Последнее поражение Персиваля Грейвза

Ньют возникает в его жизни закономерно, обыденно и даже где-то скучно. Разумеется, приличия требуют поблагодарить человека, которому обязан своим возвращением к посту директора отдела магического правопорядка, и Персиваль, едва узнав о прибытии мистера Скамандера в Нью-Йорк, находит удобный предлог для встречи. Они обмениваются вежливыми любезностями, Ньют смущенно улыбается и перебирает пальцами по ручке чемодана, случившаяся тут же Тина робеет перед начальством. Она, как и прочие подчиненные, еще не отошла от выволочки, которую он устроил в первый же рабочий день, а Персиваль так пока и не нашел в себе силы простить хоть кого-то из них. Поэтому Тину он игнорирует, все внимание уделяя Ньюту, и тот смущается, неловко косится на подругу, но разговор поддерживает охотно. Тогда Персиваля еще ничего в нем не настораживает. Ньютон Скамандер - интересная личность, хотя и кажется более поверхностным, чем хитрый и жестокий брат. Но первое впечатление нередко бывает обманчивым, и Персиваль не торопится с выводами. Не зря. Спустя пару дней Ньют появляется на пороге его кабинета, еще более смущенный, чем в первый раз, что само по себе настораживает - гипертрофированные эмоции редко говорят о чистых намерениях. Тина топчется за его плечом и явно мучительно сочиняет заклинание, чтобы провалиться сквозь пол. Плевать, что под ними - ненавистный ей отдел регистрации магических палочек. - Чему обязан, мистер Скамандер? - вежливо интересуется Персиваль и выслушивает историю о сбежавших из нелегальной аптеки дириколях, за которой следует просьба разобраться с беспределом и разрешить Ньюту оставить дириколей у себя. Повод настолько смехотворный - с этим вполне могла разобраться Тина, не ставя Персиваля в известность, - что становится очевидно: Ньюту нужна была личная встреча с ним. Персиваль подыгрывает. Серьезно распоряжается о рейде на аптеку, лично подписывает разрешение на дополнительных дириколей, хотя на нем хватило бы и подписи Тины, это не нунду. Ньют благодарно и радостно улыбается и вылетает из кабинета, не затягивая встречу. Можно подумать, что спешит на помощь к дириколям, но Персиваль отлично знает все приемы для того, чтобы заинтересовать, подцепить на крючок чужое внимание и любопытство. Что ж. Ньют Скамандер определено его заинтересовал, хотя и не так, как хотел бы. Второй встречи Персиваль ждет в ближайшие несколько дней и не обманывается. Ньют скребется в дверь после обеда, тщательно выбрав день и время, когда Персиваль максимально свободен, и заводит разговор о несовершенстве магических законов о волшебных существах как в Британии, так и в Америке. Надеется услышать согласие и вывести на еще большую откровенность, почти с облегчением понимает Персиваль и аккуратно обходит в ответе свое мнение по этому вопросу. Высказывать суждения о законах своей страны или даже чужой, к тому же иностранцу - за кого его принимают? Хотя Ньюту не откажешь в обаянии. Его скованная грация в движениях, словно он постоянно боится налететь на угол или ненароком смахнуть чернильницу с чужого стола, бросается в глаза и притягивает внимание, его широкие улыбки и быстрые взгляды из-под челки подкупают, в его глазах - живой и ясный ум, и даже безотносительно темы беседы - с ним всегда интересно поговорить. Даже если приходится танцевать вокруг политических и личных тем. Когда Персиваль ловит себя на том, что очередного визита ждет с предвкушением, опасно близким к нетерпению, его как холодной водой обдает. О близости Ньюта Скамандера с Альбусом Дамблдором Персиваль знает с самого начала. Только умудряется как-то отодвинуть этот факт на границу сознания. Не иначе, подпал под чужое влияние, хоть и частично, и Ньют сумел-таки обвести его вокруг пальца. Профессиональная гордость