Про магов и людей

Мане снился подвал. Мерзкий кислотный запах, духота, непроглядная темень. Дышать тяжело, и черт знает, сколько ядовитых спор разносят грибы и плесень, которых тут полно по углам. Под босыми ногами – черная влажная земля. Это был не тот подвал, но от этого становилось еще более мерзко и жутко. Чья-то потная ладонь легла на его лицо. Мана стал отбиваться и закричал. Кто-то дернул его за руку, и он проснулся. – Кошмары? – спросил Гакт, обнимая его. – Да... Мана замер, прижавшись к нему. Когда Гакт рядом, все случившееся отходит на задний план, но стоит ему остаться один на один со своими мыслями... Была еще глубокая ночь, и еще хотелось спать, но Мана боялся вернуться в свой кошмар и лежал с открытыми глазами. Гакт тоже не торопился заснуть снова. Мана не посвящал его в свои мрачные воспоминания, не рассказывал о своих снах, но не надо быть психологом или телепатом, чтобы понимать, каково ему после всего случившегося. – Хочешь выпить? – спросил Гакт, осторожно целуя Ману в висок. – Не откажусь... – Мана сел на кровати. – Только давай спустимся вниз? Минувшие сутки они провели в объятиях друг друга. Дела были отложены на потом. Но утром все-таки предстояло вернуться в большой мир. Об этом Гакт думал как-то отстраненно. Его сейчас больше волновал Мана. Насколько Гакт его знал, Мана был человеком жестким и своевольным, бывал по-настоящему жесток – и речь шла не только о его репутации мастера пыток. С виду хрупкий, он обладал железным характером, которому могли бы позавидовать некоторые диктаторы. Теперь же он жадно осушил стакан с виски и потребовал добавки. Бледный и как будто похудевший, он явно искал утешения и поддержки. Гакт, впрочем, полагал не без оснований, что скоро Мана придет в себя, отряхнется от ночного кошмара и станет собой. Какое-то время пили молча. Виски немного разогнал мрачные тучи в голове Маны, и он прервал молчание. – Мы должны собрать всех. Проблема в том, что это должно быть на нейтральной территории, и нам нужны главы всех кланов, даже самых мелких и никчемных. А пока мы подготовим эту встречу, я разберусь с нашим пленным. Ты говорил с той женщиной? – Немного. Ее рассказ походит на твой. Безлюдный переулок, удар, затем подвал... – Мана поморщился, и Гакт поспешил перевести разговор в другое русло: – Ничего конкретного узнать у нее не удалось. Ей повезло больше других: она осталась в здравом уме, но мало что помнит. К тому же, вряд ли с ней разговоры вели. Я так полагаю, им нужно было испытать зелье и привлечь внимание лидеров кланов. – Я тоже так думаю. Хотя если их цель – истребить магов, я бы на их месте действовал тихо, не привлекая внимания тех, кто может дать мне сдачи и порушить все мои планы. Но если это секта, вряд ли можно ожидать от них здравомыслия. Думаю, утром мне стоит пообщаться с нашим другом. Гакт усмехнулся. – Я его даже не навещаю. Думаю, он будет рад, что его хоть кто-то посетит. – Ты уверен, что он там еще жив? – Жив. Такуми носит ему еду и вообще следит за тем, чтобы он тебя дождался. Думаю, у тебя есть к нему разговор... – Налей мне еще. И пойдем спать. У меня утром много дел... Утром, после завтрака, каждый занялся своим делом. Мана в сопровождении Снупи и Такуми спустился в подвал, Гакт занялся организацией большой встречи магов. Последний раз подобное собрание организовывал еще его отец. На тот момент, это было большой победой и существенным шагом к миру. Война на этом не закончилась, но было заключено несколько новых союзов, часть кланов объявила о своем полном нейтралитете, некоторые мелкие кланы пришли к объединению – все это привело к уменьшению боевых действий и сократило число жертв... Одним словом, война тогда замерла и почти не подавала признаков жизни. Гакт улыбнулся про себя. Кажется, тогда же он впервые разговаривал с Маной. Они встречались и раньше и прекрасно знали друг друга в лицо, были официально представлены, но заговорили