nightmares are (not) real

--- Сальери даже почти не пьян, когда покидает залу и отправляется блуждать по коридорам императорского дворца – покинуть бал до его окончания он не имеет права – но не имеет и сил, чтобы находиться среди этих идиотов. Он прекрасно знает, что после его ухода сплетни станут громче и бестактней – но ему уже все равно. Пусть смеются. Смех внезапно обретает физическую форму, раздается совсем рядом – и Сальери останавливается перед дверью в спальню, которая, как ему известно – о, ему это прекрасно известно – обычно используется для тайных свиданий – полчаса отсутствия на балу много кого ставят под подозрение, но влюбленные – хуже сумасшедших – Опять да Понте и какая-нибудь фрейлина. Сальери морщится и изо всех сил толкает дверь. Ошибся. Любовники с явным неудовольствием отрываются друг от друга – рубашка расстегнута до половины, платье приспущено с плеч – и синхронно оборачиваются к нему. Вольфганг Моцарт и Алоизия Вебер. Его бывший друг и его бывшая невеста. Какая ирония. Какая жестокость. Перед глазами против его воли проносится воспоминание – – Герр Сальери, но ведь вы меня не любите. – Люблю, – ложь срывается с языка так легко, что он сам немного изумлен этому. Алоизия лишь покачивает головой: – Вы не умеете врать, герр Сальери, – она задумчиво вертит бокал в руке, наблюдая, как образовывается водоворот из вина – в душе Сальери – такой же водоворот. Только из вины, горечи и еще бог знает чего. – На самом деле мне неважно, – она делает паузу, будто подбирает подходящие слова, – кому принадлежит ваше сердце, – Сальери на долю секунды готов поклясться, что она знает, знает, знает, почему именно она и почему именно он, еще год назад лишь хмыкавший в ответ на предложения Розенберга уже обзавестись, наконец, семьей, теперь женится – – И я не могу обещать вам, что полюблю вас. Сальери кивает. Ему это тоже неважно. Точнее, ему так кажется. Пока Алоизия не произносит – с абсолютным – каменным – спокойствием: – Потому что я все еще люблю Вольфганга. Какая ирония, хочется сказать ему. Я, знаете ли, тоже. С другой стороны, Алоизия его предупредила. Ему, пожалуй, действительно стоило этого ожидать. И подобной реакции Вольфганга на объявление о свадьбе – тоже. – Добрый вечер, герр Моцарт, – голос не выражает абсолютно ничего, все силы уходят лишь на то, чтобы твердо стоять на ногах – господи, почему так больно – Алоизия улыбается – насмешливо? сочувствующе? – или ему только кажется – поправляет платье, молчаливой тенью проскальзывает мимо его – она знает, осознает Сальери, она всегда знала, господи – Моцарт поднимает темный от желания – или от ярости – взгляд – и Сальери вздрагивает – в эту секунду ему кажется, что Моцарт не желает ничего, кроме как причинить ему боль, сломать его, уничтожить его – Тишину нарушает лишь шорох одежды, пока Моцарт неторопливо приводит себя в порядок, по-прежнему не отрывая взгляда от Сальери. Поднимается с кровати. Все или ничего, мелькает в голове Сальери, ты всегда хотел – все или ничего – если меня – то целиком, полностью и ни с кем не делиться – Моцарт останавливается рядом с ним, почти касаясь его плеча своим – Сальери старается не дышать, потому что Моцарт сейчас – воплощение похоти и власти – и Сальери хочет ему подчиниться, хочет принадлежать ему, целиком, полностью – но – Моцарт дергает плечом, избегая контакта, который бы точно прикончил Сальери – и делает шаг. – Моцарт! – Сальери все-таки не выдерживает и хватает его за рукав. – Ответьте мне только на один вопрос – зачем? Моцарт медленно поворачивает к Сальери голову. И усмехается, обнажая белые зубы хищника. – Это ваше наказание, герр Сальери. Ошибся, ошибся, снова ошибся – Вырывает руку. – За что? – Сальери не уверен, думает он это – или же произносит на грани слышимости – но Моцарт слышит его в любом случае. – За трусость, – чеканит он. И уходит, с силой захлопывая дверь. Оставляя Сальери в одиночестве – в черном, как беззвездная ночь – липком, как паутина – и ядовитом, как любовь Моцарта – одиночестве. ---