Дети города

***

Въезд в город был пуст. Идеально ровный матовый асфальт змеился до самого горизонта, казалось, поглощая тусклые лучи восходящего солнца. Питер помедлил, проследив взглядом за одиноким листком бумаги, скользящим вдоль дорожного полотна. Обертка – или, быть может, записка – с сухим, раздражающим зловещим шелестом, скребла скомканными краями по шероховатому покрытию. Ветер относил ее все дальше, и если Питер желал догнать мельтешащий клочок, то ему стоило поторопиться. Он оглянулся. Хови, безмятежно сидящий в инвалидной коляске, покачал головой. Его пересохшие губы сжались, словно говоря «Брось, Питти». Но нет, теперь Хови бы не стал звать его этим детским прозвищем. Питер отвернулся: листок бумаги уже исчез, асфальт под ногами на мгновение подернулся легкой рябью, но тут же вновь стал тем, чем и был всегда: длинной и мертвой полосой, смесью битума и щебня под ногами. Дом, милый дом, подумал Питер, осторожно делая шаг вперед. Он не думал, что Сити встретит их враждебно, но кто знает. Прошло немало времени с тех пор, как они с братом покинули эти места; с той ночи, когда они с Хови бежали отсюда, унося ноги и души, всецело доверив их отцовскому «чероки». I wish my baby come home, ритмично запульсировало в висках. – Не тормози, Пит, – сказал Хови, неслышно выезжая из-за спины. Коляска у него была старая, полустертые ободы колес скрежетали об асфальт. Вены на руках брата набухли, проступая сквозь кожу синеватым рисунком – словно выцветшие татуировки. Но как бы тяжело ни приходилось, Хови никогда не позволял Питу толкать свою коляску. Машину пришлось бросить возле новенького, сияющего свежей белой краской дорожного знака с изображением оленя. Надпись на вывеске любезно приглашала посетить Сити, штат Орегон. – Дальше не проедем, – отрывисто бросил Хови, подтягиваясь на руках и перекидывая свое тело на заднее сиденье, к складной коляске. – Он не позволит. Он – это Сити. Питер своими глазами видел, как асфальт расступился и поглотил колонну бронированных «Саксонов», жадно всосав их в себя словно намотанные на вилку спагетти. Хови обогнал Питера и, не оборачиваясь, уверенно покатил вперед. * Все началось, когда стали пропадать люди. В крупных городах они пропадали всегда – уходили из своих домов поутру с тем, чтобы никогда не возвратиться, словно растворившись в воздухе. Неумолимая статистика говорила о том, что эти они умирали в течение трех дней с момента исчезновения, но счет шел на тысячи, и Питера всегда занимал вопрос: куда же деваются тела? Такое количество тел. Его воображение рисовало обескровленные тела, разбросанные, точно на поле боя, ручейки крови, утекающие в водостоки ливневой канализации. «Ты сбрендил, Питти», сказал бы на это Хови, если бы смог прочесть его мысли. Питер и сам знал, что обладает болезненной фантазией. Он зарабатывал этим, сочиняя сценарии для телешоу. Пусть и не в верхней обойме, но дела шли неплохо, до того самого дня, когда… * Дорога скользила под ногами маслянистой конвейерной лентой, и в какой-то момент Питер почудилось, что она действительно движется, увлекая их с Хови в недра Сити. * День за днем жители Сити пропадали тысячами. Они не доезжали до офисов, не возвращались домой, не забирали детей из школ, пропускали деловые встречи, не приходили на свидания. Их машины обнаруживали брошенными на парковках, в переулках, на подъездных дорожках чужих домов. Полиция Сити регистрировала сотни заявлений о пропаже, которые копились в базах данных, разрастаясь, точно снежный ком. Эпидемия исчезновений захлестнула город. Питер тогда работал над сценарием эпизода телешоу для одного крупного кабельного канала. Контракт был перспективный – участие в двух сезонах с возможностью «вести» своего персонажа. Питер заперся