впервые... Прабабка Маны тогда была жива, и он одевался как мужчина. Смазливый и неразговорчивый, он показался Гакту малахольным и придурковатым, но между ними завязался разговор о каких-то посторонних вещах, и очень скоро Гакт понял, что первое впечатление было обманчивым. Настоящей дружбы между ними быть не могло, но они не скрывали взаимного уважения и интереса, иногда переписывались и, в целом, их отношения уже тогда были теплыми. Потом отец Гакта заявил, что хочет уйти на покой, и Гакту пришлось взять управление кланом в свои руки. А еще через несколько лет прабабка Маны скончалась, оставив завещание, по которому все отходило ее любимому правнуку. Без надзора старших они стали общаться свободнее и чаще. И вот теперь... Мана еще не до конца восстановил свои силы. Однако он мог уже сделать гораздо больше, чем когда только проснулся в доме Гакта. Он буквально ощущал, как по его телу разливается сила, и понимал, что скоро он вернет себе прежнее могущество. До этого времени он не хотел возвращаться домой. Гакт был прав: показывать родственникам и подчиненным свою слабость нельзя. Но сил на то, чтобы допросить пленника, у него было достаточно. Трудность была в том, чтобы не дать волю эмоциям и не убить ненароком пленника. Гакт никогда не был излишне жесток. Он считал, видимо, что жестокость — такой же ресурс, как и время или деньги, например, и что разбазаривать ее понапрасну не стоит. Посему пленников он обычно содержал в более или менее комфортных условиях. Мана этого излишнего гуманизма не понимал, но спорить с Гактом не стал бы. Главарь лежал на полу. Он не был связан и спокойно спал. Перед ним стоял поднос с едой. Ни одеяла, ни подушки у него не было, но спал он крепко. – Веди протокол допроса, – обратился Мана к Такуми. Такуми покорно достал блокнот и ручку. Наколдовал себе стул и стол и уселся. В хозяйские дела он не лез, и отношения Гакта с Маной его не заботили и даже не удивляли. Если Гакт велел «оказывать Мане содействие», то лучше слушаться. Но если бы кто-нибудь спросил его мнения, Такуми мог бы много нелестного сказать о Мане... Этот тип никогда ему не нравился. Но хозяину виднее, нас не спрашивают... Снупи улегся у его ног, устремив взгляд синих глаз на своего хозяина. Вел он себя тихо, но было видно, что он готов вмешаться в любой момент, если хозяину понадобится помощь. Мана обошел лежащего на полу кругом. Ему требовалось время, чтобы совладать с эмоциями, иначе он просто забьет этого типа до смерти. Человек на полу проснулся. Резко сел, испуганно обводя глазами гостей. Его взгляд задержался на Мане, и на лице мелькнул испуг. При их первой встрече он был хозяином положения. Теперь Мана смотрел на него сверху вниз. На его лице нельзя было прочесть никаких эмоций. Если бы он злорадно улыбался или злился, кричал от ярости, это было бы понятно. Но он совершенно равнодушно взирал на пленника. Мана прекрасно знал, какое впечатление это производит. Эмоции – это просто и понятно. И люди, и маги их понимают и умеют трактовать. Обиженный тобой человек злится? Что ж, это можно понять. Ты сам на его месте тоже бы злился. Но равнодушие... Это пугает. Пугает гораздо больше, чем явная ярость и ненависть. Мане стоило огромных усилий держать лицо и не дать выхода настоящим эмоциям, и заметный испуг на лице пленника придал ему сил. Он протянул руку и зажмурился на мгновение. Его силы восстановлены еще не до конца, и он не был уверен, что фокус удастся. Когда в ладонь легла плеть, он мысленно вздохнул. Внешне все выглядело так, будто бы он ни на секунду не сомневался в том, что делает. На лице пленника мелькнуло удивление. Ну конечно, он же лишил Ману силы... – Встать, – коротко приказал Мана. Пленник поднялся на ноги. Снупи повел головой, наблюдая за его движением. – Имя, – так же коротко приказал Мана. Пленник облизал губы и ничего не сказал. Мана перехватил плеть поудобнее и повторил приказ. Снова молчание. Хочет