Чувства

Виктор стоял, оперевшись локтями о бортик, и смотрел на лед, где тренировал свою программу Юра. – Ну, что думаешь? – спросил у Никифорова подошедший Яков. – Великолепно, – выдохнул тот. – Скажешь тоже, – буркнул тренер. – Там еще работать и работать. – Это же Юра, он справится, – беззаботно отмахнулся Виктор. – Ты, как обычно, слишком мягок к нему. – А ты слишком строг, – парировал фигурист. – Юра прекрасно катается, у него огромный потенциал, и я не удивлюсь, если в ближайшие год-два он побьет мои рекорды и обойдет меня. – Я скорее состарюсь, чем такое произойдет, – неожиданно рассмеялся Фельцман. Виктор тоже улыбнулся. – Да ты и так не первой свежести, – сказал он. Яков не рассердился, а улыбнулся еще шире. – Да, Витя, ты все также язвишь. В последнее время даже больше. – Опыта набрался, вот и подкалываю. Было видно, что настроение у тренера заметно поднялось. Виктор мысленно похвалил себя за это и снова перевел взгляд на лед. Плисецкий стоял, тяжело дыша, и внимательно смотрел на своих наставников. Грудь его высоко вздымалась; рот был приоткрыт; волосы, завязанные в обычный хвост, растрепались; а щеки ярко горели. Никифоров прищурился и увидел, что по лицу подростка текут капли пота. – Юра, еще раз! – крикнул ему Яков. – Дай ему передохнуть, – бросился на защиту товарища Виктор. – Ты же видишь, он устал. – Ничего, – отрезал тренер. – Тебя я тоже не щадил, если помнишь. Пусть еще раз полностью откатает программу и тогда уже отдохнет. Слышал меня, Юра? – крикнул он подростку. – Ну, чего еще? Я уже готов, – послышался недовольный голос. – Я сказал, что еще раз пройдешь всю программу, а после этого я дам тебе время на передышку. – Правда?! Виктор заметил, как у Плисецкого загорелись глаза. Он встал в начальную позицию и замер, ожидая музыку. В него будто вдохнули новые силы: дыхание вернулось в норму, лицо снова побледнело, новые капли пота больше не выступали. На губах заиграла легкая улыбка: подросток с нетерпением ждал перерыва. Он с самого раннего утра был на катке, и за все это время его еще ни разу не выпустили за пределы льда. Заиграла музыка, и Юрий начал программу. Виктор внимательно наблюдал за его движениями, отмечая про себя все недочеты, чтобы потом лично сказать о них Плисецкому. Пускай Яков по-своему тренирует ученика, у взрослого фигуриста были свои взгляды по этому поводу. Завершив программу красивой позой, Юрий замер на несколько секунд, а потом поехал к выходу со льда. Он с наслаждением стянул с себя коньки и вытянул ноги, облокотившись спиной о стену. Краем глаза он заметил, что к нему направляются Яков и Виктор, и повернул голову, испытующе глядя на тренера. – А теперь как? – поинтересовался он. – Сейчас намного лучше, чем раньше, – одобрительно ответил Фельцман. – Ведь можешь же, когда хочешь! Стоило сказать тебе про перерыв, как у тебя открылось второе дыхание. Надо было еще раза три тебя прогнать, – проворчал он. Виктор тихо рассмеялся за его спиной. – Не ворчи, – сказал он. – Правда, Юра, сейчас программа была откатана лучше. И прыжки получились. – Не все, – хмуро ответил Плисецкий. – Я запнулся после каскада, а вместо четверного флипа прыгнул тройной. – Да, я видел. Ты просто набрал недостаточно скорости, в итоге и не докрутил прыжок. Сделай себе мысленную отметку, что нужно чуть больше времени и расстояния для хорошего разгона. – Понял. – А вот вращения были великолепны, – с жаром продолжил Виктор, не давая Якову вставить ни слова. Он хотел первым высказать свои наблюдения, прежде чем тренер начнет промывать младшему подопечному мозги. – Все они были красиво исполнены, переход от одной позы к другой был мягким, не прерывистым. Единственное, надо поработать над движениями рук, они все же немного угловатые. Но это легко исправить, так что, думаю, с этим проблем не будет и ты быстро исправишь столь малый недочет. Подросток улыбнулся ему. – Спасибо, – искренне сказал он. – Я постараюсь. – Вот