The story God never knows

— Папа сегодня не придет, да?.. В той комнате с выключенным светом единственным источником освещения были свечки на праздничном торте. Восемь, ровно столько, сколько лет исполнялось имениннику, мальчику, который, однако, счастливым не выглядел. Эйджи видел, как расплывается от слез картинка перед глазами и торт со свечками больше не круглый, а овальный и все вокруг мутное, неясное. Такое же, как их с братом отношения с отцом. — Он не пришел... Ни в прошлый раз, ни в позапрошлый... Эйичи сжал ладони в кулаки, стиснул до скрипа зубы. Его младший брат не должен был грустить — особенно в свой собственный день рождения. И Отори-старший делал все возможное, чтобы брату было хорошо и весело — купил для него торт и свечи на свои карманные деньги, украсил квартиру (за что потом получит нагоняй от отца, но плевать). И хоть Эйджи был всему этому действительно искренне рад, он из года в год расстраивался по одной и той же причине. Имя ей было отец. — Чертов старик! — ругнулся Эйичи, пиная со злости стоявший рядом стул. — Не надо, нии-сан! — а Эйджи всегда просил его остановиться, всегда оправдывал отца. — Папа просто очень занят на работе... — Ничерта он не занят! Он просто глупый старик! — Эйичи топнул ногой и плюхнулся на стул. — Забудь про него. Задувай свечи, а не то они погаснут. Он просто понимал чуть больше маленького Эйджи. Он видел, как искренне тот любит отца, несмотря на все его выходки, как он ждет его и верит, что однажды они смогут общаться, как настоящие отец и сын. Но Эйичи знал, что этого не будет. Эйичи был достаточно взрослым, чтобы понимать, что отцу на них с братом плевать. И он ненавидел его, всей душой — этого мерзкого дядьку, что выдавал себя за их отца. Рейджингу нужны были только идеальные машины, ничего больше. Одной из них был Эйичи. Каким-то волшебством эта участь обходила Эйджи стороной. Отец словно не замечал его, все внимание уделяя старшему сыну. Только о таком внимании ни один ребенок не будет мечтать. Но Эйичи не мог просто взять и сказать Эйджи об этом — особенно в его день рождения. Сказать, что отец их не любит, что отцу все равно, и что он никогда не придет домой специально ради того, чтобы отметить день рождения младшего сына. Отори-младший не спешил задувать свечи. Мальчик выглядел еще более поникшим после слов брата и пустым взглядом смотрел на стол, периодически хлюпая носом. Эйичи понял, что погорячился и поспешил успокоить брата. — Все хорошо. Ведь с тобой сегодня братик, — пользуясь тем, что их стулья стояли рядом, Эйичи потянулся к брату и погладил того по голове. — И всегда буду рядом с тобой. Фиалковые глаза широко распахнулись и уставились на брата с огромной надеждой. Они поблескивали от слез, что делало их еще более красивыми. — Обещаешь?.. Что мы будем всегда вместе? — Ну конечно обещаю! — Эйичи довольно улыбнулся. — Как же я тебя одного оставлю? Такого маленького и беспомощного. Эйджи тогда искренне счастливо засмеялся, хоть и позже в его мыслях часто будут фигурировать слова «маленький» и «беспомощный» совсем не в позитивном смысле. Но он правда был счастлив, что брат дал это обещание. И счастлив до сих пор... Но как бы ни старался искренне и беззаветно любить своего отца Эйджи, в ответ тот им не давал ничего, кроме вечных нагоняев, ругани и безразличия к их чувствам. Эйичи не требовал любви к себе, но проклинал отца за то, что тот не мог обратить внимание на того, кто действительно хотел отцовского тепла. Рейджингу было абсолютно все равно, нет, даже хуже — он реагировал лишь на плохое. — Три «неудовлетворительно» за один день?! — его голос в тот момент был похож на сирену — ту, что предупреждает жителей города о надвигающейся опасности, будь то цунами или землетрясение. Сирена, которая заставляет мгновенно впасть в состояние отчаяния и метаться, метаться из стороны в сторону в поисках спасения. — Я и так знал, что ты бездарь, но чтобы настолько!.. Он изо всех сил старался стерпеть эту жгучую боль внутри и не заплакать. Ведь тогда отец назовет его еще и тряпкой. Бездарная тряпка — вот кем он был для отца, для того, в кого он так долго верил и считал любящим родителем. — Папа, я... — в груди так щемило, что не было сил сделать даже маленький вдох, который был так необходим для продолжения. Все тело было сковано из-за накатывающих мощной волной рыданий, и было больно, так больно произносить каждое слово. — Я... Мой портфель с домашним заданием... его отняли... — Кто?! Какие-нибудь невидимые монстры, которых ты рисуешь на полях в тетрадях, вместо того, чтобы хоть немного заполнить пустоту в голове?! Это были вовсе не монстры, а мифические существа. Они добрые и никого никогда не обидят, в отличие от людей. — Папа, прости! Прости! — Эйджи чувствовал, как подкашиваются его ноги, он снова видел, как мутнеет в глазах. — Ребята из старших классов!.. Я пытался убежать... — Бежать как крысы с тонущего корабля! Трус! Жалкая тряпка, которая не в состоянии за себя постоять! — мужчина ударил кулаком по столу. — И ты себя еще смеешь звать Отори?! Да ты позор для семьи! — Отец! Его брат всегда приходил к нему на помощь — так же, как рыцарь спасает попавших в беду людей в сказках, в тех, что они читали вместе. Эйичи всегда спасал его от отца, вот только... платил он за это большую цену. Вот и тогда он в очередной раз встал между ними, раскинул руки в стороны, загораживая младшего брата от гнева отца. В глазах Эйичи в такие моменты не было страха — в них пылало мощное пламя справедливости. — Он твой сын! Как ты можешь говорить ему подобное?! Эйджи не знал, как вести себя в таких ситуациях. Безусловно, он был рад тому, что на его стороне всегда есть брат, готовый помочь и защитить, с другой стороны, тяжкая ноша, которую приходилось нести на себе Эйичи в такие моменты удваивалась, а то и утраивалась. Отец совсем не щадил его, и