дома, заказывая пиццу и китайскую лапшу c доставкой, и пересматривал все выпуски «Сумеречной зоны» и фильмы ужасов 80-х – он предпочитал черпать вдохновение, погружаясь в знакомые кадры, снова и снова прослушивая диалоги, каждый из которых был надежно запечатлен в памяти. Телевизор он не включал, радиоприемник валялся на дне коробки с неразобранными вещами из прежней квартиры. Поэтому, когда настойчиво трезвонивший раз за разом мобильник вынудил Питера ответить, внешний мир просочился сквозь тускло поблескивающий телефонный экран, принеся с собой дурные вести. – Черт побери, Пит! – донесся чуть искаженный голос Хови. – Ты там живой, парень? * Сити ждал их. Электронный светофор над перекрестком дружелюбно подмигнул зеленым. Рекламная вывеска приветственно вспыхнула светящимся пиксельным сердечком, распавшимся на осколки, которые затем соединились в фразу: «Добро пожаловать». Город не сомневался, что они возвратятся. Улицы Сити были пустынны, пронизаны прозрачным утренним светом. Стекла домов вспыхивали, отражая розовые лучи солнца. Хови тихо выругался под нос, вглядываясь в экран смартфона. – Ни черта не понятно. – Чуть дальше, три-четыре квартала вперед будет мост, – подсказал Питер. – Я помню. За мостом был родительский дом, где они с Хови выросли. – Да ни хрена ты не помнишь, – ответил Хови, пряча телефон. – И я не помню. Теперь тут все иначе. Сучий город меняется. Асфальт под ногами вздрогнул, Хови побагровел. – Я знаю, что ты слышишь, – с вызовом произнес он, с усилием разворачивая коляску. Колеса жалобно скрипнули. Коляска была старая, на рычаговом приводе, –Хови попал в автомобильную аварию несколько лет назад и с тех пор передвигался в инвалидном кресле. Но это не мешало ему по-прежнему быть сильнее Питера. * Они с Хови бежали из Сити ночью, объезжая брошенные автомобили. Сначала Питер не верил, но Хови настаивал, требовал. Он умел быть убедительным. – Позвони Ирме, – потребовал он, устроившись на подоконнике. Коляска застыла в центре комнаты. – Спроси, как она. Питер не разговаривал с Ирмой с того самого дня, как они приняли решение разъехаться. Они вроде как остались друзьями – предложенная ею лицемерная формула. Просто Ирма слишком тактична, чтобы сказать: «Мне плевать на тебя, Пит». Пожав плечами, Питер набрал номер. Затем еще раз. Она могла выйти. Или принимает душ. Хови пожал плечами. С нарастающей тревогой Питер открыл список контактов в мессенджере. Из восьмерых адресатов отозвался лишь парень, с которым они играли в теннис по воскресеньям. «Видишь, все в порядке», сказал тогда Питер, но легкий холодок скользнул вдоль позвоночника. Хови сосредоточенно покопался в смартфоне. – Не желаешь взглянуть, что пишут в Facebook? Черт, Пит, тут конец света наступит, а ты не заметишь. Он нервно ухмыльнулся и добавил: – Если уже не наступил. * Моста не было. Питер озадаченно повертел головой, отказываясь понимать, как подобное могло произойти. Он прожил в этом районе семнадцать лет, как, ради всего святого, получилось тут заблудиться. – Слушай, ну ладно, люди, – задумчиво проговорил Питер, внутренне содрогнувшись. – Но как мог исчезнуть мост? – Потому что он хочет, чтобы мы направились кое-куда еще, – сказал Хови, чуть притормаживая. – Он, Сити... Давай-ка попробуем свернуть в этот переулок. * Мост был забит автомобилями. В ночных сумерках они стояли рядами, плотно, как в утренней пробке, озаряемые галогеновым светом непотушенных фар. Дверцы некоторых были распахнуты, демонстрируя темноту пустых салонов. Жутковатое зрелище, решил Питер, мысленно запечатлевая образы в памяти, надеясь использовать их для сценария. Происходящее казалось чем-то нереальным, отстраненным. – Объедем? Хови отрицательно качнул головой. – Это самый короткий путь из