и хорошо. Виктор не удержался и взъерошил волосы Плисецкого, хоть и прекрасно знал, что тот подобного отношения терпеть не может. У него был трудный характер, порой с ним тяжело было говорить, но слова Никифорова хорошо подействовали на него, придали новых сил, новый стимул да и просто подняли ему настроение. Нечасто на лице подростка можно было увидеть улыбку, тем более настолько искреннюю. Виктор ждал, что Юрий отбросит его руку и начнет ворчать, но тот продолжал спокойно сидеть, глядя на него. Никифоров улыбнулся и убрал руку от белокурой головы. Теперь настала очередь Якова высказать свои "фи", поэтому Плисецкий переключил свое внимание на него, а Никифоров, почувствовав себя лишним, бесшумно удалился в раздевалку, чтобы подождать подростка там. Юрий появился через несколько минут, насупившийся и хмурый. Видимо, Фельцман все еще сильно был недоволен его исполнением программы и красочно объяснил это ему. Юрий с разбега плюхнулся на скамью рядом с Виктором и широко раскинул в стороны руки и ноги, задев при этом старшего фигуриста. – Извини, – мрачно сказал он и немного подвинулся. – Ничего страшного. – Виктор взглянул на подростка и сочувственно улыбнулся. – Что, Яков опять сильно придирался? – Да не то слово! – вскричал Плисецкий. Было видно, что ему очень хочется высказать все, что он думает, но он старательно держал язык за зубами. Никифоров выжидательно смотрел на него, и наконец тот не выдержал. Слова полились из него единым потоком, и Виктору пришлось даже напрячь слух, чтобы хоть что-то понять. – У нашего Якова совсем шарики за ролики закатились, – эмоционально тараторил Юра. – Если бы ты знал, как он меня уже достал! При тебе-то он меня как бы похвалил, но стоило тебе уйти, как началась старая песня. "Это ты делаешь не так, это не с той ноги, а того элемента вообще не было". А я экспериментирую! Я хочу сделать свою программу лучше и интереснее! А этот старикан вместо того, чтобы оценить мой порыв и похвалить за подобную активность, начинает ворчать о "никому не нужной самодеятельности". Можно подумать, что это ему предстоит выступать! Плисецкий замолчал так же резко, как и начал говорить. Его широко распахнутые глаза горели праведным гневом, ноздри раздувались от возмущения, а руки то и дело сжимались в кулаки. В общем, весь вид юного фигуриста говорил о том, в насколько растрепанных чувствах он находился. Виктор, все еще не говоря ни слова, немного помедлил и вновь положил ладонь на белокурый затылок. И снова ему пришлось удивиться: от прикосновения Юрий успокоился, и от его негодования практически не осталось и следа. – Спасибо, – уже прежним своим голосом сказал он. – Всегда пожалуйста, обращайся. Хотя сейчас я ничего и не сделал, – ответил Никифоров, убирая руку, и заметил, что из-за этого по лицу подростка пробежала легкая тень недовольства. – Я, конечно, поговорю с Яковом. Он всегда был таким придирчивым, мне в твоем возрасте доставалось не меньше. Да и сейчас бывает, – добавил он. Юрий неожиданно рассмеялся. – Да, я помню, как он дня три назад тебя ругал, – выдавил он сквозь смех. – А у тебя было такое по-детски обиженное лицо, без смеха не взглянешь. Никифоров насупился, но в его глазах мелькали веселые искорки. – Я тогда был не в форме, – пробурчал он. – Вот и не получалась программа. Ты, между прочим, тоже не идеально катался! – Так мне потом и прилетело за это. – Ну да, Якову только повод дай, так он всех подряд отчитывать станет. Фигуристы фыркнули. Дверь раздевалки приоткрылась, и на пороге показался тренер. – Меня обсуждаете, негодники? – спросил он, глядя на ухмыляющиеся лица своих подопечных. – Ну-ну, смейтесь, потом не до этого будет. Юра! Хватит прохлаждаться, перерыв окончен. И ты, Витя, не сиди без дела. Если уж пришел на каток, так тренируйся, подавай пример младшим. Марш на лед, оба! Виктор и Юрий переглянулись, пожали плечами, мол, ничего не поделаешь, и вышли из раздевалки.

