Компромисс

Невозможно было не залюбоваться тем, как кружатся в танце Дьюла и Ее Величество — неторопливо и плавно, точно они парят над полом, вовсе не касаясь его. На лицах у обоих застыли нежные улыбки, уже ставшие причиной многих пересудов: Деак своими ушами слышал, как шепчутся между собою, еле затрудняя себя тем, чтобы прикрыться веерами, светские дамы; впрочем, кое-кто из присутствующих мужского пола тоже не отказывал себе в том, чтобы метнуть в прекрасную пару едкий или даже завистливый взгляд. Наверное, некоторые были готовы отдать многое, чтобы оказаться на месте Андраши, и их можно было понять — ведь ему досталась самая загадочная и самая желанная женщина империи. Все шло так, как Деак запланировал еще два года назад, впервые подметив заинтересованность, которую императрица проявляла к его другу; для Дьюлы, обожавшего хвастаться своими любовными победами, получить благосклонность Ее Величества было чем-то вроде приятного вызова, и он охотно его принял со всей свойственной ему кипучей энергией, которая всегда была для Деака источником многих хлопот. Теперь можно было не сомневаться, что Андраши находится на своем месте, занимаясь тем, что всегда нравилось ему больше всего остального — обворожением, мягким и ненавязчивым, но разящим не хуже пули. И, как и следовало ожидать, на своем поприще он добивался успехов столь немалых, что их невозможно было уже скрыть от широкой публики. Танец закончился. Раскланиваясь с императрицей, Андраши поймал на секунду взгляд Деака и вдруг сделал ему неуловимый знак, приглашая выйти на балкон. Удивляясь про себя, что могло пойти не так, Деак первый двинулся в указанном направлении, благо никто не стремился задержать его. Дьюла присоединился к нему спустя полминуты и, цепко оглядев все вокруг и удостоверившись, что никто не притаился за колоннадой, с усталым вздохом облокотился на массивные мраморные перила. Взбудораженное, воодушевленное выражение, приличествующее влюбленному, сползло с его лица так стремительно, что Деак не уловил момента, в какой именно момент произошла перемена; теперь Андраши был до крайности утомлен, если не сказать — измучен. — Что с вами не так? — удивился он, подходя к Дьюле и осторожно касаясь его напряженного плеча. — Я не думал, что простой танец может так... — Должно быть, вы давно не танцевали, — откликнулся тот с усмешкой и потер глаза. — Впрочем, дело действительно не в этом. Я просто устал. — Вас тяготит общество императрицы? — спросил Деак с иронией, и, как выяснилось в следующую секунду (о ужас) попал в точку. — Иногда просто невыносимо, — признался Дьюла, понижая голос до шепота. — Позвольте, когда я соглашался принять участие в вашем плане, я не думал, что мне придется... Ошарашенный, но все еще пытающийся сохранить лицо Деак осведомился уже серьезно: — Получается, вы изрядно преувеличили, когда рассказывали мне о своих парижских похождениях? Андраши уставился на него хмуро и даже с обидой. — Не думал, что вы умеете так все опошлять. Если говорить об этой стороне дела... — он глубоко вздохнул, точно смиряясь с поражением, — между мной и Ее Величеством не было ничего предосудительного. Физиологические проявления любви ей глубоко отвратительны. Так что мы довольствуемся встречами, танцами и... бесконечными разговорами. — Вот оно что, — пробормотал Деак, начиная кое-что понимать. — Я всегда был не прочь поговорить, — продолжал Андраши почти отчаянно, — но в разговоре должны участвовать двое, и говорить они должны, как мне представлялось, о чем-то помимо того, как тяжело живется одному из них на этом свете. Боже мой, Деак, иногда она просто очаровательна, но иногда... упряма, взбалмошна, эгоистична и... подчас мне кажется, что она не совсем в своем... Поняв, что дело заходит слишком далеко, Деак поспешил одернуть Дьюлу: — Молчите. Подумайте, о ком вы говорите, и замолчите, прошу. Он, кажется, и сам понял, что хватил лишнего; в его голосе появились виноватые нотки. — Наверное, мне не стоило говорить об этом, но.. — Я вас понял, — торопливо ответил