города, Пит. Будем прорываться. Господи, куда прорываться, сюр какой-то. Пит вытащил коляску из багажника. Черная пропасть реки по обе стороны моста, казалось, поглощала свет фонарей. Хови заерзал, регулируя высоту подножки. Они осторожно двинулись вдоль ограждения, Питер поймал себя на том, что судорожно держится за перила, словно боясь, что река утянет его вниз. Он согласился покинуть Сити, объяснив себе, что делает это ради спокойствия Хови, да и какая разница, где работать – верный Мак всегда при нем. Но в глубине души Питер поверил брату. Поверил и – испугался. – Паршивое чувство, да? – спросил Хови. – Не отвечай, сам знаю. Вся эта срань началась месяц назад и с каждым днем становится хуже. – Он выдохнул, протяжно, со свистом, словно в его глотке застрял комок. – Видел бы ты базу данных пропавших по штату. Питер не видел, но знал, что в таких вопросах есть смысл довериться Хови. Бывший коп, после аварии тот занимался надомной работой, отвечал на звонки по линии психологической поддержки, беседовал с обкуренными подростками, домохозяйками, которых избивали мужья и отчаявшимися безработными; но прежние связи наверняка сохранил. – И ни одного тела. Питер вздрогнул. Они как раз миновали компактный серебристый автомобиль. Рядом с пустующим местом водителя стояло детское кресло, тоже пустое. Застегнутые ремни безопасности обвили спинки сидений, как спящие змеи. – Куда деваются тела? – настойчиво пробормотал Хови. – Куда? Ты хоть понимаешь, что такое человеческий труп, Пит? Сколько это фунтов мяса, костей, крови и кожи в живом весе? – Ты ведь не можешь знать точно, умерли ли они. – Его собственный дрожащий голос вызывал отвращение. – О нет, – Хови ловко съехал с бордюра, обогнув лежащий велосипед. – Даже не сомневайся. Три дня. – Он прищелкнул языком, изображая «тик-так», звук идущей часовой стрелки. – Они мертвы, Пит. Мертвы, черт возьми. * Переулок петлял то вправо, то влево – Питер мог поклясться, что проход между домами был прямым, как стрела, но, дьявол, они шли уже минут восемь. Тишина стояла такая, что звенело в ушах. Пахло озоном, как после дождя – ни острого смрада нечистот, ни застарелой вони от мусорных баков, ни затхлого влажного духа, сочащегося из подвалов. Асфальт под ногами казался масляно-гладким, без выбоин и щербин. Хови притормозил у стены, провел ладонью вдоль начищенной плитки – пальцы остались чистыми, без намека на серый налет городской пыли и смога. – Я даже не удивлен, – пробормотал он. Питер не стал ничего спрашивать. Переулок кончился, они снова оказались на улице – на той самой улице, с которой свернули. Оставалось идти прямо. Они с Хови пересекли перекресток, перешли на противоположную сторону, вдоль безупречных тротуаров, вдоль начищенных до блеска высотных домов, вдоль витрин, с безликими манекенами. Они прошли примерно с полмили, когда Питер увидел. * Мост тянулся бесконечно. Хови в своем кресле с трудом лавировал между автомобилей. Питер шел впереди, захлопывая дверцы, чтобы дать ему проехать, и мимолетно заглядывал внутрь. Пусто, пусто, пусто. Словно в фантастическом кино. Но даже в столь любимом им «Вторжении похитителей тел» тела не пропадали бесследно. Кроатоан, вертелось в мозгу. Чертов Кроатоан. * Он лежал на боку, отчего Питеру сначала показалось, что это груда железных обломков. Зеркала и хромированный руль вспыхивали солнечными огоньками, обжигающими глаза. Расколотый шлем валялся чуть поодаль. Ему нужна помощь, пульсировало в висках. Этому человеку нужна помощь. Рефлексы заслонили страх. Питер бросился к лежащему, пренебрегая предупредительным окриком Хови. Мотоцикл: железо, пластик, стекло и хром, холодные, гладкие, мертвые. Человеческое тело, подмятое искореженным металлом. Питер нащупал теплую, странно тяжелую