уязвлена - немногим меньше, чем поражением от Гриндевальда, - и Персиваль дает себе слово взять себя в руки. Вместо того, чтобы тратить время на пустые беседы, Персиваль начинает играть. Не с Ньютом - но с тем, кто стоит за ним огромной могущественной тенью, отдающей приказы. В конце концов, Персиваль давно собирается найти подход к Дамблдору и снизить его влияние в мире - уж слишком подозрительно он ведет себя для простого школьного учителя. И Дамблдор сам дал ему в руки инструмент. Недальновидно с его стороны - или тонкая интрига, с которой нужно быть предельно осторожным? Персиваль не знает, но упускать шанс не собирается. Он начинает рассказывать Ньюту о себе, чего раньше активно, хоть и ненавязчиво, избегал. Небольшие мелочи - про бабушкину любовь к книзлам и змеям, про отца, лучшего дуэлянта последних трехсот лет - и это несмотря на весьма скромную магическую силу, про детство в большом, полном смеха фамильном особняке и маму, которой никогда не бывало дома в квиддичный сезон. Вспоминает и несколько историй про школьные годы, тонко намекая на неразрешимые разногласия с Серафиной. Это неправда - они прекрасно ладят, но со стороны не скажешь, а подтверждение от шпиона должно убедить Дамблдора окончательно. Пусть попытается использовать это в своих схемах и расчетах, пусть. Ньют тоже не молчит. Он слушает внимательно, не перебивая, и вопросы задает доброжелательные, и делится подробностями жизни с гиппогрифами с таким воодушевлением, словно искренне убежден, будто они, а не отец и мать, его настоящие родители. Тушуется, когда Персиваль мягко подтрунивает над этим, и возмущенно все отрицает, и разговор плавно уходит от школьных лет. Значит, не желает рассказывать про учебу и отношения с Дамблдором? Любопытно. Но Персиваль не давит. У них входит в привычку встречаться за ужином раз в неделю, потом раз в три дня, потом каждый день. И не только за ужином. Персиваль показывает достопримечательности, театры и магический Бродвей, Ньют мягко светится изнутри, и Персиваль хорошо знает этот вид. Как знает и то, чем он вызван. А, впрочем, какая разница, чем. У Персиваля давно никого не было, и давно не хотелось, тем более - таких отношений, в которых придется посвятить себя партнеру и взять на себя ответственность. Здесь этого не будет - приятное постоянство при отсутствии всяких обязательств, все к обоюдному удовольствию. Однажды вечером он целует Ньюта. И тот, раскрасневшийся, прячет лицо у него на плече. Ему идет невинный, смущенный вид, и Персиваль ловит себя на том, что почти верит - в то, что это первый настоящий поцелуй, а потом - что у Ньюта действительно первый раз. Он очаровательно краснеет и горячо отвечает на ласки, но в какой-то момент теряется в ощущениях, перестает отвечать - только позволяет. И зажимается, чувствуя скользкие пальцы между ягодиц, и отчаянно скулит, когда Персиваль проталкивает их внутрь несмотря на сопротивление, и цепляется за плечи, оставляя синяки, и кричит в голос, когда Персиваль безжалостно нажимает на простату, и мечется, и раскрывается наконец, и принимает пальцы, а за ними член, и распахивает полные восторга и обожания глаза. И кончает он без рук - единственный прокол, не умеют так девственники, даже сверхчувствительные, и в своем желании вызвать у Персиваля ощущение, что его настолько любят, Ньют впервые за все время крупно промахивается. Он ластится после близости, льнет к рукам, потягиваясь в постели Персиваля сытым урчащим книзлом, шепчет, что ему понравилось, и он такой очаровательно взъерошенный, со следами укусов на шее и плечах, с веснушками по всему телу и теплыми глазами, что Персивалю должно быть смешно - какой контраст с проколом. А ему больно. Он не понимает, почему, в чем дело, отчего хочется не обнимать, как довольному любовнику, а