***

– Все, я устал хуже собаки, – заявил Плисецкий, массируя себе спину и ноги. – Что я слышу? Неужели наш мальчик жалуется? – Мила даже не постеснялась заглянуть в мужскую раздевалку. – Я не жалуюсь! – огрызнулся подросток. – И вообще, свали отсюда в туман, твоя дверь дальше! – Фу, Юрочка, как грубо, – поморщившись, покачала головой девушка. – Просто ты так громко причитал, что я не смогла пройти мимо. Подумала: может, помощь какая нужна? – Вот чья помощь мне никогда не понадобится, так это твоя. – Ах ты маленький грубиян! Ну, я тебе сейчас покажу! Мила распахнула дверь и с угрожающим видом двинулась к подростку. Тут из-за шкафчиков выглянул обнаженный по пояс Виктор, до сего момента тихо и незаметно переодевавшийся. – Перестань, Мила, – сказал он. – Сейчас не время для потасовок. И выйди, пожалуйста, мы переодеваемся. – Ой! – пискнула девушка, покраснев до ушей. – Я тебя не видела. Извини! Она пулей вылетела из помещения и захлопнула за собой дверь. – Классно ты ее прогнал, – одобрительно сказал Юра. – Я ее не прогонял, а просто вежливо попросил удалиться, – возразил мужчина. – Это совершенно разные вещи. Да и не дело вы затеяли: драться в конце дня. Все уже уставшие, хотят побыстрее домой попасть, а у вас шило в одном месте раздурилось. – Не у нас, а у нее. – Вы оба хороши, – отмахнулся Никифоров. – Ты сейчас домой? – сменил он сразу тему, чтобы не слышать никаких возражений. Плисецкий замотал головой. – Нет, не хочу домой. Да и ехать далеко. Пока что погуляю, а потом что-нибудь придумаю. – Вот это совсем не дело, – строго сказал Виктор. – Я не позволю тебе в одиночку слоняться по центру Петербурга. Если не хочешь ехать домой, можешь переночевать у меня, только родных предупреди. – А можно? – уточнил Юрий. – Раз уж я предлагаю, то, наверное, можно, – засмеялся Виктор. – Проблем никаких: живу я один, Маккачин не в счет, а спальное место мы тебе организуем. Родителям только позвони. Плисецкий фыркнул. – Вот еще. Обойдутся. – Юра! – Никифоров совсем чуть-чуть повысил голос, добавив в него строгости, но это подействовало. Подросток хмуро посмотрел на него и сказал: – Ладно, понял я, понял. Сейчас позвоню. Он схватил мобильник и стал искать там нужный номер. К диалогу Никифоров не прислушивался, но по радостным интонациям в голосе подростка понял, что того отпустили. Через несколько минут Юрий подтвердил соображения Виктора. До дома Никифорова они доехали спокойно и без приключений. Час пик еще не настал, поэтому людей в транспорте было не очень много; фигуристы даже ехали сидя. Почти всю дорогу они молчали: Виктор смотрел в окно, погрузившись в свои мысли, а Юрий зависал в социальных сетях. – Проходи. – Виктор гостеприимно открыл перед подростком дверь. Тот вошел и практически сразу выпал обратно, сбитый с ног большим пуделем. – Маккачин! – прикрикнул на собаку мужчина и виновато обратился к Плисецкому: – Прости, он со всеми излишне дружелюбен. Дай ему волю – залижет до смерти. Вот, пожалуй, только такая опасность от него и грозит. Юрий сел на корточки и потрепал собаку за ухом. Маккачину не сиделось спокойно на месте; он норовил вскочить и вновь пустить в ход свой широкий и мягкий язык, но собачий пыл охлаждал предупреждающий взгляд хозяина, поэтому пудель вновь усаживался, хоть и ненадолго. Его хвост с огромной скоростью метался из стороны в сторону – вот-вот оторвется! – Давненько я не видел Маккачина, – сказал