вместо одной порции ненависти старший брат получал еще и вторую, ту, что изначально предназначалась для Эйджи. — На кого ты лаешь, щенок?! — вспыхнул с новой силой Рейджинг, откидывая стоявший рядом стул куда-то в сторону. — Как смеешь ты так говорить с отцом?! — Говорю так же, как ты со своим сыном! Эйджи никогда не переставал восхищаться своим старшим братом. В отличие от него, тот был храбрым, можно даже сказать бесстрашным. Несмотря на все наказания, что он нес после подобных перепалок, Эйичи никогда не боялся вновь и вновь встать на защиту Эйджи. А в ответ на благодарность всегда отвечал что-нибудь вроде «забей. Не реви только из-за этого, глупенький» и сопровождал свои слова легким щелбаном. И все равно... как не чувствовать себя виноватым в такой ситуации? — Ах ты щенок! — рявкнул Рейджинг, грубо толкая Эйичи. Тот опасно пошатнулся, но силу удара выдержал, не упал. — Иди репетируй, псина неблагодарная. У тебя скоро прослушивание! Тихо фыркнув, Эйичи крепко сжал кулаки и бросил на отца полный ненависти взгляд. — Не хочу я быть этим твоим айдолом! Глупость какая-то. Что это за профессия такая?! — Глупость — это то, что сидит в твоей пустой голове! — Рейджинг с силой ткнул старшего сына в лоб, заставляя того на секунду зажмуриться от болезненных ощущений, но не отступить ни на шаг. — Иди учись! С этими словами мужчина резко развернулся и вышел из комнаты, не забыв при этом так хлопнуть дверью, что окна достаточно ощутимо задрожали. Гробовая тишина повисла над братьями, но лишь ненадолго. — Ты как? — обратился старший к младшему. Он всегда отвечал, что все в порядке, что сожалеет о произошедшем и все это его вина, брат не должен был страдать. За что в лоб прилетал очередной щелбан. — Глупый, — улыбаясь, Эйичи принялся гладить Эйджи по голове, — я же всегда говорил, что буду защищать тебя. — Потому что я твой брат? — почему-то в тот день Отори-младшему захотелось задать этот вопрос. Вопрос, который чуть сконфузил Эйичи, заставил его на пару секунд застыть и немного призадуматься. — Не только. — А почему еще? — Потому что ты мой друг. Мысль о том, что я всегда для него был не просто родственником, но еще и другом, спасала меня. Я хотел помогать ему в ответ. Хотел поддерживать в трудные минуты, давать понять, что он не один и я всегда рядом. Я не мог его защитить так же, как он делал это для меня, но я мог быть чем-то вроде его личного успокоительного. По-крайней мере, мне очень сильно хотелось верить в это. Но из раза в раз мне казалось, что я абсолютно бесполезен и ничем не могу отплатить ему. Я искренне хотел помогать ему, но никак не мог понять, действовал ли правильно. Брат редко говорил такие слова как «спасибо», «мне плохо» и «ты мне дорог». Поэтому мне пришлось научиться понимать его без слов. И через какое-то время я в этом преуспел. — Нии-сан, я видел направление от врача... — Я же выбросил его, — брови юноши приподнялись от удивления. — Ты что, копался в мусорке? — Не совсем! — поспешил оправдаться Эйджи. — Когда я вытаскивал пакет из ведра, оно выпало, ну и глаз невольно зацепился... Пара секунд тишины. — И что теперь? У меня уже давно проблемы со зрением, сам знаешь, — недовольно нахмурился Эйичи и уткнулся обратно в журнал. — Тоже мне, нашел причину для... — Упало на целую единицу за пол-года, — в голосе Эйджи слышались болезненные нотки. Он действительно переживал за брата и такое резкое ухудшение в здоровье Эйичи, здоровье глаз сильно пугало его. — Я переживаю... Отори-младший предполагал, в чем дело, но в то же время не хотел в это верить. Если его догадки были верны, то причиной стабильно сильно ухудшавшегося зрения Эйичи мог стать отец, то, как сильно он давил на старшего сына, с каким скандалом вечно обрушивал свое недовольство на него. А что самое худшее — часто малоприятные стычки Эйичи с отцом происходили, когда тот пытался защитить Эйджи... — Подумаешь, минус три или минус четыре, все равно плохое, — хмыкнул юноша и пожал плечами. — Не забивай голову. Эйджи, однако, уходить не торопился и вскоре оказался на диване рядом с братом. — Если... если я как-то могу помочь, выслушать тебя... — неуверенно начал он. — Эйджи, мне это не нужно. Отстань. Иди в свою комнату, — ровным тоном ответил Эйичи, перелистывая страницу журнала. — Это из-за отца? Вопрос был малоприятным, что подтверждала реакция старшего брата, недовольно скривившего рот. — Эйджи, не зли меня... — Пожалуйста, нии-сан! — резко перешел на повышенные тона Эйджи, чем немало удивил брата. — Не закрывайся от меня! Поделись тем, с чем тяжело справляться в одиночку. Или выплесни то, что накипело. Можешь даже поругаться на меня вместо папы, если тебе от этого станет легче... Повисла пауза, небольшая, но которой было достаточно Эйджи для того, чтобы начать переживать за все сказанное и думать о том, не сделал ли он что-то неправильно. — Знаешь, ты меня порой удивляешь, — Эйичи посмеялся, но в его смехе не было ни тени насмешки или сарказма, — совсем еще мелкий, а думаешь, как взрослый человек. То, что сделал дальше брат было совершенно неожиданным действием с его стороны. Молча, он заключил Эйджи в объятия и замер. Отори-младший притих, даже на время затаил дыхание и чуточку смутился. Брат очень редко обнимал его, практически никогда... Как он должен был расценивать этот жест? И хоть он хотел что-то сказать, спросить, Эйджи не стал этого делать. Он ждал, когда брат скажет, что ему полегчало или что ему надоело так сидеть. Ведь достаточно часто важны не столько слова, сколько действия. Секундная стрелка отсчитала почти целый круг, прежде чем Эйичи подал голос. — Если бы только мама сейчас была здесь, с нами... Уверен, все было бы гораздо лучше. То, что брат не говорил, а шептал эти слова казалось таким непривычным и странным... Он вообще когда-нибудь переходил на шепот? В любом случае, Эйджи расценивал