отталкивать, как обманутому. Он же знал, на что идет, отчего сейчас вместо эйфории - свинцовая усталость? Но Персиваль профессионал. Он ласкает и нежит в ответ, шепчет романтические глупости, прижимает к себе. Пусть он не может отделаться от мысли, что в его постели шпион другого государства, государства-соперника, со времен утраты контроля мечтавшего снова подмять Америку под себя как в старые добрые колониальные времена. Сейчас не важно, и ничего не отражается ни в лице Персиваля, ни в действиях. Ньют засыпает довольный - и в эту ночь, и в следующие. Днем он вынюхивает и выспрашивает: о Персивале, о его работе, о МАКУСА, искусно строя разговоры так, что к серьезным темам они всегда подходят издалека. Когда разговор начинается с преимущества льняного постельного перед шелковым, не ожидаешь, что через десять минут вы будете взахлеб спорить о решении магической Новой Зеландии отделиться от магической Австралии. Персиваль совершенствует умение скармливать Ньюту полуправду и удобную ложь, даже гордится своими успехами, и все ждет, когда эта идиллия прекратится. Но Дамблдор, которому уходит информация, или выжидает чего-то, или успешно раскусывает каждую новую ложь. Персиваль не знает, какой вариант нравится ему меньше, и начинает злиться. Интриги в международной политике плетутся годами, но первые признаки запущенного маховика все равно становятся очевидны довольно быстро. А здесь - ни малейшего следа. Отдельно напрягает Персиваля, что Ньют, переехав в его квартиру, ухитряется держать с Дамблдором связь незаметно для Персиваля. Хотя Персиваль все-таки не контролирует его сутки напролет и тем более не накладывает никаких следящих чар, так что это не слишком-то веский повод для раздражения, но на фоне остального он тоже добавляет Персивалю плохого настроения. Весть о том, что Ньюту нужен портал на Аляску, Персиваль встречает с облегчением. Неужели оно? И что ему понадобилось в такой глуши? Оказалось - стадо рэйемов. Персиваль, напросившийся с Ньютом "чтобы отдохнуть", постоянно ждет подвоха - что Ньют заманит одного из них в свой чемодан ради крови, например - при всей любви к животным, он достаточно практично относится к получению из них ингредиентов, если это не вредит самому животному. Но Ньют лишь с горящими глазами строчит полевые заметки, следуя за стадом, а ночью, под бескрайним звездным небом, в голос кричит от удовольствия и целует Персиваля так, словно отдается целиком. Эта поездка ломает что-то в Персивале. Уже год он безрезультатно пытается извлечь выгоду из этого союза, но лишь сам увязает все глубже. И вот уже хочется того, что есть, только настоящего. Чтобы Ньют улыбался искренне, чтобы было - обоюдное доверие, чтобы подставить спину, не ждя удара, и до конца жизни - рука об руку. Похоже, пора признавать поражение. Это не конец света, оно не первое и вряд ли будет последним, и все их Персиваль пережил и еще переживет. Главное - признать перед самим собой, что проиграл, и двинуться дальше, резко оборвав повисшие концы. Поэтому Персиваль выбирает домашний пятничный вечер - впереди два выходных, которые можно употребить на подчистку хвостов, если все пройдет не по плану - и говорит Ньюту: - Нам пора расстаться. Громко звякает крышечка чайника. Удивление на ясном, открытом лице читается легче заголовка "Нью-Йорк Мэджик". Персиваль понимает, отчего: они не ссорились, у них внешне все прекрасно, и такое решение выглядит в лучшем случае необдуманным. - Персиваль? - неуверенно уточняет Ньют, нахмурив светлые брови и отставляя посуду. - Что-то случилось? В его голосе сквозит беспокойство. Персивалю нужно объяснить, но выдуманные причины застревают в горле, а наружу упрямо пытается вырваться истинная, которую озвучивать ни в коем случае нельзя. - Персиваль... - Ньют осторожно протягивает