Они извращенцы

Быть подростком всегда трудно. Хотя бы потому, что подростковый период — это перелом личности, смена мировоззрения, становления психики и осознание самого себя. У кого-то это проходит легче, у кого-то труднее. Кто-то именно в этот период может связаться с плохой компанией, при том совершенно случайно. Подростки тянутся к новым ощущениям, к чему-то более острому. Подросткам хочется больше эмоций, больше переживаний. Для них это очень важно. Хотя бы потому, что у самих эмоций очень много и эти эмоции хочется находить в отражении у всех остальных. Именно поэтому подростки такие импульсивные. Безусловно, таким был и Юра Плисецкий. Он тоже был подростком, пусть и не совсем обыкновенным. У него был большой спорт, до одури любимые коньки и чертовски мало времени на осознание себя. Ему некогда было связываться с плохой компанией, потому что он мотался по соревнованиям и впахивал на катке чуть ли не больше всех остальных вместе взятых. У него не было времени на то, чтобы просто вечерами общаться в соц.сетях с друзьями и переживать по поводу заваленной в школе контрольной. Куда больше Юра переживал, когда заваливал прыжки или когда понимал, что придирки Якова не на пустом месте и что он в самом деле лажает. Всем известно, что у подростков проблемы с гормонами. Идет перестройка тела и естественно вместе с этим идет смена гормонального фона. У мальчиков ломается голос, они раздаются в плечах и начинают смотреть на девочек не только как на предмет дразнилок. У Юры голос не ломался. Так, самую чуточку приобрел легкую хрипотцу. И то, совсем не факт, что это было следствие взросления, а не того, что мальчик постоянно кричал. Юра все еще не раздался в плечах. Ни капельки. И он никак не мог понять — хорошо это, или плохо. С одной стороны, ему было на руку быть небольшим и столь изящным — он восхищал и был нежной русской феей. С другой стороны, что за хрень?! Ему пятнадцать, его сверстники становятся выше и сильнее, а он по-прежнему тощий мальчишка с по-девичьи изящными руками. И это все при том, что мышцы у него расти должны, ведь занятия и тренировки прерываются исключительно на сон, и временами на поесть. Но нет, он все еще тонкий, маленький, совсем как девчонка. А самое главное — Юре было совсем не до девочек. Его куда больше интересовали мальчики. В смысле, соперники. Коих было предостаточно. И тут уж Юре становилось совсем не до красивых девичьих ножек, нет, нифига. У Юры у самого были красивые, просто замечательные ножки, гораздо круче чем у большинства девочек его возраста. Даже размер стопы пока был не таким уж большим. И это безмерно бесило Юру. Потому как даже чертов японец Катсуки был больше и выше. А ведь японцы по природе своей все невысокие. Впрочем, рядом с Виктором Катсуки безусловно был маленьким. И Плисецкого это бесило еще больше. Он тоже хотел к следующему году стать выше, шире в плечах, стать взрослее. Чтобы с ним больше считались, чтобы у него были уже не такие сопливо-нежные программы. Ему хотелось чего-то горячего и неудержимого. Чего-то обжигающего. Возможно чего-то такого, как эрос Катсуки. Хотя нет, это тоже было не то. Эрос — это страсть, тягучая, жаркая. А Юре хотелось импульсивности и резкости. И резкость, которой так не хватало Плисецкому, он неожиданно нашел в своем друге. Таком спокойном для всех Отабеке. Рев его байка действовал на Юру круче всяких афродизиаков. Рев движка заставлял чуть ли не стонать. Гормоны Юре, как и любому подростку, тоже не давали покоя. Тело потихоньку взрослело и начинало требовать взрослого удовлетворения. Юра стал вдвое больше гонять себя на тренировках. Но это не особо помогало. Часто мальчики, становясь старше, начинают мучиться поллюциями. Юра тоже узнал, что это такое, когда первый раз за всю свою жизнь проснулся от того, что его крыл оргазм. Так ему еще никогда не было стыдно. Даже перед самим собой. Мальчишка застирывал белье и простынь, матерясь на чем свет стоит и не мог понять, что это было. Когда Плисецкий третью ночь подряд стоял ночью в ванне и стирал простынь, он серьезно задумался — а как с такой фигней бороться-то? Идти к старшим или, того хуже, к врачу, было невообразимо стыдно. Потому, Юра поступил как любой современный подросток. Он полез в интернет. Там доступно поясняли, что во время пубертатного периода мальчикам вроде него могут сниться «мокрые» сны. Что это нормально и почти