это, как нечто очень важное, как шаг на новую ступень доверия и безумно сильно ценил то, что брат решился на этот шаг. Они никогда раньше не говорили о матери. Ее в семье Отори словно больше не существовало... вернее, так и было. Но речь не только о физическом существовании — скорее, о воспоминаниях близких ей людей. Они помнили, несомненно, но вслух это никогда не произносили... До того момента. И в тот момент Эйджи почувствовал, как болезненно сжимается его сердце. В отличие от отца и брата, он, при всем сильном желании хранить память о матери не мог этого сделать. Ее не стало, когда он был еще совсем маленьким, поэтому то, что сохранилось в памяти скорее существовало на бессознательном уровне. Теплое прикосновение, ощущение спокойствия, когда она рядом... Кажется, у нее была добрая улыбка. Да, добрая и очень светлая. Эти воспоминания окрашены в серый и почти полностью засвечены, как неудавшийся слайд, рано вытащенный на свет, но они есть. Где-то там, в самых далеких уголках памяти... — Мама... — прошептал Эйджи, опуская голову и утыкаясь носом куда-то в плечо брата. Эйичи почти сразу понял, где допустил оплошность. Конечно, тяжелее всего говорить о матери было Эйджи, у которого, по сути, ее никогда и не было. — Прости... брякнул не подумав, — извинился Эйичи, вздыхая. Эйджи покачал головой и поспешил заверить брата, что все нормально и что тому не стоит переживать, но Отори-старший, потеряв, по всей видимости, уже весь настрой, поспешил закрыть поднятую тему. — Ладно, что за сопли я тут развел, — Эйичи разжал объятия и резко отстранился. Брат настолько быстро передумал, что Эйджи растерялся и не сразу отреагировал. — Нет, все нормально, мы можем и дальше поговорить... — Не надо говорить. Все в порядке. Губы Отори-старшего чуть приподнялись в улыбке, но он быстро отвернулся, возвращаясь к своим делам. Эйджи же не знал, как расценивать его реакцию, слова. Помог ли он брату? Хоть немного? Или лишь ухудшил его состояние? Но некий внутренний голос шептал, что Эйичи действительно нуждался и в его поддержке тоже, просто не показывал этого. Эйджи нужно было еще немного подрасти, чтобы окончательно это понять. Пускай у меня не было матери... Моим ангелом-хранителем всегда был ты, нии-сан. Эйджи хорошо помнил тот день, когда его чувства впервые дали о себе знать. Не пассивно и тихо, как до этого, а подняв самую настоящую революцию в сердце и мыслях. Ступив на нелегкую тропу переходного возраста он достаточно быстро столкнулся с любовью в совершенно новом для него понятии. И она была... болезненной. Юноша не любил июнь за вечные дожди и грозы. Во время ливней он испытывал печальную меланхолию, что мешала заниматься учебой или читать интересную книгу. В тот день, однако, Эйджи пребывал в достаточно спокойном и даже чуть приподнятом настроении и, несмотря на проливной дождь, монотонно барабанивший по крыше, воодушевленно занимался домашним заданием. Юноша любил учиться и не понимал, почему для многих это в такую тягость. Даже свой выходной он предпочитал проводить за учебниками. Его отвлек звук закрывающейся внизу двери. Брат вернулся домой. Быстро скользнув пальцами по выключателю на настольной лампе и надвинув на ноги мягкие шерстяные тапочки в виде кроликов, Эйджи вышел из комнаты и поспешил спуститься вниз. Несмотря на спешку, он практически не издавал никаких звуков при передвижении, поэтому, спустившись, юноша чуть притормозил, думая, не напугает ли он брата, так тихо подкравшись к нему. Приняв решение позвать его, Эйджи уже было открыл рот, но... — Хахаха, Эйичи-и-и, ну ты и шалунишка! — послышался незнакомый девичий голос, противно тянущий слова. — А тебе не нравится? Я могу перестать шалить и стать куда более серьезным... Тон, с которым той незнакомой особе ответил Отори-старший заставил Эйджи вздрогнуть. Он никогда не слышал, чтобы брат так разговаривал. Больше было похоже на довольный рык зверя, заполучившего жертву в свои лапы и готовящегося ее съесть. Эйджи без труда различил какой-то запал, страсть в его голосе и оттого ему стало еще больше не по себе. Ему не хотелось это видеть своими глазами, но ноги сами понесли его туда, вперед, ближе к гостиной. Он мог бы развернуться и уйти в комнату, сделать вид, что ничего не слышит или его тут вообще нет. Но он продолжал идти. Он мог бы просто махнуть на все это рукой и не чувствовать... такой пустоты внутри. — Вот ты како-о-ой! — снова этот голос с такой мерзкой манерой тянуть слова. Она смеялась и ее смех казался таким фальшивым, таким... неискренним. Действуя как можно осторожнее и тише, Эйджи слегка выглянул из-за угла. Было сложно понять, почему увиденное так сильно резануло по сердцу. Это же вполне естественно, правда? Заводить романтические отношения с девушками, испытывать физическое влечение к ним... Брат уже давно был в таком возрасте, и наверняка это не первая его пассия. Но почему так больно? Разве должно сковывать грудь ледяными цепями из-за того, что брат завел отношения? Что он совсем не скромно, без тени стыда оглаживает ее бедра, повалив на диван и устроившись сверху? Что такого в том, что в глазах брата виден непривычный блеск, а на лице играет хищная улыбка? Это ведь нормально, разве нет? Эйджи впервые испытывал это жгучее непонятное чувство в груди. Он не понимал, как назвать его и что нужно делать. Но одно он понимал точно — он не хочет видеть Эйичи с этой девушкой. Как эгоистично с его стороны. Он не должен желать подобного. Его вообще никак не должно подобное касаться. Не его дело, не его жизнь, и никаких прав на то, чтобы вносить в чужую жизнь свои правки у него нет. И все равно... Пальцы с силой вцепились в дверной косяк. Негромкий, но достаточно слышимый скрип раздался прежде, чем Эйджи вспомнил, что он должен вести себя тихо. — А? А это еще кто? Было поздно бежать — это стало ясно после слов блондинки, так