плоть, сцепил руки в кольцо, захватывая подмышки, взвыл, рывком потянул. Поясница заныла от невыносимой тяжести. – Оставь, – прошептал Хови. – Он замер в двух шагах позади, не решаясь приблизиться. – Оставь этого… эту тварь, Питти. Питер отшатнулся. Вывернутые под неестественным углом руки. Торс, вросший в седло. Железные сочленения тянулись от бедренных костей и исчезали над подножками. Мотокентавр, словно перенесенный из древнегреческих легенд и кошмарно адаптированный к реалиям Сити. – Ох, черт… Прокушенная губа саднила. – Идем, Пит, – Хови потянул его за рукав, вынуждая отпрянуть от распростертого монстра. – Идем. Нужно двигаться дальше. * – Ты в замешательстве, да? – Хови щелкнул зажигалкой. Огонек его зажатой в зубах сигареты описал красную дугу в сгущающейся темноте. – Нет, – признался Питер. – Я хочу сказать… Власти, правительство должны были объявить, я не знаю… Представить какие-то объяснения. Садился туман. Очки Питера запотели, и он снял их, спрятав в нагрудный карман. – Боятся паники. – До ноздрей Питера долетел приятно щиплющий дымок. – Не знают, что говорить. Это началось довольно давно, на самом деле. Сначала исчезли бродяги. Сам понимаешь, никто особо не горевал. Потом, месяц спустя, стали исчезать торчки; мелкота, тусующаяся под мостом, ну, знаешь, мет, «стекло», вся эта дрянь. Ребята из отдела по наркотикам ликовали. А потом началось это. Хови закашлялся. – Черт, да я и сам не понимаю, что происходит. Но я связывался с ребятами по штату, в их городах все нормально. Пока. – Поэтому мы бежим. Питер ощутил какое-то помутнение сознания: сложно было уложить в голове столько информации, если еще каких-то пару часов назад его основной проблемой был файл текстового редактора с неоконченным синопсисом. – Поэтому и пытаемся бежать, да. Кто его знает, с чем мы имеем дело. Возможно, Сити сошел с ума. * Питер велел себе не оборачиваться. Бог его знает, было ли живым существо, которое они бросили на обочине. Было ли оно мертвым, было ли оно вообще. Хови подавленно молчал, то и дело сверяясь с бесполезной картой в смартфоне. Улица закончилась резко, словно обрубленная. Питер моргнул. Они с Хови стояли посреди «колодца», образованного многоэтажными зданиями. Раздвижные стеклянные двери прямо перед ними разъехались в стороны, едва слышно щелкнув, будто челюсти хищного животного. – Приятно видеть, что тут заботятся о калеках, – ядовито проговорил Хови, въезжая на пандус. – Черт. Мой дом на Восьмой Улице точно не может похвастаться таким сервисом. Пандус был удобный: в меру покатый, с тугим прорезиненным покрытием, позволяющим фиксировать колеса при подъеме. Питер положил ладонь на перила и ощутил, как дом вздрагивает в неслышном ритме. Лифт уже ждал их. Современный, ослепительно хромированный, со прозрачными стенами и потолком, открывающим вид на сплетения гибких трубчатых проводов. Питер закрыл глаза. Ощущение тошнотворного дежа-вю, родившееся в тот момент, когда он вышел из «чероки», сдавило грудь. Словно… Хови молча въехал в лифт. Питер последовал его примеру. * Неожиданно Хови остановился. Сначала Питер решил, что он просто притормаживает – съезд с моста был довольно крутым для коляски. – Дьявол… Пит, помоги. Хови завозился, подсвечивая себе смартфоном где-то под ногами. – Мой амулет. Солнце с изогнутыми асимметричными лучами на кожаном ремешке. Хови никогда не расставался с ним, всегда носил на шее; к своему стыду Питер понял, что не помнит, чем этот кулон так важен для брата. Может, забыл, может, никогда и не знал. – Я слышал, как он звякнул во тьме, – пробормотал Хови. – Он где-то здесь, сейчас, погоди. Это важно. Брось, хотел сказать Питер, охваченный какой-то сверхъестественной тревогой. Что там может быть важного? Что-то было не так. Волоски