естественно. Тем не менее, Юра почувствовал себя долбаным извращенцем. Хуже стало тогда, когда Юра стал запоминать, что ему снится. Обычно он просыпался от острых ощущений, дрожал, на грани стона, но, хоть убейте, не помнил, что ему такого снилось. Сновидения пропадали ненавязчивой синеватой, как ночь, дымкой оставляя привкус подросткового неудовлетворения. Но в одну из таких влажных ночей Юра проснулся не только от сладкого тянущего оргазма, а еще и от жуткого осознания того, от чего его так накрыло. Ему снился его первый и единственный пока что друг. Отабек во сне зажимал Юру на собственном байке, разложив в самой неприличной позе и сладко, влажно целуя. Юре было стыдно. Еще более стыдно, чем когда он первый раз застирывал простынь. Во сне Алтын был еще более горячим, буйная фантазия, кажется, преувеличивала ширину его плеч, а касания которые снились, мерещились теперь наяву. Юра общался с Отабеком в сети почти каждый день. Они оба урывали хотя бы минутку, что бы написать хоть что-то. Чтобы все время поддерживать связь. Теперь Юре было стыдно писать парню. Казалось, что тот уже в курсе о том, какой Юра извращенец и что наверняка уже брезгливо морщится. Подросток уже в красках себе на представлял самый осуждающий взгляд, который только смог бы выразить Алтын. Но Отабек ничего не знал. Совсем ничего не знал и даже не догадывался. Более того, он собирался сделать сюрприз своему другу и приехать к нему на неделю в гости. Он долго к этому готовился и наконец у него получилось и выкроить у себя время, и через третьих лиц убедиться, что Юра тоже не смертельно занят. Парень приехал прямо к Юре на тренировку. Мальчишка с перепугу даже навернулся, думая, что его ночные фантазии дошли до вполне полноценных галлюцинаций. Но нет, казах был самым что ни на есть реальным. Он стоял, улыбался и приветливо махал Юре. А Плисецкий сидел на льду и краснел, как только мог. Осознать на шестнадцатом году жизни что ты, как минимум, бисексуал, как максимум, похоже, вообще гей — это страшно. Страшнее, когда ты это осознаешь вот так вот резко и неожиданно потому, что тебе начинает нравиться твой друг… Так как должны, по-идее, нравиться девочки. Девочки, а совсем не высокие, с широкими плечами и горячими ладонями казахи. Плисецкий вздохнул, приложил холодные ладони в коротких перчатках к лицу, а потом поднялся. Все-таки Отабек не виноват, что он, Юра, чертов извращенец. Плисецкий был хорошим другом. Естественно, он не мог позволить другу жить в гостинице, когда сам занимал квартиру, в которой жил один. Естественно за ним следил и тренер, и его жена, его регулярно проведывали, помогали с готовкой и оплатой коммунальных услуг. Сам Юра никогда толком не мог разобраться с чертовыми квитанциями. Но жил он все-таки один. И потому, Отабека он был обязан пригласить к себе. Даже несмотря на то, что риск спалиться неожиданно возрос в разы. Плисецкий думал только о том, что все может обойтись, потому что комнаты-то будут разные, и вряд ли парню захочется для чего-то заглянуть к другу посреди ночи. Ехать с Отабеком на мотоцикле снова, было больше, чем волнительно. Особенно теперь. Юра крепко обхватывал казаха поперек пояса и жался к его крепкой спине, сходя с ума от запаха белого лакоста. Боже, Плисецкий понятия не имел, что его может так сильно вести просто от запаха. Но его вело. Так вело, что было стыдно и хотелось утопиться, только бы друг ничего не заметил. Боже, да какой там друг, пора было уже хотя бы самому себе признаться, что ни разу Отабек ему уже не друг. На друга не стоит. Особенно так крепко и так долго. Ночью Юра ворочается. Они с Отабеком до поздней ночи смотрели фильм, и казах спокойно обнимал его за плечи. Мальчик сначала смущался, а потом с радостью устроился в объятьях друга, опуская голову ему на плечо. Но когда рука этого самого друга сползла на талию, нежно поглаживая, Юра готов был умереть от стыда и смущения. Мурашки бесконечно бегали по коже, а тело за малым только не потряхивало. Юра понял, что дышит уже гораздо тяжелее чем надо бы. Он ерзает и жмется еще ближе. Подростку трудно контролировать себя, свое тело и свои желания. Там идет фильм? Что? Какой фильм? Юре было совсем не до фильма. У него в голове совершено другое кино. Такое кино, которое имеет совсем не детский рейтинг. Бразерс отдыхает, черт возьми. Под конец фильма Юра позорно сбегает. Сбегает и совсем не успевает