неприлично развалившейся на диване. Их диване, на котором они провели столько времени вместе, выпили множество чашек горячего чая и кофе в холодные вечера, пересмотрели множество занимательных и не очень фильмов... Теперь же ее палец указывал на него, стоявшего в дверном проеме и так глупо выдавшего себя от этого неприятного чувства внутри, похожего на смесь злости и боли, с привкусом разбитых надежд. Он словно был лишним в своем же доме, в своей же гостиной, в своей же жизни. Голова шла кругом от всего того, что роилось в его голове и росло в его сердце. — Эйджи? — обернувшись, Отори-старший увидел своего брата и, кажется, был действительно удивлен. — Я думал, ты... — Прости, — это было все, что смог произнести Эйджи перед тем, как убежать. Он же был лишним, он не должен был никому мешать. Особенно счастью любимого брата. — Эйджи! Сил обернуться, остановиться не было. Зачем? Брат и так всегда отдавал все лучшее ему, жертвовал многим ради его благополучия. Эйджи просто не имеет права требовать от него что-то еще. Дальнейшие события в его памяти казались какими-то расплывчатыми. Вот он взбегает по лестнице, а вот уже лежит на кровати в темной комнате, прислушиваясь, затаив дыхание, к дроби, что отбивает об карниз и крышу дождь. У юноши было устойчивое ощущение, что дождь бьет и по нему — а иначе почему щеки стали мокрыми и их теперь неприятно холодило? Эйджи не понимал, что с ним происходит. Он что, болен? У него какие-то невероятно сильные перепады настроения? Он завидует? Не то... все не то. Это чувство зовется как-то иначе. Было больно дышать. Отчаянно ловя ртом воздух, он прижал руку к сердцу, сжимая футболку, словно пытаясь сжать само сердце. Чтобы успокоилось, не болело. «Больно... почему мне так больно?..» Ведь все шло своим чередом. Брат был уже достаточно взрослым, чтобы задумываться о собственной семье. Ничего сверхъестественного в этом не было — однажды он найдет любимую женщину, станет жить с ней вместе, они поженятся, заведут детей... Эйджи зажмурился. От собственных мыслей, которые изначально предполагались как успокаивающие ему стало лишь больнее. Глупо было желать быть с братом всегда вместе. Рано или поздно они должны разойтись, каждый своей дорогой. Эйичи не может всю жизнь опекать и защищать его — Эйджи просто не может себе позволить так рушить его жизнь, заставляя все внимание и всю заботу отдавать только ему. Эйджи уже достаточно взрослый, чтобы начать защищаться от внешнего мира самому. Они больше не дети, они больше не нужны друг другу. «Не нужны?..» Но что делать, если нуждаешься и хочешь быть нужным и дальше? Юноша не мог так просто взять и отпустить брата. Он не хотел этого. Он хотел быть на месте этой девушки. Эта мысль так плавно проскользнула в голове Эйджи, смешалась с потоком из множества других переживаний, что он не сразу поймал ее, выловил из невидимого водоворота. «Но ведь парень, а, тем более, брат, не должен такого желать?» Странно, думал Отори-младший, приоткрывая глаза и смотря на темный потолок. Странным являлось осознание того, что ему ничуть не противно от подобных желаний, желаний, так яро порицаемых обществом. Никогда раньше подобное не приходило в его голову. Может потому что он был еще ребенком и половое созревание лишь недавно ударило ему в голову или... куда-то еще. Но могло ли так быть, что эти желания были нашептаны резким скачком гормонов внутри него? До этого он ведь ни разу не думал об отношениях, любви или чем-то большем. Но стоило ему лицезреть то, как брат укладывает свою любовницу на диван, как все мигом изменилось. И эта боль... Невыносимая и до сих пор так беспощадно рвавшая сердце... «Интересно, не будь я парнем... не будь мы родными, он бы мог полюбить меня?» Эйджи хотелось перестать думать о подобном — пускай эти мысли совсем не вызывали неприязни, а, наоборот, будоражили сознание, но они ужасно смущали. Такая она странная... эта первая любовь. «Любовь?..» — Эйджи, — раздался стук в дверь. Брат пришел к нему, наверное, наругать за то, что младший подглядывал за ними. — Можно мне войти? — Да, конечно, — не задумываясь ответил юноша, садясь на кровати и пытаясь взять себя в руки. Сердце продолжало предательски болеть, но он не должен подавать виду, что что-то не так. Дверь отворилась и в комнату вошел хмурый Эйичи. Эйджи уже приготовился быть отчитываемым, но слова брата сильно удивили и даже чуть сбили его с толку: — Я пришел извиниться. — Э?.. Извиниться?.. — Эйджи даже не попытался скрыть удивление. Но Эйичи никак на это не отреагировал. — Да. Думаю, мало приятного в том, что у тебя практически под ухом собрались заняться сексом. Так прямолинейно, как и всегда. Отори-младший, к подобным словам не привыкший, тут же смутился, однако, долго он не молчал. — А как же твоя девушка?.. — Я отправил ее домой. В следующий раз я подумаю, прежде чем вести кого-то домой, — Эйичи вздохнул. — Я привык, что ты всегда уходишь в библиотеку, если мы с отцом разъезжаемся на выходные, вот и... Черт, вот я идиот. Эйджи хотел что-то ответить, но не смог. Его сознание, всегда все окрашивавшее в более светлый цвет, его всепрощающее сердце в тот момент подводили его. Ведь слова брата прозвучали для юноши как «Если бы ты уехал, все сложилось бы хорошо, а так ты нам помешал». И от этого было жутко неприятно. Он не должен был им мешать, а уж тем более начинать надумывать всякую ерунду... — Эй, ну чего загрузился? — голос брата вытащил Эйджи из водоворота неприятных мыслей, в который того неумолимо затягивало. — Тоже девчонку себе хочешь, что ли? Эйджи аж передернуло от этой фразы — и это не скрылось от глаз брата. Хмыкнув, Эйичи вновь заговорил. — Ладно-ладно, по тебе видно, что ты еще как минимум несколько лет будешь встречаться с книжками в библиотеке. — Не смешно, нии-сан, — юноша попытался посмеяться над услышанным, но ему действительно