подросток, ловко уворачиваясь от мохнатой морды. – Оно и понятно, – отозвался Никифоров, боком пробравшись в квартиру мимо парочки. – На каток я его не беру, а ко мне в гости ты в последнее время заглядываешь очень редко. – Ты приглашай почаще, тогда я и буду заходить. – Можешь приходить ко мне без приглашения и в любое время. Юрий поднял голову и посмотрел на Виктора. – А если ты будешь не один, и тут я заявляюсь в самый неподходящий момент? – насмешливо спросил он. – Не волнуйся, такого не случится. – Ты предпочитаешь встречаться с кем-то на нейтральной территории? – Я предпочитаю вообще ни с кем не встречаться. – Почему? – Потому что мне важнее карьера фигуриста. Да и что это за допрос?! – возмутился Никифоров. – Это не допрос, – возразил подросток. – Просто мне интересно, по какой причине ты, всемирно известный фигурист, красавец, которому почти тридцать, все еще не завел семью и даже, как я понял, не собираешься этого делать? – Правильно понял, – устало сказал Виктор и замолчал. – Так почему? – допытывался Плисецкий. Мужчина понял, что от него так просто не отстанут и вздохнул, по-прежнему не говоря ни слова. Юрий истолковал его молчание по-своему. – Ты импотент? – вытаращил он глаза. Никифоров даже рассмеялся от неожиданности. – Нет, конечно! – Тогда, быть может, гомосексуалист? Виктор вздрогнул; но Юра в этот момент отвлекся на Маккачина и ничего не заметил. Никифоров с трудом взял себя в руки и заставил улыбнуться побелевшими губами. – Нет, – не то со смешком, не то со всхлипом вымолвил он. Плисецкий обернулся, но мужчина уже стоял к нему спиной и стягивал с себя куртку. – Раздевайся и проходи в гостиную, – как ни в чем не бывало сказал он, мельком обернувшись к подростку. – Я пока чайник поставлю и приготовлю что-нибудь на ужин. "Видимо, показалось", – подумал Юра, провожая взглядом мужчину. Он настойчиво, но аккуратно отодвинул от себя любвеобильного Маккачина, который явно воспылал страстью к гостю после ухода хозяина, и, быстро скинув обувь и верхнюю одежду, прошел в большую уютную комнату. Гостиная была обустроена достаточно просто, но со вкусом. Большую часть вдоль стен занимали шкафы и полки с книгами. В центре одной из стен висел широкий экран телевизора, а напротив него располагался диван. На него-то Юрий и плюхнулся, осматривая хорошо знакомое помещение. Маккачин, по пятам следовавший за ним, приставать не стал, а тихо растянулся на ковре возле дивана. Плисецкий потянулся, с удовольствием зевнул и на минутку прикрыл глаза. Когда Виктор вернулся в комнату, он застал Юрия спящим на диване. Никифоров бесшумно подошел ближе. Маккачин, лежавший подле дивана, поднял голову и завилял хвостом. – Спокойно, Маккачин, – на грани слышимости произнес мужчина, опускаясь на колени рядом со своим питомцем. Взгляд Виктора при этом был направлен на Плисецкого. Подросток лежал на боку лицом к спинке дивана и, соответственно, спиной к Никифорову. Его длинные волосы, которые он упорно отказывался стричь, разметались по подушке. Ноги Юрия, слегка согнутые в коленях, были вытянуты, а сам он немного прогнулся в спине. Казалось бы, поза неудобная, но подросток лежал недвижимо; видимо, ему было вполне комфортно. Одна рука лежала напротив его лица, вторую он поместил у груди. Голова была откинута назад, открывая постороннему взгляду изящную шею. Виктор чуть привстал и наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть лицо