заметить, как Отабек осторожно прячет лукавую улыбку. Подростки иногда ну такие невнимательные. И, вот, вспоминая все это, Плисецкий никак не мог уснуть. Точнее так — он просто боялся заснуть. Он боялся даже подумать, что будет этой ночью. Он уже успел придумать себе качественный порнофильм и без всяких там снов. Но если он уснет сейчас, то гарантировано через пару часов проснется от кроющего его оргазма. И спасибо, если он еще сквозь сон перед этим стонать не начнет. А ведь Отабек спит не так уж и крепко. Если услышит, непременно придет, решив, что с другом что-то не так. Ага, не так. Юра давно считал, что с головой у него всё совсем не так. Плисецкий оставил распахнутое настежь окно. Надеялся, что хотя бы это поможет, в комнате было действительно холодно. Подросток укутал спину одеялом и ткнулся носом в подушку. Уж лучше мерзнуть. Отабек в соседней комнате тоже долго заснуть не может. Все вспоминает как мило краснел его маленький друг из России. Подростки такие чувствительные. Во всех аспектах. И физически, и особенно морально. Некоторых русских мальчиков, оказывается, можно возбудить просто своим присутствием. Ночью казах просыпается от того, что у него в комнате становится нереально холодно. А ведь все окна закрыты. Жутким сквозняком тянет из-под двери, и парень поднимается, натягивая на себя майку. Надо пойти закрыть окно, Юру же может протянуть. Парня сбивает с толку то, что сквозняком и холодом тянет как раз из комнаты вышеупомянутого русского мальчика. Да как он там только не замерз то. Отабек хмурится и готовится зайти в комнату, но слышит за дверью приглушенные стоны. Дыхание у парня перехватывает. Чем там занимается его маленький мальчик? Неужели он и правда там себя ублажает? Алтын тихонько стучит костяшками по косяку двери, но стоны не утихают. Его вообще, похоже, не заметили. Отабек нерешительно приоткрывает дверь — может, парню там плохо стало, а он себе уже понапридумывал черт знает что. Но нет, парню на постели явно ни разу не плохо. Несмотря на холод, одеяло сползло до пояса, оголяя бледную спину. Он лежал на животе, глухо постанывая в подушку и медленно двигал бедрами. Одеяло красноречиво двигалось в такт с ним и Отабек готов был потерять все что только можно. И дар речи, и сознание. Смотреть на такого Юру было почти невыносимо, но сам парень совершенно точно спал. Ох уж эти подростки. Тактично бы было тихо удалиться и больше не заходить в его комнату. Но Отабек думает, что не такой уж он и тактичный. Да и вообще — какие нафиг правила приличия могут быть в данной ситуации?! Его юный русский друг лежит, раскрасневшись на постели, и фактически ласкает себя, сам того не осознавая. Казах чуть не давится собственной слюной, когда слышит, как стонут его имя. И нет, его так прошибает не от неожиданности, а просто от того, КАК это звучит из уст Юры. Отабек не стал бы уже удивляться чему-то такому. Просто потому, что он уже не подросток. Хотя его гормоны все еще время от времени хорошо так дают о себе знать. А может это и не в гормонах дело, а в подростке, что лежит сейчас на постели и так соблазнительно двигает бедрами. Отабеку жарко. А еще ему как минимум тесно. Тесно в чертовых пижамных штанах, которые вообще-то были достаточно свободными. Крепкий стояк натягивает ткань, а парень все не может оторвать взгляда от русского мальчишки. Горячая ладонь опускается на пах даже через ткань. Алтын давит в себе стон. Только бы Юра сейчас не проснулся. Резинка пижамных штанов ползет неумолимо вниз, и парень наконец позволяет себе в наглую дрочить глядя на красивого и юного Юрия Плисецкого. Отабек чувствует себя извращенцем. Он подсматривает за мальчишкой и ласкает себя в его же комнате, пока тот спит и даже не догадывается о происходящем. Холод? Какой холод? Нет, Отабеку давно безумно жарко — он бы вообще с удовольствием разделся бы совсем. Но нельзя, Юра почти в любой момент может проснуться. И это только больше обостряет ощущения. Подстегивает, что парень может заметить. И нет, Отабек не боится осуждения со стороны подростка, Отабек боится напугать его этим. То, что они нифига никакие не друзья, все давно знают, и они сами в том числе. Никто особо не понимает в чем прикол держать такую дистанцию и всех уверять в дружбе, но парни продолжали это делать вот уже год точно. А зачем, для кого — не понятно. Крепкие пальцы плотно сжимаются на головке, и Отабек за малым