не было смешно. Только больнее, ведь в памяти всплыло то, как несколько минут назад он думал о брате как о возможном партнере... любовном партнере. Отори-старший в привычной манере потрепал Эйджи по голове. — Все у тебя впереди, — а Эйичи, как назло, продолжал неправильно истолковывать реакцию младшего брата. По всей видимости он думал, что юноша, только перешедший в стадию, когда подросткам начинает хотеться любви завидовал и хотел так же. И он хотел. Только не саму девушку, а примерить роль девушки брата. — А я буду впредь спрашивать о твоих планах на день, если будет намечаться что-то такое, — добавил Эйичи. После чего Эйджи решил, что все свободное время будет проводить дома. Время неумолимо бежало вперед, безжалостно оставляя позади себя месяцы, а затем и года. Они продолжали расти, меняться, но, вопреки ожиданиям Эйджи, его странное помешательство на мысли о том, что он мог бы сблизиться с братом куда сильнее, перешагивая все границы какой-либо дозволенности, никуда не исчезло. Наоборот, оно только набирало обороты, заставляя юношу с каждым днем становиться все увереннее в своих чувствах. Поначалу было страшно это признавать, в основном из-за того, что на подобное в обществе стоит строжайшее табу, хотелось как-то «исправить» и «переубедить» себя, но все попытки с треском проваливались. И в итоге он махнул рукой, разрешая своему сердцу испытывать истинные чувства, а не пытаться перестроить самого себя. Давая им шанс на существование. И если со временем это пройдет, то, значит, так оно и должно было быть. Только... если с чувствами все было понятно, то кое-что другое сильно тревожило Эйджи. Его будущее. Он настолько привык к тому, что у него есть еще много времени для того, чтобы определиться с этим самым будущим, что совсем растерялся, когда оказалось, что тот, казалось бы, огроменный запас времени почти иссяк. Выпускной класс, бесконечные анкеты-опросники от учителей с вопросами о планах на будущее... Эйджи привык, что его устраивает все, что есть в его жизни. И ему совершенно не хотелось перемен. Но их черед настал. Нелегкий выбор — и, прежде всего, нахождение вариантов для этого самого выбора — мучил юношу даже во сне. «Кем же я хочу стать?..» Если будущее Эйичи — стать айдолом — было предрешено еще с самого детства, то Эйджи бросили на произвол судьбы, отправили в свободное плавание. И Эйджи никак не мог выбрать то, что поможет ему добраться до спасительного берега. Хотя, было совершенно внезапно увидеть интерес к своей судьбе от того, кто, собственно, выбросил Эйджи в открытое море. — Звонили из школы твоей, — фыркнул Рейджинг, кидая увесистую папку с рабочими документами на кофейный столик. — Сказали, что ты не сдал анкету про будущую профессию. — А... — все, что смог выдавить из себя Эйджи, нервно переминавшийся с ноги на ногу. — Б, мать твою! — буквально выплюнул эти слова Рейджинг, ударяя кулаком по столу. — Какая же ты тряпка, смотреть на тебя тошно! Я дал тебе возможность выбирать, а ты ее так глупо просрал, никчемное существо! — Отец, я... — голос юноши предательски задрожал. Страх перед отцом был слишком велик и даже с возрастом его не удалось перебороть. — Я почти определился, мне просто нужно еще немного вре... — Мозгов тебе надо, а не времени! Бездарь! Никакой от тебя пользы, одна боль головная! — папка была скинута со стола, листы, жалобно зашуршав, разлетелись в разные стороны. — Ну и кому ты такой никчемный нужен? Да лучше бы ты вообще не рождался! Слова Рейджинга были похожи на пулю — он выстрелил ими, как из пистолета, так быстро и беспощадно. Да, если и устранять ненужных детей, рожденных по ошибке, то стрелять сразу в сердце. Отец настолько сильно ненавидел его?.. Он действительно жалел, что произвел на свет его? Такого глупого, беспомощного и абсолютно бесполезного? Его слова прочно засели в сознании Эйджи, так сильно, что тот чуть покачнулся от такого мощного болевого шока. К его счастью рядом оказался стул, за чью спинку юноша схватился, поддерживая равновесие. Нужно было что-то ответить, хоть как-то себя оправдать или просто извиниться за то, что он существует, но Эйджи так сильно сдавило горло, что он не мог проронить ни слова. Он смотрел в пол, на дорогущий пестрый персидский ковер и пытался не дать сознанию ускользнуть от него. Никчемный. Бездарь. Не должен был рождаться. — Брысь! Чтобы глаза мои тебя не видели! Не смея ослушаться отца, Эйджи молча поклонился и, развернувшись, на дрожавших ногах добрался до двери. Дальнейший свой путь он вспоминал с большим трудом — тело работало само по себе, на автопилоте, сознание уже было практически в отключке. Кажется, в тот день в нем окончательно умерла его глупая детская мечта о том, что отец их признает и однажды они станут полноценной семьей. — Эйджи! Эйджи, слышишь меня?! Он очнулся у двери в свою комнату, почему-то обессиленно повиснув на непонятно откуда взявшемся брате. Тот выглядел крайне взволнованным и тряс его за плечи. — Нии-сан... Всегда. Он всегда приходил к нему на помощь, никогда не оставлял его наедине со своей болью. И за это Эйджи чувствовал безграничную благодарность, тесно переплетавшуюся с трепетной любовью к брату. А вместе с тем и болезненные уколы совести, напоминавшей ему о всей той ревности, что он испытывал по отношению к девушкам Эйичи. Брат ведь не принадлежал ему... И такой никчемный человек как Эйджи не имел права желать подобного... Ничего не спрашивая, Эйичи втащил обессиленного Эйджи в комнату, усадил на кровать и быстрым шагом удалился из комнаты. Весь тот небольшой промежуток времени, что брата не было в комнате, юноша немигающим взглядом смотрел на пол. В голове продолжали эхом звенеть слова отца. Словно обладавшие каким-то гипнотическим эффектом, они заставляли Эйджи верить в них и убеждать уже самого себя, что он бесполезен. От него нет толку. Ему бы стоило