Я просто не могу выкинуть тебя из головы

«Боунс, Боунс, Боунс». Леонард засовывает голову под подушку и зажимает уши. «Бо-о-оунс». В его голове ранним утром этот почти крик звучит неприятно пробуждающе, но при этом воодушевленно. «Я тебя убью», — рычит он из своего укрытия между теплой простыней и подушкой. Если Джим так и будет упорствовать, продолжая вести себя еще более раздражающе, чем обычно, Леонард начнет использовать это временное мелкое, но крайне сильное неудобство, чтобы продолжать сыпать угрозами. «Я оторву тебе руки». В ответ Джим весело и нахально хохочет. *** Леонард думал, что потеря отца — худшее, что случилось с Кирком. Это разбило ему сердце и оставило ни с чем. Но Джим… Провести остаток своей жизни в космосе? Для него самого хуже всего — постоянно слышать в голове Джима Кирка, насмешливого и чертовски умного. Оказывается — дословно цитируя Спока — «неожиданные и бесплатные телепатические возможности, имеющиеся у вас с капитаном, дают бесконечный простор для исследований». Слава богу, что в душе Джим не был тем инфантильным идиотом, которым казался. *** На следующий день они сидят в столовой, Леонард безразлично ковыряет салат из курицы, а Джим поглощает чипсы и тройной гамбургер. По словам Джима, телепатия — лучшее, что случалось с ним в жизни. «Это прекрасно, я могу есть и говорить с тобой одновременно». Леонард быстро дожевывает кусок. — Ничего из того, что ты бы мог сказать с набитым ртом, меня не интересует. Джим улыбается так, как делает всегда, флиртуя с кем-то: провоцирующе и нагло. Будто напрашивается получить вилкой в глаз. *** Предположение, что чем больше расстояние, тем труднее будет поддерживать связь, не утешает Леонарда. Он знает, что если что-то может пойти не по сценарию, то так оно и случится, или даже хуже. Просто он надеялся, что хотя бы в этом случае вселенная даст ему передышку. Работает он или отдыхает, или идет в другой конец «Энтерпрайз», Джим в его голове каждый раз звучит одинаково громко и ясно. И настойчиво. Именно так и ведет себя капитан половину времени, упорно делая замечания, в которых Леонард не слишком заинтересован. Не говоря уже о тех вещах, которые тот просто сообщает по факту, и Леонард не имеет ни малейшего понятия, в чем их смысл. Теория Спока гласит, что они имеют дело с чем-то принципиально новым, с чем-то, что не могут контролировать, и несмотря на все попытки, некоторые мысли и идеи все равно будут достигать головы другого. Мысли Джима в его голове объемные, подавляющие и чертовски заумные. *** «И если энергия обратно пропорциональна израсходованной двигателем, то достаточно…» «Заткнись». *** «Как ты думаешь, Боунс?» Леонард неохотно смотрит на экран. После высадки на одну из дружественных Федерации планет, они вернулись с телепатической связью. Это было всего три дня назад, но Леонарду кажется, что прошла уже целая жизнь. Если вы будете слышать лучшего друга в своей голове, то время потечет гораздо медленнее. Леонард даже вспоминает, что существуют пытки, призванные добиться именно такого эффекта. С его места позади капитанского кресла этот оранжевый шарик материи на экране, эта планета, кажется совершенно безвредной. В пространстве и на расстоянии все таким кажется. Джим ведет головой, ожидая ответа. Леонард не знает, что сказать. Их миссия — обнаружение новых цивилизаций, создание союзов вдоль и поперек вселенной. Но любящему одиночество Леонарду вполне достаточно тех людей, которые уже есть в его жизни, и даже их слишком много; он хочет передышки, и на этот раз достаточно длинной. Можно ведь оставить что-то и другим желающим исследовать чужие планеты. «Действительно ли это необходимо?», — наконец реагирует он. Чуть наклонив голову, Джим улыбается, — реакция Леонарда его забавляет, — затем уходит вместе с Сулу и Споком в зону переброски. «Очевидно, ворчун». «Помни, что если ты вернешься, разбитый на осколки, я не смогу их собрать». Джим постоянно закрывает собой экипаж от опасности, такова его сущность, и в сочетании