не выстанывает имя Плисецкого. Он приваливается к стене взмокшей от пота спиной и резко двигает рукой, дразнит уретру и давит на головку, стараясь довести себя до разрядки как можно скорее. Кончает Алтын зажав себе рот одной рукой. Его колотит нещадно, ноги подкашиваются и вообще ощущение, что еще немного и сознание его покинет. Такого оргазма он давно не испытывал. Тело превращается в размякшую массу, а кончики пальцев немеют от удовольствия. Казах стирает с виска пот, он весь взмок, ладонь запачкана в собственной сперме, а Юра на постели начинает стонать все громче. Парень закрывает окно и молча уходит в душ. Отабек считает, что он извращенец. Юра просыпается от оглушительного оргазма. Его колотит, трясет и выгибает. Он громко стонет в подушку, совсем забыв, что сейчас он дома не один. Тело мокрое, простынь под парнем тоже, влажные волосы неприятно прилипли к шее. Мальчик пытается проморгаться — от нахлынувшего удовольствия у него потемнело в глазах и все пошло яркими точками. Когда он приходит более или менее в себя, приходится в слушаться в тишину дома. Не разбудил ли своими воплями спящего за стенкой… Друга? Похоже нет, не разбудил. Плисецкий опускает взгляд на запачканную простынь и морщится. Поднимается и кое-как идет в ванну. Ему надо постирать простынь, белье и вымыться самому. Закрытого окна Юра не замечает. Юра считает, что он извращенец. Утром парни завтракают на одной кухне, смеются, шутят и не чувствуют неловкости. Каждый из них уверен, что остался незамеченным и что их дружба ничем не может быть разрушена. Настроение у Плисецкого, на удивление, отличное, Отабек тоже почти счастлив. Оба чуть ли не светятся и без конца дурачатся. Днем они идут гулять, сходят вместе с ума, катаются по городу и даже записывают видео для Виктора и Юри, где Плисецкий сначала показывает язык, а потом нагло складывает пальцы вообще в крайне неприличный жест. Алтын смеется. Ему легко и хорошо с этим мальчишкой. Вечером они снова смотрят фильм. Точнее, оба как можно артистичнее делают вид, что смотрят фильм. С артистизмом обычно у фигуристов проблем не бывает. Отабек снова позволяет себе дразнить мальчишку, а тот позволяет себе не просто не уходить, но только больше льнуть к теплому боку, ловя каждую ласку с невообразимой жадностью. Юра снова сбегает под конец фильма. В эту ночь они опять не сразу засыпают. Юра опять открывает окно и безуспешно пытается вспомнить, когда он успел его закрыть. Думает, что у него плохо с памятью и, наверное, стоит купить витамины. Отабек долго лежит в постели и думает, что ему кажется, что снова по полу тянет холодом. Он думает, что ему надо купить снотворного, иначе он сойдет с ума. Этой ночью казах снова сдерживает стоны в комнате мальчишки. Но в этот раз он куда ближе. Он не стоит у двери, готовясь в любой момент сбежать. В этот раз Алтын садится напротив постели на пол и рассматривает парня до последних мелочей. Кончает он уже лежа на полу, из последних сил стараясь не зарычать от удовольствия что накрывает с головой. Отабек уходит тихо, он считает себя извращенцем. Юра сходит с ума от реалистичности своих снов. Там его друг делает с ним всё, что только мальчику захочется и этого совсем не нужно стыдиться. Они даже умудряются заняться любовью на чертовом байке, в каком-то не знакомом Юре гараже. Не понятно, как данное средство транспорта только не свалилось, но Юре плевать. Это его сон, и он хочет трахаться на байке, а значит тот просто обязан стоять, как вкопанный. Когда Юра снова идет стирать простынь, он не обращает внимания на закрытое окно. Он снова думает только о том, что он чертов маленький извращенец. Они оба нагло терзают друг друга еще три дня. Днем веселятся, наслаждаются обществом друг друга и безграничной свободой. Вечером и ночью, будто испытывают выдержку своего, так сказать, друга. И оба свято уверены в том, что не спалились ни разу и ни в чем. Юра по-прежнему не замечает закрытого окна и думает, что ему надо купить витамины. Отабек по-прежнему думает, что он извращенец и ему надо купить снотворного. Вечером, после очередного фильма, Юра сбегает в ванную, не дождавшись конца. Это уже привычно для обоих. Они оба не видели ни одного фильма за эти дни до конца. Они вообще мало помнят, о чем там были эти фильмы. Отабек честно уходит к себе в комнату, старясь лечь спать. Хотя сам не понимает для чего, если через пару часов