умереть, чтобы не мешать другим людям. Не мешать брату... — Рассказывай. Эйджи очнулся, когда у него в руках оказалась чашка с горячим зеленым чаем, а Эйичи мягко опустился рядом на кровать. — О чем?.. — Что он тебе наговорил. Краем глаза Эйджи заметил, как брат сжимает ладони в кулаки. Эйичи всегда ненавидел отца и никогда не пытался оправдать его, видеть в лучшем свете, как это пытался делать он сам... — Да ничего такого... пустяки, которые я, как обычно, принимаю слишком близко к сердцу... — Сколько раз тебе повторять, что ты не умеешь врать? Юноша застыл на месте, а его натянутая улыбка вмиг сползла с лица. Он ведь не хотел больше мешать брату. Он и так слишком много и долго пользовался его добротой и прятался за ним. У Эйичи куда больше проблем, ему приходится еще хуже, Эйджи не должен грузить его еще и своими проблемами... — Эйджи. Не зли меня. Отори-младший поежился. Еще меньше он хотел злить брата... — Отец спросил у меня о том, чем я буду заниматься после школы... Брови Эйичи поползли вверх. — Хаа? После стольких лет решил поинтересоваться судьбой своего сына? Небось из своих меркантильных целей. Знаю... — Он сказал, что я никчемный. Бездарь. Для Эйджи было совсем не свойственно перебивать брата, но, начав говорить на эту тему, он уже не мог остановить себя. Слова лились из него, словно вода из старой дамбы, которая вот-вот разрушится. Разрушится под напором болезненных чувств... — Сказал, что лучше бы я не рождался. В комнате на несколько секунд повисла тяжелая пауза. Услышанное было слишком даже для Эйичи, привыкшего, казалось бы, уже к каким угодно оскорблениям от отца. Эйджи чувствовал, как рвется пополам его сердце, а боль принимает форму слез, которым юноша силился не дать пролиться. Одной все же удалось сбежать и она медленно покатилась вниз по щеке. — Он... что?! Эйджи невольно сжался, чувствуя мощную ауру гнева, начавшую исходить от Эйичи. Он же не побежит сию же минуту к отцу выяснять отношения?.. — Да как... Как этот ублюдок вообще смеет!.. — на повышенных тонах произнес Эйичи, вскакивая на ноги и, словно прочитав мысли Эйджи, озвучил их. — Я иду к нему разбираться. — Нет, нии-сан, не надо, пожалуйста! Не теряя ни секунды, Эйджи также вскочил с кровати и резко заключил брата в объятия. Тот замер, мгновенно теряя часть запала. — Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня... Поэтому, пожалуйста... Они оба вновь замолчали. Гробовую тишину нарушало лишь учащенное дыхание обоих. — ... Он не смеет так говорить. Не имеет абсолютно никакого права. Эйджи почувствовал, как брат обнимает его в ответ, крепко сжимает в объятиях, утыкается носом в его макушку. Сердце принялось отстукивать бешеный ритм. Он знал, абсолютно прекрасно понимал, что никакой скрытой романтики в действиях брата не кроется, что это естественно для братьев, но не мог успокоиться. Щеки пощипывал легкий румянец, а боль в сердце отошла на второй план. Правда... Ненадолго. Ведь такой не представляющий из себя ничего хорошего, полезного и интересного человек как он не имеет права испытывать подобные чувства к Эйичи, не так ли?.. — А что если в его словах все же есть доля правды?.. — сдавленным от боли и чувств голосом прошептал Эйджи. — Может быть я правда... абсолютно бесполезен?.. — Не говори таких слов! — Эйичи вновь заговорил на повышенных тонах, отчего Отори-младшей чуть вздрогнул. Мужчина отстранился и, положив руки юноше на плечи, заглянул ему в глаза. — Послушай. Ты — Отори. А Отори всегда из себя что-то представляют. Нет, не просто что-то — они всегда на высоте. Лидеры, гении, творцы собственных и чужих судеб. Они никогда не остаются в тени и не проживают свою жизнь незамеченными! От слов брата почему-то становилось только хуже. Внутренний голос настойчиво шептал, что Эйджи ничего не умеет и слишком слаб, чтобы чего-либо добиться. Он не сможет показать себя... да и хотел ли он действительно выйти из тени?.. А Эйичи меж тем продолжал. — То, что ты еще не определился с тем, чем хочешь заниматься в будущем не означает, что ты безнадежный человек, который, уж тем более, не должен был появляться на свет. Выкинь эту чушь из головы прямо сейчас. Даже если ты будешь сидеть дома без дела, это не отменит факта того, что ты близкий мне человек, и я бы очень не хотел, чтобы тебя больше не было рядом. Совсем не хотел бы подобного. Вот теперь был совсем иной эффект. Сердце вновь ускорило свой ход, а в глазах Эйджи снова появилось желание жить, замерцал огонек воодушевления. — Правда?.. — Конечно. Уверен, я не один такой. Кому было бы очень плохо, не будь тебя рядом. Кажется, это странное щекочущее ощущение описывают в книгах как «бабочки в животе»? Эйджи был уверен, что в тот момент испытал именно это. Он таял от слов брата, подобное он слышал чуть ли не впервые и оттого так эмоционально реагировал на них. — У тебя есть то, чего не досталось мне — право выбора. Ты волен выбрать все, что захочешь и никто тебя не остановит. Поэтому ты должен хорошенько подумать, прежде чем сделать выбор. И никто не должен торопить тебя. — Я очень благодарен судьбе за то, что у меня есть этот выбор, но... Я правда никак не могу решить... Я чувствую себя бесполезным абсолютно в любой сфере... — произнеся это, Эйджи потупил взгляд. Выбор... То, чего не было у Эйичи. И Эйджи еще смеет жаловаться на то, что он не знает, как ему дальше быть? Хах... Насколько же он эгоистичен... Он вздрогнул, в который раз за вечер, когда его щеки вдруг коснулась теплая ладонь брата. Большим пальцем он стер слезу со щеки Эйджи, о которой тот уже успел забыть. Это было очень приятное действие и по-настоящему волнительный момент... — Вступай в Хэвенс. — Что?.. Услышанное не просто удивило Отори-младшего — оно практически повергло его в глубокий шок. Он? В Хэвенс? Группу брата? Группу, состоявшую из трех опытных айдолов, прославившихся на