Плисецкого. Ресницы того подрагивали – он дремал и в любой момент мог проснуться. Во сне черты лица Юры смягчились; исчезли следы непростого характера, оставив только природную красоту. Да, подросток был очень красив. Никифоров невольно залюбовался тонким правильным профилем. Губы подростка приоткрылись, он что-то прошептал, но мужчина не смог расслышать, что именно. Вероятно, находясь на грани сна и бодрствования, Юра попал в какое-то видение и теперь с кем-то беседовал. – Я и не думал, что ты разговариваешь во сне, – улыбнулся Никифоров. Он протянул руку и нежно коснулся кончиками пальцев скулы спящего. Проведя линию от нее до подбородка, он отнял руку, немного помедлил и дотронулся до губ. Ресницы Юрия дрогнули, на лбу на мгновение появилась морщинка; затем подросток снова затих. Он спал. Виктор, продолжая нежно улыбаться, провел пальцем по его губам, а потом слегка оттянул нижнюю. Наконец, налюбовавшись, он еще раз провел по щеке Плисецкого внешней стороной своей ладони и поднялся на ноги. Ему пришлось немного пошевелить ими, чтобы разогнать кровь, и тогда он смог вновь нормально двигаться. Никифоров взял со спинки дивана плед и заботливо укрыл им подростка. Тот, почувствовав это, машинально ухватился руками за ткань, сжимая ее тонкими пальцами. Он зарылся лицом в плед и подтянул колени к груди. Если до этого Плисецкий выглядел как изящный белокурый ангел, то теперь, находясь в позе зародыша, он казался беспомощным и очень хрупким. Виктор едва удержался от желания крепко обнять его и прижать к себе, никуда не выпуская. "Нельзя", – твердо сказал он себе и, развернувшись, быстрым шагом покинул гостиную.

***

Лежа на мягком диване в полумраке и вслушиваясь в доносившиеся с кухни звуки, Юрий сам не заметил, как впал в забытье. Он сильно устал после тренировки, поэтому его сразу же сморило, и он погрузился в дремоту. Но услышав тихие шаги Виктора, он сразу вернулся к реальности, пусть и не подал вида. Плисецкий с трудом подавил зевок и старался не шевелиться. Ему было интересно: что же сделает Никифоров, застав подростка спящим? Виктор тихо что-то сказал своему пуделю, который лежал на полу возле Юрия. Подросток вовсю напрягал слух, чтобы ничего не упустить. При этом он внешне старался выглядеть расслабленным и спящим. Поза была очень неудобной, но Плисецкий терпел и не шевелился. Послышался шорох, и где-то рядом послышалось чужое дыхание: видимо, Виктор опустился на колени. На лицо подростка легла тень – мужчина наклонился, рассматривая его. – Вот извращенец... – не смог удержаться от комментария Юрий, хоть и сказал это еле слышно. Послышался легкий смешок, и Плисецкий напрягся, опасаясь, что его услышали и раскрыли. Но Виктор тихо сказал, обращаясь, судя по всему, к самому себе: – Я и не думал, что ты разговариваешь во сне. Когда теплые пальцы прикоснулись к его скуле, Юра с колоссальным трудом сдержал себя, чтобы не вздрогнуть. Прикосновение было неожиданным и немного напугало подростка. Он услышал, что сердце его забилось быстрее, и боялся, что это привлечет внимание Виктора. Но тот всецело был занят изучением лица Юры и ничего не заметил. Когда он убрал руку, Плисецкий успокоился, поэтому прикосновение к губам застало его врасплох. Он почувствовал, что его глаза дрогнули, а лоб нахмурился. Подросток постарался как можно быстрее вернуть себе былое спокойствие, что было нелегкой задачей. "Что ты делаешь, мать твою?!" – вопил