(не) люблю

Он упрямо убеждал себя в нелюбви. Он не любил… Но так ли это было?.. Просто ему было приятно проводить время вместе с этим лучезарным парнем, приветливая улыбка которого несомненно затмевала яркий солнечный свет. Ему просто до одури нравилось прикасаться своими сухими губами до нежной плоти, горячим языком выводить узоры на фарфоровой коже и оставлять алые отметины. Нравилось целовать бледные губы Кима и срывать с них головокружительные стоны. — Ты — мой. И только. Химчан всегда соглашался. Ёнгуку безумно нравилось смотреть на улыбку Кима, как ресницы того подрагивают во время страстных поцелуев, а его стоны сводили Бана с ума. Хотелось быть ближе, ещё, чтобы Химчан был лишь его и ничей больше. Просто ему было радостно, когда поздней ночью он приходил домой, промокшим под ливнем, уставшим, хрупкие руки ласково обнимали его, обозлившегося на весь этот чёртов мир и ненастную погоду. Химчан осторожно целовал его лицо, прогонял скорее переодеваться: «А то заболеешь!» и звал пить горячий чай. Если честно, то Бан предпочёл бы какой-нибудь крепкий алкогольный напиток и от чая его вообще тошнит, но он не говорил ни слова, лишь послушно садился за стол и пил. И, кажется, этот чай не такой уж и противный. Ему нравилось коротать мучительно долгие и тяжкие вечера в компании Кима. Они сидели у тёплого камина. Химчан любил читать старую добрую классическую литературу. Ёнгуку нравилось больше всего на свете в эти времена лежать на коленях у Кима, слушать чуть хрипловатый голос и спокойно засыпать под умиротворённый треск дров. Ёнгук быстро засыпал. В такие минуты Химчан с трепетом наблюдал за мирно спящим Баном, укрывал его пушистым пледом и со всей своей любовью целовал. В беспокойные вечера от жуткой хандры Гука мог спасти лишь Ким. Только он был его лекарством. Ему нравилось лежать на кровати, сжимая в руках хрупкую ладонь, и вглядываться в лисьи глаза. В глазах у Кима теплота, спокойствие и безграничное море любви. Ничто так не могло свести гнев Ёнгука на «нет», ничто так не могло прогнать его печали, как это чудесное сокровище, имя которому Химчан. Правда, Бан не осознавал, что Ким — его сокровище. Ёнгук вновь возвращается домой. Промокший под ливнем (он так и не взял зонт, хотя Ким просил его не забывать), обозлённый на чёртову погоду и мир вокруг. Он давится горечью, ведь его никто не заключает в тёплые объятья, никто не целует нежно, не поругивается: «Опять забыл? Бан-и, я же просииил», никто не отправляет в комнату скорее переодеваться. Парень нервно выдыхает и не спеша плетётся снять с себя «всю мерзость холодного мира». После он по привычке сразу же идёт на кухню, но там темно и мрачно, раковина забита грязной посудой, и никто не ждёт уставшего с чашкой горячего чая в руках, никто не накинет на него плюшевый плед и не пожелает: «Приятного чаепития~». Только тишина… Он на несколько минут замирает в дверном проёме, вспоминая картинку из прошлого и улыбается. Но с возвращением в реальность улыбка покидает его лицо, и он лениво наводит чай, наблюдая танец дождя за окном… Без этого лучезарного парня всё не так. Чай вновь кажется отвратительным до тошноты. В мучительные вечера безнадёжность охватывает Бана целиком, не давая возможности на спасение. Он впадает в депрессию, рушит всё вокруг. Он сходит с ума, потому что везде пахнет Кимом, все в доме пропитано его запахом и теплом. Ёнгука ломает без прикосновений к фарфоровой коже, без чуть хрипловатого голоса, без нежных объятий, без его лекарства… «Я не люблю тебя» «Уходи» Он помнит бесконечную боль в лисьих глазах и бескрайнюю грусть. Он видел, как в этих глазах угасал свет жизни. Он помнит его слёзы, что были скорее похожи на драгоценные камни, нежели просто на солёную воду. Он помнит его душераздирающие рыдания и тихий, едва слышный, голос. Он помнит его безутешные мольбы и просьбы позволить остаться, спасти их. Но Ёнгук неумолим. Он лгал себе и ему, уверяя, что так будет лучше им обоим… Он упорно пытался убедить себя в нелюбви. «Это не любовь, только страсть» — продолжать убеждать себя Бан, — «лишь мимолётное увлечение… Я не нуждаюсь в нём, я смогу без него…» Но теперь ему кажется, что без Химчана он погибает…