поиграть в героя? Что ж... Он легко взмахнул плетью. Пленник вскрикнул, схватился за лицо и рухнул на колени. Сквозь дрожащие пальцы, прижатые к щеке, сочилась кровь. Мана вдруг почувствовал, что ему стало легче дышать. Он бы расхохотался, если бы не необходимость сохранять равнодушный вид. Внутри будто бы что-то освободилось, ушло. Что-то подобное он испытал после первого секса с Гактом. Только теперь это было чувство немного другого свойства. Времени на самоанализ у него не было, но впечатление он запомнил и позволил себе внутренне улыбнуться, искренне и от души. – Имя. – Мори Кензо. Мане показалось, что пленник врет, но на самом деле имя не имели никакого значения. Ему важно было показать, что он не собирается сюсюкать с Кензо или как его на самом деле зовут. Пусть знает, что за каждый отказ отвечать будет получать удар. Из всех возможных инструментов Мана всегда предпочитал плеть. Скальпели, крюки или, например, кислоту он использовал только в крайних случаях. Пытать же с помощью заклинаний считал профанством. – Название ордена. Кензо замотал головой. Мана стал обходить его по кругу. Незаметно он кивнул Снупи, и тот подошел к пленнику поближе, сел напротив него и оскалился. – Не будешь говорить со мной, с твоим телом поговорят его зубы, – холодно сказал Мана, стоя за спиной пленника. – Название ордена. – У ордена нет названия, – еле слышно сказал Кензо. – Мы не хотим, чтобы его нашли или знали о нем. – Откуда у вас Красный рубин? – Я не знаю. – Ложь, – сказал Мана и наградил Кензо ударом по затылку. – Где-то ты его взял и как-то додумался растворить его в воде. Самому все это проделать у тебя бы ума не хватило. Кензо сжался в комок, закрыв руками голову. Снупи зарычал. – Я не знаю, – повторил Кензо с отчаянием в голосе. – Он прислал мне его по почте. – Он — кто? – Я не знаю! Мы не знаем имен друг друга! Это было уже интересно. – Рассказывай по порядку, – приказал Мана. – И не вздумай врать. Кензо молчал. Мана подождал немного, полагая, что он просто собирается с мыслями, но даже через несколько минут рассказа не последовало. Мана кивнул Снупи. Пес подошел к пленнику вплотную, желтые зубы клацнули прямо у лица человека. В следующую секунду Снупи сжал в челюстях плечо Кензо. Тот взвыл от ужаса. – Я все расскажу! Только убери его! Я не хочу кончить, как Толстяк! Эта тварь сожрала его! – Снупи, на место. А это тебе за то, что обозвал Снупи тварью. Он обрушил на несчастного серию ударов. Когда экзекуция закончилась, Мана повторил приказ. Кензо немного отдышался и начал рассказывать. Он говорил отрывисто, перескакивал с одного на другое, но оба мага и фамильяр слушали его очень внимательно. Орден возник в Европе, оттуда и пришел в Японию. Здесь есть человек, иностранец, который вербует людей и дает им инструкции. Идеология ордена проста — маги должны умереть, все до единого. Система ордена строилась таким образом, что каждый член ордена знал не более двух-трех членов. Красный рубин эта троица получила по почте вместе с письмом. Именно так передавались задания. Им было велено испытать лекарство. Они начали с Хоккайдо, так как знали, что там маги за порядком не следят. Потом они перебрались в Токио, так как «он» велел им привлечь внимание кого-нибудь из верхушки и поймать его. Троица решила на одном не останавливаться и, разведав обстановку, выследили Ману и Гакта, логично предположив, что один кинется спасать другого. На этом и погорели. – Зачем вы отрезали магам головы? – Они иначе не умирали... Мы выбрасывали тела и оставляли головы как трофей... Нам нужны были доказательства, что мы делали все, что требовалось... Поняв, что больше ничего интересного пленный не расскажет, Мана велел Такуми отнести протокол Гакту, пусть почитает на досуге. – Ты меня убьешь? – спросил Кензо. – Не знаю, – задумчиво сказал Мана. Он впервые позволил себе показать улыбку. – Но ты поплатишься за каждый синяк на моем теле...