с нереальной уверенностью в навыках Леонарда, это крайне опасная привычка. «Но ты бы попробовал». Все те пять часов, что группа высадки проводит вне корабля, Леонард не слышит ни звука. Это вызывает у него замешательство. *** Все еще пахнущий антисептиком, Леонард падает на кровать, так и не удосужившись стянуть с себя форму. Позже, дезориентированный, он открывает глаза и всматривается в темноту своей комнаты, не понимая, что происходит. Вряд ли Леонард проспал больше двух часов. Он до сих пор ощущает усталость и чувствует, как сводит мышцы шеи на правой стороне. По привычке, оставшейся с детства, привитой еще матерью, он растирает их ладонью. «Ох». Джим звучит так, будто его лишают возможности вдохнуть, его голос необычайно низкий. А еще медленный и тягучий. Леонард невольно дергается, путаясь в одеяле. «Блядь. Блядь». Скоро он начнет убивать, и никто во вселенной не посмеет обвинить его, когда узнает, в чем причина. «Черт возьми, Джим!» Минута молчания, следующая за его окриком, заставляет Леонарда подумать, что, по-видимому, все это было не нарочно. «Упс», — но это ни капли не похоже на извинение. «Я уничтожу все, что ты любишь, клянусь». «И себя тоже?» «Меня уже слишком поздно», — признает он поражение. «Не говори так, Боунс». «Иди спать, Джим, — говорит Леонард и твердо добавляет: — Спать». Джим тихо, почти неслышно смеется. *** Монотонно и неторопливо Леонард проводит инвентаризацию. «Хватит, я не вытерплю больше ни минуты», — просит Джим. И только поэтому Леонард занимается этим еще целый час. *** Проходит чуть меньше двух недель, и даже Джим начинает сомневаться, в том, что все будет нормально если эта связь останется между ними навсегда. Он повторно сдает медицинские тесты, и Леонард сверяет их со взятыми в день обнаружения этой загадочной способности. Результаты не изменились, мысленные волны остаются на прежних частотах, что совершенно ничего объясняет. Отношения с властями планеты, на которой они так до сих пор и находятся — мир и гармония. Они уверяют, что это временное состояние, и единственное, что нужно делать — это ждать. Леонард вспоминает искалеченное тело Дженкинса и то, как еще недавно все думали, что там и погибнут, не в состоянии связаться с «Энтерпрайз» под излучением местной звезды. Теперь же один из отстраненных офицеров считает это своей виной и не перестает извиняться. Будь Леонард человеком чуть хуже, чем он есть, предложил бы выйти на орбиту и просто уничтожить планету. *** Джим опускает голову на стол и со свистом выдыхает. «Это все ничего не значащая хрень», — почти сдаваясь, устало думает он. Логично предположить, что в последнее время он мог бы хоть немного расслабиться, но это совсем не так. Скучая и чувствуя усталость, Джим думает о том, что пространство — это бесконечное множество всего и вся с крошечными мерцающими шариками звезд. И Леонард каждый раз ему отвечает. Собственно, это всегда было его глупой слабостью, пусть и не слишком опасной: Джиму практически невозможно отказать. Леонард предлагает ему стакан с виски на два пальца — хорошим, он держит его для особых случаев. Джим делает глоток и не выпускает стакан из рук все то время, что Леонард заканчивает с отчетами. «Я уже привык». И в этом проблема. Леонард привыкает к голосу Джима, внезапно возникающему в тот момент, когда меньше всего этого ждешь. Настолько, что сам начинает разговор, пока каждый из них находится на своем рабочем месте. Джим очарован происходящим, он всегда рад чему-то научиться. Леонард не против, но с годами стал опасаться за свое артериальное давление и теперь относит себя к тем людям, которым вещи нравятся такими, какие они есть. Независимо от того, как и когда — он просто отвечает Джиму и все. Делать шаг назад уже слишком поздно. Это как «Энтерпрайз» — она не может быть для Леонарда той же, что и для Джима, но с недавних пор он начал ловить себя на мысли, что думает о корабле, как о доме. Проблема в том, что Леонарду это нравится, и совсем не хочется что-то