Но в этот раз, похоже, его удовольствие заботило Джона больше, чем собственное. Он не столько подготавливал Гакта, сколько дразнил его пальцами, вызывая отклик, а сам оставался при этом полностью одет. Гакту вдруг стало очень неловко и неуютно. Он не желал проявлений внимания или любви. Во время тура он приходил к Джону снова и снова как раз для того, чтобы отключить любые чувства. Все вечно чего-то хотели от Гакта – богатого, знаменитого трудоголика. Какое же облегчение было сознавать, что здесь хотят только его тело и умелый язык. За несколько месяцев вокалисты успели стать хорошими приятелями, но их дружба оставалось за кадром, когда они трахались, и Гакта это вполне устраивало. Так было проще. Чище. Когда Джон вытащил пальцы и наконец-то снял штаны, Гакт перестал думать. Черт, он еще даже не прикоснулся к Джону, но явственно видел, как тот возбужден и хочет его. Чуть сдвинувшись, Гакт начал было переворачиваться на живот, как вдруг твердая ладонь легла ему на грудь, удерживая на месте. Они всегда трахались сзади: это давало ощущение отстраненности, к которому так стремился Гакт, и позволяло ощутить мощь, грубость и разрядку, так необходимые обоим. Гакт вопросительно изогнул идеальную бровь, но Джон ничего не ответил, только покачал головой и провел ладонями по его бедрам, снова раздвигая их. Гакт снова ощутил прилив неловкости, но тут же забылся, чувствуя, как Джон ложится сверху, прижимая его к кровати, и трется возбужденным членом о его стояк. Губы Джона заскользили по его шее, посасывая солоноватую потную кожу, и Гакт невольно обхватил его за плечи, прижимая к себе и вскидывая бедра навстречу. Когда Джон вошел в него, Гакт понял, насколько соскучился. С тех пор, как они трахались в последний раз, он спал и с мужчинами, и с женщинами – в общем-то, так было и когда они с Джоном занимались сексом регулярно. Но Гакту правда не хватало такой близости. Ему очень нравилось такое странное сочетание взаимной дружеской заботы – и возможности отбросить это все, просто прислушаться к зову плоти. Но вскоре Гакт понял, что в этот раз все иначе. Джон никогда раньше не смотрел ему в глаза, проникая в него. Никогда раньше не гладил его по щеке так нежно, не вовлекал горячими губами в ленивые поцелуи. Джон никогда не двигался так медленно, и, меняясь с ним ролями, Гакт даже не задумывался о подобном. Ему не нравилось такое развитие событий, потому что все вело к тому, с чем он разбираться не хотел. Ни с Джоном, ни с кем-либо еще. И все же Гакт отвечал на поцелуи, запуская пальцы в волосы; и подставлял шею, когда Джон приникал к ней; и вскидывал бедра, когда Джон находил чувствительное местечко пониже подбородка. Понимая, что надо бы отстраниться, Гакт вместо этого невольно обхватил Джона ногами за талию и прижался плотнее. Целуя в шею с каждым движением бедер, Джон сбивчиво шептал Гакту о том, как хорошо внутри него, как он прекрасен сейчас, раскинувшись внизу. И, что особенно опасно, – как Джону не хватало этих прикосновений. Раньше он никогда не болтал во время секса, разве что выкрикивал пару слов перед оргазмом. Гакт тоже не отличался разговорчивостью, но его явно возбуждал поток комплиментов из уст Джона в сочетании с тяжелым дыханием и звуками соприкасающихся тел. Наверно, все же не стоило улыбаться так широко, когда Джон сказал, что просто скучал по нему. Несколько особенно сильных толчков, пара умелых движений рукой по члену – и Гакт кончил. Ему показалось, что Джон снова смотрит на него, пополняя новыми кадрами свою быстро растущую коллекцию, но протестовать он не стал. Не смог бы, даже если бы захотел, ведь все нервы еще звенели от оргазма, а Джон кончал внутрь, протяжно стоная на ухо его имя. И это было не привычное «Джи». Нет, это был «Гакт». Конечно, в английской версии, но все равно каждый звук имени, произнесенного нараспев низким голосом Джона, вызывал сладкую дрожь в чувствительном члене Гакта. После секса они никогда не обнимались. Как только пелена спадала и все чувства понемногу приходили в норму, вокалисты из любовников превращались обратно в друзей. Гакт еще и поэтому снова и снова приходил именно к Джону: тот быстро переключался. Только что они трахались – а вот уже обсуждают расписание на завтра, и никакой неловкости, ни одного упоминания о том, что между ними было. Джон с той же легкостью, что и Гакт, мог спокойно говорить о тексте новой песни или идее для концерта, стараясь восстановить дыхание. Секс выводился за скобки, будто ничего не случилось, хотя вокалисты были еще голыми, потными, а вокруг на полу валялась одежда. Но сейчас Джон не шевелился. Он лежал на Гакте, устроившись у него между ног, прижимаясь лицом к щеке, и поглаживал ладонью его бедро. Гакт чуть поерзал, чтобы улечься поудобнее, но не попросил Джона сдвинуться. Они оба молчали. Спустя несколько мгновений Джон прервал тишину. - Джи, - начал он, - что ты делаешь завтра вечером? Может, сходим куда-нибудь выпить? За время существования группы они уже не раз ходили выпить. Иногда в итоге надирались, вваливались к Гакту домой и трахались прямо в коридоре, иногда нет, но всякий раз это были просто посиделки двух друзей, которым нравится проводить время вместе. Но сейчас, судя по тени сомнения в голосе Джона, который всегда звучал уверенно, радостно и был полон энтузиазма, приглашение было вовсе не дружеским. У Гакта в голове роились миллионы причин отказать Джону, миллионы отговорок. Ему не хотелось ничего подобного ни с Джоном, ни с кем-то еще, и он злился на себя за то, что позволил событиям развиваться таким образом и подал другу ложную надежду. Гакт попытался объяснить свое молчаливое принятие чувств Джона тем, что давно не ощущал ничего подобного. А теперь наваждение рассеялось, и он больше не хочет проявлений нежности. Но на самом деле Гакт понимал, что лжет себе. И лгал весь вечер. Он ответил Джону всего одним простым словом: - Окей.