на руках встали дыбом, точно наэлектризованные. Воздух замер вокруг них с Хови, густой прозрачной дымкой, и Питер ощутил железистый привкус на языке. Что-то надвигалось на них, бесплотное, но осязаемое. Закусив губу, Питер мысленно досчитал до пяти и медленно обернулся. * Биение крови в висках нарастало адским крещендо. Что случилось тогда на мосту? Питер потер лоб, отгоняя странные мысли; помедлил, глядя на аккуратные ряды кнопок на панели. Какой этаж выбрать? Что вообще они с Хови тут делают? Цифра «18» замигала, не дожидаясь его решения. Лифт бесшумно поплыл вверх. Питер устало прислонился к стеклянной стене. В теле разливалось тяжелое мутное оцепенение, мышцы полнились тупой, тянущей болью. Хови то и дело утирал рукавом испарину. Расплывающееся сознание рисовало огромное желтое солнце, злое и палящее; обескровленные тела, сваленные беспорядочно, будто надоевшие игрушки. Двери разошлись, заботливо выпуская их с Хови. Питер зашагал вперед по ровному, светлому, выложенному дорогой бежевой плиткой коридору. Мимо дверей, отмеченных строгими элегантными табличками с именами владельцев. Некоторые из них были приоткрыты. Хови притормозил возле одной такой, решительно толкнул. Прекрасная дизайнерская планировка: объемное, насыщенное светом помещение, разделенное на несколько цветовых зон, продуманное расположение светильников, встроенная мебель, электронная система «умный дом». Когда-то, в прошлой жизни, Питер отдал бы многое за возможность заполучить такую квартиру. – Чертовы потолки, – простонал Хови, сжимая голову. – Они меня душат. Питер засмотрелся на линии стены, Хови проехался по мягкому ковру, поглощающему все звуки, и остановился. В гостиной сидел человек. На мягком, ярко-красном, приковывающем взгляд диване Вокруг все было в серых и бежевых тонах, успокаивающих и равнодушных. И человек тоже казался равнодушным: он слегка раскачивался, глядя перед собой пустыми, фасетчатыми, как у насекомого глазами. Его руки и ноги были плотно прижаты к кожаной поверхности. – Эй, мистер, – тихо сказал Хови, подъехав к сидящему вплотную. – С вами все в порядке? Тишина, звенящая в ушах Питера, внезапно превратилась в монотонный писклявый гул, высокий и непрерывный, тянущийся на одной ноте. Человек забился, словно муха, пойманная в паутину. Диванные нити натянулись, надежно удерживая его на месте. Человек разевал безгубый рот, испуская все тот же сводящий с ума писк. Нужно помочь ему, лихорадочно соображал Питер, роясь в карманах. Чертов Victorinox никогда не попадается под руку, когда нужен. Хови что-то тревожно говорил, беззвучно двигая губами, точно в замедленной съемке. Глаза у него вылезли из орбит и налились кровью. Я не слышу тебя. Питер хотел сказать это вслух, но получалось так, словно он под водой. Звуки просачивались вниз и тонули в живом, шевелящемся ковре, голодно растопырившем мясистые ворсинки. Питер ощутил, как его тело стало невесомым и поплыло вниз. Хови почти достиг двери, все так же немо раскрывая рот. Последнее, что увидел Питер – дверной проем, где-то в тысяче миль от него. – Питер! – Голос Хови ворвался в его беспамятство. – Пит, ты меня слышишь? Питер очнулся, почти со злостью, придавленный вновь ожившими болью и страхом. Пальцы слипались от тягучей желтой пыльцы между ними. Сквозь куртку ощущалось тепло нагретой на солнце плитки. Они были на крыше – солярий, отделанный с уже привычным совершенством. Питер перестал удивляться, внутренне он давно смирился с тем, что это место Сити изменился. Стал городом, в котором Питер всегда хотел жить, но при этом чужим, незнакомым. Пугающим. Питер был не готов принять этот город, как собственный. Еще нет. Кое-как поднявшись, Питер посмотрел под ноги, сквозь стеклянную крышу. С высоты открывался вид