менять. — Пей, — взглядом указывает он, и Джим подчиняется. *** На двадцать первый день Джим врывается в его каюту. Сутки до этого они провели в тишине, и на какое-то время Леонард решил, что все закончилось. Когда он на пробу зовет Джима и тот мгновенно отвечает, Леонард чувствует смесь сожаления и облегчения. «Боунс!» — Боунс! — кричит он вслух. Леонард выходит из ванной, в пижаме и с мокрыми волосами, зачесанными назад. Свой выходной он планирует провести в постели, читая и занимаясь ничегонеделанием. Уже давно он не позволял себе просто отдохнуть. — Что? — Ты помнишь эти старые фильмы двадцатого века, в которых менялись телами, и проблема решалась, только когда герои усваивали какой-то урок? — Ты считаешь, что это произошло, потому что мы должны что-то осознать? — Не совсем, — отвечает тот, и в его голосе слышится тот самый оттенок «у-меня-есть-идея», который Леонарду не слишком нравится. Он хмурит брови. — А что, если нас пытаются заставить сделать то, чего мы всегда хотели, но не решались сделать? — Подожди. — Леонард машет на него рукой. — Я не знаю, к чему ты, но уверен, что не хочу этого слышать. — Нет, нет, Боунс. Послушай меня… — Нет, я действительно не хочу. «Поцеловать тебя». Леонард отступает на пару шагов, по своему же опыту, зная, что это бесполезно. Если Джим считает, что должен что-то сделать, то сделает. Он самый упрямый человек из всех, кого Леонард когда-либо знал. Но эта совершенно новая идея, даже близко не похожа на те, к которым он привык. Это новый вид сумасшествия, на который способен только Джим. — Ты с ума сошел, — говорит он. Джим отрицательно мотает головой, подходит ближе, сокращая расстояние между ними с крайне решительным видом. Нет, Леонард не отрицает, что думал об этом. У Джима есть то неопределимое свойство, из-за которого к нему абсурдно легко возникает влечение. Серьезно, Леонард не имеет ни малейшего понятия, почему это происходит, он просто чувствует, как барьеры рушатся. Это ощущение постоянно возникает, когда Джим рядом. Он почти чувствует себя сумасшедшим. Леонард тысячи раз видел, как Джим флиртует, и сотни раз — как все вокруг мгновенно подпадают под его очарование. Кроме самого Джима, только Леонард знал об этой удивительной способности капитана. Три года в Академии он наблюдал за тем, как люди массово покупаются на нагловатую улыбочку и почти сразу влюбляются. Мало кто способен сопротивляться и видеть Джима насквозь. Леонард всегда считал, что справляется с этой задачей, но не чувствовал себя гордым или каким-то особенным. Это ведь просто Джим. Но некоторые люди способны влюбиться в настоящего Джима, который не ухмыляется и не старается впечатлить. К сожалению, Леонард один из них «Я долго об этом думал», — признается Джим. Первый раз за день этот голос звучит в голове. Леонард хмурится и почти ненавидит его. Он прекрасно знает, почему еще не выкинул Джима из своей каюты, но понимает, что должен это сделать. Джим держит его за затылок, другой рукой касается уха, затем запускает пальцы во влажные волосы. Леонард неоднократно сталкивался с пугающими ситуациями, и не то чтобы эта была одной из них — хотя и очень на то похоже. Джим всегда обладал склонностью к различного рода авантюрам. Поцелуй такой короткий и нежный, такой легкий, что он едва его замечает. — Можно и лучше, мы над этим поработаем, — бормочет Джим. Второй — более твердый, смелый, такой же, как сам Джим. И сладкий настолько, что колени Леонарда подогнулись бы, будь он романтиком. Джим похож на кофе, который пьешь в два часа дня: немного горький, с ноткой ванили и слишком большим количеством сахара. Обращая внимание на изношенную ткань его золотой форменки, Леонард уже знает, что до конца недели Джим утилизирует этот комплект. Он тянет ткань на себя и она рвется; тогда Леонард целует бледную кожу. «Эй? Боунс?» Леонард закатывает глаза и кладет голову ему на плечо. *** Спустя месяц их связь исчезает. И это никак не связано ни с тем, что говорил Джим, ни с поцелуем, ни с чем-либо еще.