всю Японию? Людей, которые всю жизнь готовили себя именно к этой профессии?.. — Нии-сан, что ты! Я не смогу!.. — Откуда такая уверенность? Эйичи выглядел не на шутку серьезным, что заставило растеряться Эйджи еще сильнее. Брат не шутил и действительно, на полном серьезе предлагал ему стать членом его группы... — Н-но ведь я никогда не занимался профессионально ни пением, ни танцами!.. А уровень твоей группы тем более требует... — Нам еще расти и расти, — перебил брата Эйичи, сильнее сжимая его плечи. — Я слышал, как ты поешь. У тебя есть талант. Талант, которого никогда не было у меня. Мне пришлось добиваться результата годами. Тебе же достаточно несколько интенсивных занятий и результат будет поистине впечатляющим. Все, что мог делать Эйджи в тот момент — открывать рот, пытаться что-то сказать или возразить и закрывать его обратно, не найдя подходящих слов. Как рыбка, абсолютно немая. Все свалилось на него слишком быстро и разом — то отец говорит ему, что он — ничтожество, то теперь его приглашают в популярную айдол-группу?.. — Нии-сан, если ты из жалости... — Я похож на человека, который будет врать из жалости, чтобы человеку стало лучше? Ты сам в это веришь? — ... нет. Ноги начали подкашиваться. Эйджи слишком растерялся, ему нужно было успокоиться, взвесить все «за» и «против» и уже тогда, хорошенько все обдумав, дать четкий ответ... — Я понимаю, это все как снег на голову, поэтому не требую от тебя мгновенного ответа, — Эйичи снова читал его мысли. — Я вообще ничего от тебя не требую. Но... подумай хорошенько над моим предложением. Я вижу в тебе большой потенциал. Отори-старший вздохнул, похлопал юношу по плечу и отпустил его. — Только не смей думать о том, что ты ничего из себя не представляешь. Тот момент в моей жизни — его можно смело назвать переломным. Именно тогда мое будущее начало становиться яснее и наполняться мечтаниями, целями, мотивацией. Хоть я и не сразу смог понять, что это все не пустые фантазии, а действительно желания моего сердца. Мне нужно было лишь время... Так и не сумев определиться сразу, Эйджи решил для начала просто почувствовать вкус взрослой жизни, понять все ее достоинства и недостатки. Окончив школу, юноша устроился подрабатывать баристой в кафешке неподалеку от их дома. Ему нравился запах кофе — он всегда ассоциировался с их нечастыми, но безумно приятными посиделками вместе с братом. У них были парные кружки... И брат был действительно мастером в приготовлении потрясающе вкусного кофе. Эйджи очень хотел добраться до его уровня. Он не знал о том, что Эйичи поговорил с отцом касательно будущего Эйджи и предложил его кандидатуру как нового члена группы Хэвенс, в ответ на что, однако, получил гору насмешек. Рейджинг был полностью против идеи старшего сына и тот был вынужден повиноваться... По-крайней мере, пока Рейджинг является продюсером Хэвенс. Но однажды все изменилось. Это случилось буквально через пару недель после проигрыша Хэвенс в конкурсе «UtaPri Award». Желающий взять реванш, добиться новых высот, Эйичи решил расширить группу, найти новые таланты, «создать семью» — как позже он сказал Эйджи. И слова про семью действительно тронули юношу, но не настолько, чтобы решиться принять приглашение в ту же минуту. За него это сделал отец. — Бери младшего в группу. Пришедший «на ковер» к отцу Эйичи чуть не закашлялся. Отец, никогда ни во что не ставивший Эйджи, давший моментальный отказ некоторое время назад на просьбу Эйичи рассмотреть его как возможного кандидата теперь был кардинально другого мнения? — Я не уверен, что он хочет этого. Ему хотелось самому определиться... — Меня не волнует, хочет или нет, — фыркнул Рейджинг, кидая окурок от сигары в пепельницу. — Его голос спасет вашу жалкую группу. По всей видимости, глава семьи где-то услышал пение Эйджи. Но где? Оставалось загадкой. Хотя, зная Рейджинга, удивляться было нечему — он мог разнюхать что угодно и где угодно, оставшись при этом незамеченным. Эйичи действительно не хотел втягивать брата в айдол-сферу насильно... Но отец никаких возражений не принимал. Поначалу Эйджи выглядел сильно поникшим. Он понимал, что ему придется бросить ставшую уже такой родной работу в уютном кафе, а еще вкладывать огромные усилия, чтобы догнать ребят из группы и при этом постоянно оставаться неуверенным в себе. Боязнь подвести группу давила сильнее всего. Однако, пути назад уже не было. — Прости, Эйджи... Это я его надоумил. Я просто хотел попросить разрешение, чтобы не обнадеживать тебя напрасно, а в итоге... В ответ Эйджи подарил брату теплую улыбку, искреннюю, как и всегда. — Не вини себя, нии-сан. Кто знает, сколько бы еще времени прошло, прежде чем я определился с жизненной целью. Может быть я так бы и работал баристой еще десяток лет. Так что... Это своего рода хороший такой пинок к действиям! Он выглядел на удивление воодушевленным, хотя внутри все скручивало от страха. Хотелось развернуться, убежать, отказаться. Он правда выдержит? «По-крайней мере, я буду больше проводить времени с братом.» Теперь же я действительно рад, что все так обернулось в моей жизни. И я в очередной раз испытываю неописуемо большую благодарность ему за то, что я имею сейчас. — Рассеиваясь, искры разожгут эту ночь. Было трудно сказать, видел ли он в своей жизни что-то более потрясающее, захватывающее дух сильнее, чем та картина, что предстала перед его глазами в рождественский вечер, в который проходил повторный конкурс «Triple S». Весь зал был похож на залитое синей краской небо. Или на одно огромное бушующее синее пламя, о котором они пели со всей своей душой во время выступления. Эйджи никогда не ощущал более мощной энергии, чем та, что исходила от зала в тот день. Души тысяч людей словно синхронизировались, слились в одну огромную силу, что заставляла все внутри Эйджи трепетать. Он никогда не чувствовал себя более