он все равно проснется от холода, а потом будет сходить с ума от жара. Так и происходит. Уже через несколько часов Отабек поднимается со своей постели. Сейчас он даже не натягивает на себя майку, ему незачем. Парень чувствует, что заводится просто подходя к двери, за которой находится его Юра. Он уже жадно дышит и вслушивается в каждый звук, который только может прозвучать за этой дверью. Юра в этот раз мечется по постели, выгибается и дрожит. Он кусает губы и шепчет. Отабек не может разобрать ни слова. Потому подходит ближе. Гораздо ближе, чем раньше. Сегодня он медлит, нарочно растягивает удовольствие, сам не знает, почему именно сегодня. Возможно, всё потому, что Отабек уже почти точно угадывает, когда стоит уйти, потому что Юрий вот-вот проснется. И теперь он точно знает, что его мальчик никогда не узнает о том, что он, Отабек, чертов извращенец, который любит подглядывать. Который любит. Еще и просто любит. А парень шепчет такие слова, от которых Отабеку становится почти плохо. Он просит, жалобно просит взять его, сделать ему приятно. И просит конкретного человека. И этот человек стоит и нагло смотрит на всё это безобразие. Стояк привычно натягивает ткань пижамных штанов, мешает и даже мучает. Но Отабек терпит. Он терпит и смотрит на парня. А потом, совсем осмелев, опускается на постель и нависает над мальчишкой, всматриваясь в его лицо. Он такой маленький по сравнению с казахом. Такой хрупкий. Совсем как девочка. Только куда лучше. Юра маленький воин в нежном теле. И это больше всего сводит с ума Алтына. Кончиками пальцев казах проводит по красной щеке и чуть ли не задерживает дыхание. Только бы не разбудить, только бы не потревожить. Он перехватывает тонкую руку и отчаянно прижимается губами к бледному запястью. Тихо стонет, не может себя сдержать, ведь кожа под губами такая нежная. Мальчик всхлипывает и снова дрожит. Отабек нагло стягивает одеяло с желанного тела, наклоняется и целует оголенный животик там, где задралась майка. И снова замирает — не разбудил? Парня безумно заводит что малыш Плисецкий в любой момент может открыть глазки. Горячая ладонь ложится на дрожащий живот, медленно ползет вверх, задирая чертову майку. Кончик влажного языка играет с небольшими напряженными сосками, которые уже измучила грубая ткань футболки. Алтын не может снять ее совсем, хотя так хочется. Юра сходит с ума, стонет и тянет свои руки вниз, чтобы приласкать и сделать себе приятнее. Отабек осторожно ловит тонкие запястья, медленно поднимая их над головой Плисецкого. Вот так, его мальчик полностью в его руках. Отабек сам опускает широкую ладонь на стояк мальчишки, мягко потирает, гладит и ловит каждый стон. Скользит пальцами под мягкую резинку штанов и обводит влажную от смазки головку пальцами. Сам почти стонет от понимания того, что он делает. Никогда бы раньше он не решился на подобное. Даже не смотря на то, что Юра совершенно точно испытывал к казаху взаимные чувства. Совсем не дружбы. Пальцы ласкают, играют, почти пытают и Юра так очаровательно мягко поддается на каждое движение и касание, что Отабек сам начинает постанывать. Ему почти физически приятно от того, что он наконец дорвался до родного тела. Алтын не рассчитывает и доводит мальчишку до оргазма. Сам. Своими руками. Юра очень неожиданно распахивает глаза и Отабек даже не успевает обдумать хоть какое-то низкое оправдание себе и тому, что он сейчас вытворял. Одной рукой парень все еще держал руки Плисецкого. Русская фея дышит тяжело и загнанно и смотрит так удивленно, неверяще. Отабек все еще не отпускает и смотрит прямо в мятно-ледовые глаза. Слова напрочь застряли в горле. Юра всхлипывает и тянется. Алтын хочет отшатнуться, но почему-то не делает этого. И получает легкий поцелуй в уголок губ. Они смотрят друг на друга безумными глазами. Руки Плисецкого медленно отпускают, и он медленно вздохнув, кидается на, так сказать, своего друга. Нихрена они этой ночью не уснут. Оба. И окно закрыть будет некому. Утром парни снова завтракают вдвоем на кухне. Они оба спалились. Но нет, им ни разу не неловко. Они нежно улыбаются друг другу. Юра больше не считает, что он извращенец. Отабек тоже не считает, что он извращенец. Но на самом деле, они оба самые настоящие извращенцы. Безумно влюбленные извращенцы. Потому что только извращенцы способны так долго обзывать себя друзьями и при этом терять голову даже от касания рук.