на… Питер пригляделся: свалка тел. Переплетение бледных конечностей, полустертые размытые лица, струйки крови, ползущие в водосток – в точности, как в непрошеных видениях. Питер замер, желчь подступила к горлу, обжигая. – Что это за срань? – пробормотал он, поправляя очки. Утилизация , всплыло в голове. – Люди, которым не удалось адаптироваться, – глухо произнес Хови. – Как обитатель той квартиры. Он сгорбился в кресле, будто позвоночник устал удерживать туловище вертикально. Питер видел, что зазор между спинкой сиденья и телом брата исчез, металл оплетал плоть тонкими серебристыми линиями. – Зачем мы пришли сюда? – спросил Питер, удивляясь, как такая простая мысль до сих пор не пришла ему в голову. – Зачем возвратились в Сити? Для чего мы здесь, Хови? Брат поднял голову, лицо его было покрыто испариной. – Потому что ему нужны мы, – с видимым усилием ответил он. – Мы, его дети. Сити мутирует. Учится. Развивается. Совершенствуется. И это… – Хови указал на тела внизу. – Плоды неудачных попыток. Хови снял с шеи амулет, обмотал ремешок вокруг правого запястья. – Солнце. Символ бесконечного движения по кругу. Рождение, смерть, затем все сначала, – возрождение и вновь угасание, бесконечно повторяющийся замкнутый цикл. Питер облизал губы. Он вспоминал. Они с Хови бежали из Сити ночью, объезжая брошенные автомобили… Какое-то безумие. События мелькали перед глазами, сливаясь в хаотичный калейдоскопический узор. Безмолвный мессенджер. Мост. Брошенные машины. Вспышка, – образы разъедали мозг, словно опухоль. Все, что было после того, как они покинули Сити – оказалось сплошным зияющим провалом. Пустотой. Хови оглянулся. Прядь темных волос прилипла ко лбу. Колеса пробуксовывали на самом краю крыши. – Ты поможешь мне, Пит? – буднично поинтересовался он и положил руку на рычаг. Питер посмотрел в бескрайнее белое небо, чистое, без единого облачка. Крупное желтое солнце безмятежно висело над головой. Хови встал. Неуверенно, тяжело, балансируя под весом чудовищного горба, подмявшего под себя его туловище. Ноги дрожали, истончившиеся до кости в слишком просторных штанинах джинсов. Питер успел подхватить его, помог удержать равновесие, и ощутил лихорадочный жар плоти, просачивающийся сквозь рубашку. Звякнули, откатившись, колеса инвалидной коляски, и словно в ответ новая игла яростной всепожирающей боли прошила висок. – Я готов, – прошептал Хови, – я готов, Питти. Я готов. Он сделал шаг и упал – вверх, в бесконечную высь. Поток ветра подхватил его невесомое тело, закружил. Сверкающий хромом горб лопнул, выпустив наружу два великолепных серебристых крыла. Питер наблюдал за полетом, сквозь жгучую пелену, застилающую глаза. Искореженные кости скручивались, причиняя невыносимые мучения: тело менялось, трансформировалось, обретая чистые совершенные очертания, правильные и эргономичные, безупречные, как окружающий его мир. Питер рухнул на колени, не отводя взгляда от режущего глаза света. Хови поднимался все выше, в стальных крыльях сверкали солнечные блики. Питер смотрел до тех пор, пока чудовищная боль не уступила место пустоте, и нахлынувшая тьма не поглотила его. * Въезд в город был пуст. Идеально ровный матовый асфальт змеился до самого горизонта, казалось, поглощая тусклые лучи восходящего солнца. Питер помедлил, проследив взглядом за одиноким листком бумаги, скользящим вдоль дорожного полотна. Обертка – или, быть может, записка – с сухим, раздражающим шелестом, скребла скомканными краями по шероховатому покрытию. Питер наступил на шуршащий комок, придавив его рифленой подошвой, поднял, развернул. На ладони лежал амулет, опутанный кожаным ремешком: солнце с девятью изогнутыми лучами. Я иду, Хови, прошептал Питер и двинулся вперед по безупречно гладкой асфальтовой дороге.