Деак, судорожно пытаясь понять, что делать дальше. — Вам приходится нелегко, но помните о нашей цели — вернуть нашей многострадальной родине свободу. Без участия Ее Величества сделать это будет затруднительно. — Я понимаю, понимаю, но иногда... ладно уж, — Андраши оборвал себя на полуслове, справляясь, по-видимому, с собой. — Путь подобный тому, который мы выбрали в сорок восьмом году, будет не в пример хуже. — Я рад, что вы это понимаете, — кивнул Деак и ободряюще коснулся его еще раз, скользнув кончиками пальцев по бледному, тонкому запястью. — Тогда идите и исполняйте свой долг. Видит Бог, я желал бы, чтобы он был для вас более приятен, но если так вышло... Не жалуясь более ни на что, Андраши покинул балкон; Деак остался один, растерянный и смятенный. То, что открылось ему только что, требовало тщательного обдумывания, но раньше других к нему пришла мысль, что то, что он сказал на прощание Дьюле, было по меньшей мере несправедливо. Нельзя переваливать все тягостные обязанности на другого, а самому лишь пользоваться плодами чужих трудов — необходимая некая средняя мера, некий... компромисс. Зацепившись мысленно за это слово, возникшее в его сознании, Деак поразмышлял еще какое-то время, а затем, приняв про себя решение, вернулся в зал и неторопливо приблизился к императрице, беседующей с Андраши. Выражение лица Дьюлы было безукоризненно — самый зоркий глаз не мог уловить в нем даже мельчайшей тени недовольства. — Господин Деак! — радость Ее Величества была неподдельна. — Я рада наконец вас увидеть. Мне думалось, что мы за весь вечер даже не поприветствуем друг друга. — Я намерен исправить эту досаднейшую ошибку, — заверил ее Деак, приложившись к изящной руке. Он видел краем глаза, что Андраши смотрит на него с нарастающим удивлением, и от этого ему почему-то хотелось смеяться. — Осмелюсь просить Ваше Величество уделить мне несколько минут. — С большим удовольствием, но... — императрица обернулась сначала к неподвижному Дьюле, затем посмотрела в зал, — сейчас будут играть вальс, и я обещала господину Андраши... — О нет, нет, — поспешно заявил Дьюла со всей горячностью, — я понимаю. Дела важнее. Уверяю, господин Деак не стал бы беспокоить вас по пустякам. Деак на секунду зажмурился; на секунду он ощутил себя так, словно вернулся в тот момент своего одинокого детства, когда другие мальчишки подначили его прыгнуть в озеро с высокого камня — он, пыхтя и прикладывая все силы, забрался на камень и струсил в последний момент, стоял беспомощно, обдуваемый со всех сторон ветром, и слышал, как улюлюкают и смеются над ним остальные, оставшиеся внизу. Тогда он не решился прыгать, сполз с камня обратно, ушибив при этом руку, и, не слушая насмешек, сразу убежал домой; но сейчас речь шла не о нем самом, а о Дьюле, и поэтому он не мог отступить. — Если позволите, — улыбнулся он, — в свое время я танцевал лучше всех своих братьев. Это было правдой, за одним лишь исключением — он был бы лучшим, не будь он так стеснителен, не предпочитай наблюдать за всеми издалека, оставаясь в тени чужих силуэтов и тяжелых портьер. Но Ее Величеству не обязательно было знать об этом; при словах Деака ее глаза загорелись азартом. — Вы? Танцуете? Да, я хочу посмотреть! — заявила она, едва не подпрыгнув при этом на месте. — Господин Андраши, вы ведь не обидитесь? — Ни в коей мере, — отозвался Дьюла; в улыбке, которую он старательно прятал, Деаку почудилось и облегчение, и благодарность. Счастливая донельзя, императрица обернулась к нему. — Я хочу выслушать все, что вы пожелаете мне рассказать. — Надеюсь, что сумею удивить, — пробормотал Деак вполголоса и, стараясь не замечать направленных на них взглядов, осторожно взял Ее Величество под руку (на секунду он испугался, что может легко переломить ее, но тут же запретил себе думать об этом) и повел вглубь зала; он не смотрел на Андраши, но чувствовал, что тот смотрит на него. Пусть. Он заслужил отдых, как никто другой. Сиюминутный компромисс был найден — а за ним, как надяелся Деак, последует и нечто большее.