счастливым. — Сделаем жарче? Бессмертное пламя! На то, чтобы отвлекаться не было времени и вся сосредоточенность уходила на вокал и движения, однако, Эйджи удавалось краем глаза поймать Эйичи. Он выглядел как никогда воодушевленным, буквально светился от переполнявших его положительных эмоций и от этого на душе становилось только теплее. Они все были благодарны судьбе за то, что могут передавать свои чувства десяткам, сотням тысяч людей, могут дарить им счастье своими песнями. В такие моменты каждый из них осознавал свою нужность и незаменимость. Понимал, что не потерялся в лабиринте жизни и занимает верное место. И больше всех это осознавал Эйджи. «Если бы не ты, я бы давно сбился с пути. Я бы никогда не смог видеть то, что вижу сейчас, ощущать то, что ощущаю сейчас. Это одни из лучших мгновений в моей жизни. И теперь я точно знаю, чему хочу посвятить свою жизнь. Двигаться вместе с тобой вперед, рука об руку.» — Аа, это полный провал. Безо всякой грации плюхнувшись на диван, Эйичи запрокинул голову и, сняв очки, устало потер переносицу. Жалобно улыбнувшись, Эйджи присел рядом. Он был уверен, что само участие важнее победы, но, кажется, брат его мнение не разделял. — Разве ты не получил массу удовольствия и впечатлений от выступления? — осторожно поинтересовался он у Эйичи. — Получил, — согласился тот, — но я рассчитывал на победу. — Конечно, мы все хотели победить... — начал Эйджи, пытаясь подобрать наиболее верные слова, — но это не повод расстраиваться. Главное, что нам удалось выступить, несмотря ни на что! Эйичи тихо усмехнулся и что-то пробурчал себе под нос. Не расслышав, Эйджи переспросил, но ответа так и не последовало. Зато послышались фразы, которые он от брата слышать совсем не хотел. — Видимо, плохой из меня лидер. Раз Хэвенс проигрывают снова и снова. Я создал семью, но не могу привести ее к победе... Эйичи сильнее откинулся на диване и начал тихо посмеиваться. — Хах... Лучше бы отец называл никчемным меня... хахаха.... звучит куда правдивее... хаха.... Они случались у него в моменты сильного эмоционального возбуждения или когда брату было больно. Его приступы, которые никто, кроме Эйджи не понимал. Люди начинали коситься на Эйичи, как на ненормального, отходили подальше, делали вид, что ничего не происходит и пережидали, пока он не успокоится. Из-за этих приступов многие считали, что у Отори-старшего немного не все дома. И только один Эйджи знал, что за его смехом скрываются боль, отчаяние и, возможно, слезы. В такие моменты он использовал особую «Эйджи-терапию», мгновенно заключая брата в нежные объятия. — Тише, тише, нии-сан... Все хорошо... Эйджи сам не понимал, почему, но оно всегда действовало безотказно. Может потому что в глубине души Эйичи чувствовал себя одиноким и ему не доставало тепла и любви?.. Очень вероятно, что именно так. Смеяться он перестал не сразу, но успокоился быстро, замер на месте, пытаясь отдышаться. Он никогда не говорил «спасибо», но Эйджи всегда чувствовал исходившую от брата немую благодарность. — Ты уверен, что ребята захотят и дальше быть частью Хэвенс? — чуть погодя, отдышавшись, тихо спросил Эйичи. — Даже не сомневаюсь, — улыбаясь прошептал Эйджи, прикрывая глаза и наслаждаясь теплом брата. Они редко обнимались, только в такие серьезные моменты, поэтому каждое подобное прикосновение было дорогим для юноши. — Мы все тебя очень любим, нии-сан. И пойдем за тобой куда бы то ни было. Никто не сомневается, что однажды, общими усилиями мы добьемся высшего успеха. Но без нашего лидера мы ну никак не справимся. Он прервался на секунду, лишь для того, чтобы сделать вдох — ведомый силой эмоций, он говорил на одном дыхании, которого в какой-то момент уже не хватило. А может, то, что он собирался сказать, требовало хотя бы немного, но собраться с духом. Пускай это и не признание в любви, но... — А еще именно благодаря тебе я есть там, где нахожусь сейчас. Благодаря тебе я нашел свое призвание и благодаря тебе я могу испытывать все эти неповторимые эмоции... Он говорил и о любви, что цвела в его сердце целым букетом роз, но это останется известным лишь ему одному. Пускай он и не видел этого, но чувствовал, как уголки губ брата приподнялись. Порой Эйджи не нужно было видеть или слышать, чтобы понять, что творится на душе у Эйичи. Их связь была невероятно сильной и Отори-младший был счастлив, что с годами она лишь крепла. — Придется поверить тебе на слово, — ухмыльнулся Эйичи, водружая очки обратно на переносицу. Он никак не стал комментировать слова Эйджи о благодарности, но юноша знал, что брат рад их слышать. — Тогда с завтрашнего дня начинаем заниматься следующим проектом. — Э-э?! С завтрашнего? Ты даже не дашь нам отдохнуть? — удивился Эйджи. — Сами выбрали себе такого лидера, хаха! — громко, но не злобно засмеялся Эйичи. — Будем работать еще усерднее, чтобы показать этим Старишам, кто здесь способен любого донести своей музыкой до Небес. — Или сбросить в Ад, — не сдержался Эйджи, вспоминая их новую песню. — О да, мы такие, — мужчина сверкнул очками. — Хорошо, очень хорошо... Продолжая улыбаться, Эйджи думал о том, каким же счастливым человеком он себя чувствует. Он был рад, что у него есть такой замечательный старший брат. Да, со своими заскоками и с далеко не ангельским характером, но ведь именно это и делает его особенным, правда? В душе Эйджи больше не было места для сомнений. Только мотивация, решимость и мечты, которые должны были обязательно исполниться, а не оставаться мечтами. Юноша прогнал прочь всю нерешительность и перестал думать о том, насколько то или иное решение будет правильным. Да, абсолютно во всем он был уверен. Время, когда сомнения съедали его изнутри осталось позади. Никаких больше сомнений в том, что я посвящу свою жизнь музыке. Никаких больше сомнений в том, что я люблю брата. ... Так, как братьев любить не должны.