мысленно Юрий, но не мог не признать, что теплые и нежные прикосновения Виктора ему очень нравятся. Рука, а вместе с ней и тепло исчезли. Снова послышался шорох: Виктор поднялся на ноги. Через несколько секунд на тело подростка опустилась мягкая ткань. Юрий не знал, плед это был или легкое одеяло, но это определенно была спасительная вещь. Плисецкий поджал ноги к груди и зарылся лицом в ткань, пряча горящие огнем щеки. Теперь он чувствовал себя в безопасности. Юрий был уверен, что теперь Виктор наконец-то выйдет и оставит его одного. Но в гостиной было тихо: Никифоров не двигался с места и явно не спешил уходить. Раздался легкий шорох, а потом – быстрые удаляющиеся шаги. Подросток облегченно вздохнул и открыл глаза. – И что это было? – негромко спросил он. Маккачин, услышав его, навострил уши, но, конечно же, не ответил. Плисецкий тем временем перевернулся на спину и устремил невидящий взгляд в потолок. Мысли в его голове проносились с бешеной скоростью, сменяя друг друга. Он лежал и судорожно пытался понять, как после всего произошедшего ему следует себя вести с Виктором. Сделать вид, будто он действительно заснул и ни о чем не догадывается? Но Юрий прекрасно понимал, что Никифоров тут же раскусит его. Закатить скандал? Но Плисецкий не хотел этого. Действовать по обстоятельствам? Уже лучше. Подросток закутался в плед и тихо вышел в коридор. Заглянув за угол, он увидел Виктора, который сидел над дымящейся чашкой, обхватив голову руками. – А мне чаю нальешь? – спросил Юрий, садясь на соседний стул. Мужчина вздрогнул и поднял на него взгляд своих голубых глаз. – Конечно, – улыбнулся он. – Я увидел, что ты уснул, и решил не трогать тебя. – А я не спал, я просто немного задремал. – Вот как? Плисецкий пристально смотрел на Виктора, но тот казался абсолютно спокойным. Никифоров поставил перед юношей тарелку и чашку с чаем. – Приятного аппетита, – сказал он, возвращаясь на свое место. – Ага, спасибо. – Подросток жадно накинулся на еду. – Вкусно, – сказал он с набитым ртом. Мужчина усмехнулся. – Не болтай, когда жуешь, а то еще подавишься. – Он откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Юрия. Плисецкий спокойно выдержал изучающий взгляд Виктора и ответил: – Не подавлюсь. А ты чего не ешь? – Не хочется. – Могу покормить тебя с ложечки, – хмыкнул подросток. Виктор на это только фыркнул, представив, как это будет выглядеть со стороны. Краем глаза он заметил приближающуюся вилку и ловко увернулся, аккуратно перехватив двумя пальцами тонкое запястье. Взгляды фигуристов пересеклись. На губах Юрия все еще была игривая ухмылка, а в глазах плясали веселые искорки. Повинуясь минутному порыву и наплевав на вопли разума, Виктор наклонился к Плисецкому и прижался к его губам своими. Сквозь поцелуй он почувствовал, что подросток улыбнулся шире, и отодвинулся. – Так я и думал, – сказал Юрий, по-птичьи наклонив голову. – Я тебе нравлюсь. Никифоров откинулся на спинку стула и устало потер переносицу. – Нравишься, – сказал он. – И даже больше того, я в тебя влюблен. – Значит, про гомосексуальность я был прав, – пробормотал себе под нос Юрий. – И что теперь? – спросил вдруг с вызовом Виктор. – Ударишь меня, обматеришь и уйдешь, хлопнув дверью, как ты любишь делать? Плисецкий прищурился, зная, что за напускной агрессивностью Виктор скрывает свое смущение и растерянность. Нужно было сказать что-то такое, чтобы успокоить его или хотя бы не обидеть. Что в таких случаях следует говорить – подросток не знал, поэтому продолжал молча смотреть на Виктора, слабо надеясь, что атмосфера разрядится сама собой. Никифоров осознал, что ведет себя как идиот. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, и это, на удивление, сразу ему помогло. Мысли в порядок не привело, конечно, но хоть вернуло какое-никакое душевное равновесие. – Доедай и иди в душ. А я пока тебе спальню приготовлю, – сказал он, поднимаясь. – Учти, утром рано вставать, так что поторопись. Юрий открыл рот, чтобы что-то сказать, но мужчина уже ретировался с кухни. – Вот зараза, – процедил подросток сквозь зубы. – Ну погоди у меня, я тебя поймаю после ужина. Но после ужина осуществить свой план Плисецкому не удалось: Виктор вполне удачно избегал его, каждый раз находя себе или подростку новое занятие. Разговаривать так было решительно невозможно, не орать же через всю квартиру. Юра злился, но терпеливо выжидал подходящий момент. Припереть к стенке Виктора он не мог в силу разницы в росте и силе, но вот подловить его, когда он расслабится, было возможно. С этой мыслью Юрий зашагал в душ, по дороге что-то насвистывая себе под нос. Стены в квартире Виктора были добротные, толстые, поэтому подросток спокойно мог осуществить свой замысел. Быстро ополоснувшись, он накинул на себя халат, выделенный ему Виктором, и босиком выскользнул в коридор. На кухне было пусто, поэтому Юрий бесшумно прокрался к комнате Никифорова и заглянул внутрь. Мужчина лежал на боку спиной к двери и что-то читал. Маккачин устроился у него в ногах и даже головы не повернул, учуяв незваного гостя. Плисецкий проник в комнату и подкрался к Виктору. – Попался! – заорал он, напрыгнув на взрослого фигуриста и придавив его. Виктор, не ожидавший нападения с тыла, ткнулся лбом в книгу и попытался высвободиться, но Юрий крепко вцепился в него и выпускать явно не собирался. В другой ситуации Никифоров спокойно бы вернул себе свободу движений, но теперь он был застигнут врасплох и в неудобной позе. Плисецкий милостиво позволил ему лечь поудобнее, но сразу же снова зафиксировал его. – И что теперь? – услышал он приглушенный голос Никифорова. – А теперь мы наконец-то нормально поговорим. – По-моему, мы обо всем поговорили еще во время ужина. – Поговорили? – воскликнул возмущенный подросток. – Поговорили?! Ты мне и трех предложений сказать не дал, а потом вообще сбежал! Если бы я тебя не застал сейчас врасплох, то ты бы продолжал сбегать и дальше. – Я не сбегал, – спокойно возразил Никифоров. – Просто я решил, что... – Нет, Витенька, ты именно сбежал. – Плисецкий говорил вроде бы ласково, но в голосе его то и дело проскальзывали угрожающие нотки. – Признался – молодец, а потом что? Моментально пошел на попятную и быстренько ретировался, я и рта раскрыть не успел. Тебе не кажется, что это невежливо? Нужно было вначале дать мне высказаться, а потом уже сбегать. А то сказал и сразу исчез, поджав хвост. – Я не поджимал хвост! Виктор резко дернулся, опрокинув сидевшего на нем верхом Юрия, и навис над ним, глядя в глаза. – Еще раз повторяю, я не сбегал и, уж тем более, не поджимал хвоста, – произнес он медленно, голосом выделяя каждое слово. – Просто я старался сдержать себя и не наброситься на одного глупого придурка, который истолковал все по-своему и заявился ко мне в комнату сразу после душа. "Глупый придурок" во все глаза смотрел на нависшего над ним