Man-machine interface

Она единственная, кто прикасается к его настоящему телу. К изуродованной шрамами коже, к рубцам между вживленным в сухожилия металлом и живой плотью. Доктор Циглер действительно хороший хирург. Каждое движение ее пальцев выверено до миллиметра, однако Гэндзи все равно непроизвольно вздрагивает от ослепительно яркой вспышки боли. — Я могу сделать вам инъекцию локального анестетика. Сочувствие в ее голосе заставляет его крепче сцепить зубы, борясь не только со слабостью, но и с раздражением. Он должен был выбрать смерть. Не существование на грани между человеком и машиной, не абсолютную зависимость от созданных чужими руками имплантов, смерть. Простую, понятную, такую же неизбежную, как восход солнца на востоке и закат на западе. — Спасибо. Не нужно. Боль напоминает ему о том, что он все еще Гэндзи Шимада, а не один из омников. Готовясь к новой пытке, Гэндзи заставляет себя сгруппироваться и принять удар так, как пытался научить его отец — каждой мышцей, каждым нервным окончанием, позволяя дискомфорту разойтись по всему телу приглушенным эхом муки. Но доктор Циглер медлит. Ее ладони обтянуты перчатками. Половина ее лица скрыта под стерильно-белой маской. — Пожалуйста. Когда он ловит ее правую руку за запястье, она рефлекторно делает шаг назад. Хватка металлических пальцев до сих пор неуклюжа, но даже под контролем неопытного оператора они в разы сильнее человеческих. Гэндзи нащупывает край латекса и с третьей попытки рвет злосчастную перчатку, так и не сумев отыскать другой способ избавиться от нее. — Герр Шимада… — Пожалуйста. Что-то в его голосе и взгляде заставляет доктора Циглер замереть. Она не сопротивляется, когда Гэндзи прижимает ее обнаженную ладонь к своей груди, впервые за долгие месяцы чувствуя тепло чужой кожи.