руку, касается локтя Персиваля и пытается заглянуть ему в глаза. - Если это что-то связанное с работой... если тебе могут угрожать или уже угрожают... я не беспомощен, Персиваль. Пожалуйста, не надо... так. Он запинается, чего не делал даже в первом разговоре. Беспокоится, - отстраненно думает Персиваль. Переигрывает, - привычно добавляет он. - Персиваль, скажи что-нибудь! - отчаянно просит Ньют, едва не встряхивая Персиваля. - Тебе не кажется, что хватит притворяться? - все-таки говорит Персиваль. Год и два месяца игры. Сколько из них месяцев влюбленности, сколько - месяцев любви? - О чем ты? О, это неподдельное удивление. Иногда Ньют переигрывает, но все же в таланте ему не отказать. Персиваль почти верит. Просто потому, что очень хочет. - О твоем... сотрудничестве с Альбусом Дамблдором, - Персиваль словами режет нить за нитью. Раз взялся - четко и холодно. - Я знал с самого начала. Но все зашло слишком далеко, тебе не кажется? Это беспомощный аргумент. Лучше вот так: - К тому же, интересы государства сейчас требуют моего внимания в других направлениях, - небрежным тоном, и Персиваль собой гордится. - Я больше не смогу контролировать тебя и на таких условиях не желаю видеть иностранного шпиона на своей территории. Ньют не отшатывается, не сутулится внезапно, не бросается обвинениями и не ударяется в истерику. - Ясно, - говорит он и сухо сглатывает. Под тонкой кожей, на которой так легко проступают и так долго держатся следы, ходит кадык. Совсем рядом с ним - россыпь пятен от укусов. Вчерашней ночью Персиваль прощался - с тем, кого любил. Сегодняшним вечером - решал государственный вопрос. Им больше не нужны слова. Ньют собирает вещи и животных. Ниффлер беспокойно пищит, саламандры перебирают лапками, залетный пикирующий злыдень, оказывается, был в квартире Персиваля не один, и остается лишь надеяться, что Ньют не позабудет смертофалда в разворошенной постели. Персиваль совсем не уверен, что сумеет вызвать Патронуса в ближайшее время. Ньют исчезает из его жизни так же буднично и просто, как пришел. Чемодан в руке, тихий стук входной двери и почему-то - удаляющиеся шаги вместо характерного щелчка аппарации. Надеется, что за ним побегут - извиняться и возвращать? А ведь Персивалю хочется. До крика, до прокушенных губ, до слез хочется сделать именно это. Но он сдерживается. Он даже не напивается, просто сидит дома все выходные, пытаясь занять себя чтением и жалея, что большинство театров и любимых прогулочных мест теперь ассоциируется лишь с разговорами обо всем сразу и счастливыми глазами под пушистыми рыжими ресницами. На работу Персиваль выходит с неимоверным облегчением и рьяно берется за свои обязанности. Тина смотрит волком, остальные недоумевают. Персиваль ставит ее на место парой метких замечаний, и ее лицо превращается в бесстрастную маску. Уже лучше. Домой он не возвращается. Так и спит на трансфигурированном стуле, уговаривая себя, что это временно, пусть только станет хоть чуть менее больно. А утром приходит официальное письмо. В нем - формальный вызов на дуэль от Тесея Скамандера. До смерти одного из противников. Время и место. И одно это письмо действует лучше Авады. Потому что за проваленную интригу, рабочую неудачу младшего брата, Тесей, хитрый, расчетливый и хладнокровный Тесей, не стал бы рисковать собственной жизнью. А, впрочем, он и не будет. Потому что осознание, что все было всерьез, все было взаправду, выбивает воздух из легких Персиваля, и дышать нечем, и сердце не бьется, и даже когда оно неохотно возобновляет свой ритм, Персивалю кажется, что поздно, он все равно уже мертв. Поэтому он с легкостью выводит в ответе согласие и отправляет Тесею. Он знает, чем закончится эта дуэль. Это будет последнее поражение Персиваля Грейвза. И его он не переживет. Даже если бы хотел.