Двое не спят

Нечего ждать, некому верить, икона в крови. У штаба полка в глыбу из льда вмерз часовой, А двое не спят, двое дымят папиросы любви. Им хорошо, станем ли мы нарушать их покой? Сплин — Двое не спят

— Это. — Кишо. Голое имя звучит неестественно и несколько чужеродно, будто она обращается к совсем другому человеку. К незнакомцу. Оно звучит странно, страннее даже, чем его лицо выглядит без привычных очков и с откинутой чёлкой. Но ей нравится. — Кишо Вашу, — она прикрывает правый глаз и шкодливо улыбается. — Сен Йошимура, — он невозмутимо парирует,оглаживая её плечо. — Язва. — Учился у лучшей. Она глухо смеётся и переворачивается с бока на спину так, что чужая широкая ладонь оказывается на груди. Сейчас они просто лежат рядом, впитывая ещё исходящий друг от друга жар. Лежат в одной из заброшенных квартир-убежищ Аогири, что разбросаны по всему Токио. Им хорошо, и в пыльной полутьме у них в распоряжении есть целая вечность. Запах его тела будоражит голову, дразня чуткий нос. Она втягивает этот аромат всеми силами, наполняя лёгкие до отказа, удерживая в себе до удушающей боли. И только когда перестук заходящегося сердца начинает громыхать в ушах, с сожалением выдыхает. Это не любовь. Так утверждает она, а он молчит, и в молчании этом слышится явное согласие. Это скорее союз. Связь. Более тесная, чем родственная, более откровенная, чем любовная. Связь двоих против всего мира. Обреченная на неизбежную гибель и оттого пылающая, искренняя, отдающая затаённым страхом потери. Чтобы закончить начатое, они в чужих личинах рука об руку ступают по натянутой над пропастью леске. И упиваются моментами, когда в притворстве нет нужды. Она любит быть сверху, ускоряя темп, насаживаясь глубже, чтобы на пике наслаждения почувствовать, как под кожей до хруста выгнутой спины буграми копошатся шипастые перья, как перекатываются, сминая мышцы, и вырываются наружу, судорожно подёргиваясь. А потом, позже, его сильные пальцы обжигают залеченные лопатки, для которых каждое прикосновение подобно удару молнии. Иногда они меняются ролями. О, как бы превосходно вытянулись сухие рожи ублюдков из CCG, узри кто из них лучшего следователя по гулям, распятого на измятой простыне багровыми чешуйчатыми лапами Совы. Да, предназначение кагуне — убийство, но кого это волнует, если речь заходит о том, чтобы доставить партнёру чуть больше удовольствия. Однако за всё время этой связи она не смогла добиться от него хотя бы сдержанного, но стона: лишь учащенное дыхание и расслабленный в кои-то веки взгляд. Ей жутко смотреть на то, как быстро он стареет, и смерть начинает казаться красивым и чистым выходом. Как клинок мизерикорда под рёбрами. — Сколько пальцев я показываю? — в спонтанном порыве она подносит к его лицу растопыренную ладонь. — То, что я теряю зрение, не значит, что я слеп. — На один глаз — уже. Он не отвечает, уставившись в потрескавшийся потолок. И затянувшуюся тишину всё же первым нарушает именно его голос. — Возможно, это последняя наша встреча. Позаботься о Хайсе, когда меня не станет. — Я же говорила: не стоило так привязываться к мальчишке. Он стал слишком дорог тебе, — ей нисколько не жаль пробудившегося Кена, её волнует только горечь, с которой была высказана просьба. Он мучает тебя. — Знаю. — И наверняка считает меня поехавшей сукой. — И это тоже знаю. Это не любовь. Но почему же тогда так больно?