Виктора. Во взгляде мужчины смешались противоречивые чувства. Юрий понял, что тонет в его взгляде и теряет контроль над собой, но тут Никифоров, сделав над собой усилие, отвернулся от него и сел на край кровати, закрыв руками лицо. – Иди в свою комнату. – Не пойду. – Юра, ты слышал, что я сказал? – Я слышал это столь же ясно, как и твое признание. Может, хватит уже сдерживаться? Виктор убрал от лица руки и посмотрел на него. – О чем ты? – Ты действительно слепой или притворяешься? Неужели ты так и не понял, что я люблю тебя?! Никифоров ошарашенно уставился на него. Потом он тряхнул головой и сменил выражение лица на отстраненное. – Перестань, Юра. Если тебе хочется подурачиться или пошутить, выбери для этого кого-нибудь другого. – Но я не шучу! – Иначе для тебя последствия будут непоправимыми, – закончил Виктор. – Поэтому, пожалуйста, иди к себе в комнату и ложись спать. Времени на сон у тебя все меньше и меньше, а завтра очередная тренировка. Продолжить ему Плисецкий не позволил. Он подался вперед, всем телом навалившись на Виктора, и прижался к его губам своими. Никифоров хотел отстраниться, но Юрий крепко обхватил его руками и прижался к нему. Сквозь поцелуй из груди Виктора вырвался вздох, и он аккуратно провел ладонью по спине подростка. От этого прикосновения Плисецкого бросило в жар. Он подался вперед, заставив мужчину лечь на спину, и оказался сверху на нем, не разрывая поцелуй. Когда же он на мгновение отстранился, Виктор провел обратной стороной ладони по его щеке и сказал: – Не торопи события, Юра. Не сегодня. – Но почему?! – недовольно воскликнул Юрий. Никифоров улыбнулся. – Еще рано. Чувствуешь, как я возбужден? Только сейчас Юрий обратил внимание, что в его бедра упирается что-то большое и твердое. Щеки подростка вспыхнули румянцем. – Юра, я хочу, чтобы ты сейчас действовал не импульсивно, а осознанно. Потому что если мы сейчас так вот сразу рванем с места в карьер, перейдя на совершенно новый уровень отношений, повернуть назад будет очень сложно. Потому что тогда я тебя уже ни за что не отпущу, хоть на коленях проси. Поверь, я жуткий собственник. – С этими словами Виктор приподнялся на локте и чмокнул подростка в нос. – Так что хорошенько подумай, хочешь ты этого или нет. – А если я действительно хочу? – спросил Юрий. – Все равно к интимным отношениям мы перейдем не сразу. Нравится тебе или нет, но я немного романтик, поэтому дай мне пару недель для конфетно-букетного периода. – Хватит и недели. – Десять дней, – заявил Виктор тоном, не требующим возражений, и подростку пришлось уступить. – А теперь все-таки иди спать. Возле двери Плисецкий обернулся и посмотрел на мужчину, склонив голову набок. – Я подумаю, как ты и просил, – сказал он. – Но что-то мне подсказывает, что я только еще крепче уверюсь в том, что сегодня поступил правильно, проявив импульсивность и взяв ведение разговора на себя. – Ты действительно поступил правильно. – Никифоров устало провел рукой по глазам. – А на раздумья у тебя есть целых десять дней, которые ты щедро выделил мне на ухаживания. Кто знает, чем все это закончится. На это Юрий лишь фыркнул и вышел из комнаты. Из-за двери Виктор услышал его насмешливый голос: – Ты сказал, что ты жуткий собственник? Увы, я такой же. Никифоров рассмеялся и крепко обнял Маккачина. – Мне кажется, скоро нас в квартире будет трое, – негромко сказал он пуделю, а тот вместо ответа лизнул хозяина в нос.