***
Бертрам был особенно нежен с ним в этот раз. Он даже накупил дурацких пахучих свечей и позажигал их по всей комнате, чего вообще никогда раньше не делал. Мэверика они только раздражали, к тому же от запаха быстро начала кружиться голова. Расслабиться в руках мужа Мэверику никак не удавалось. Он все думал о том, чем сегодняшняя ночь для него обернется, отчаянно пытаясь хоть как-то оттянуть неизбежное. Бертрам же никуда и не торопился, увлеченно лаская своего омегу. Он очень любил периоды течек мужа, потому что тот становился более мягким и податливым, терял свою извечную собранность и отстраненность. Почувствовав член Бертрама, надавивший на сочащуюся смазкой дырку, Мэверик задрожал, будто это происходило с ним впервые. Задышал часто, вжался лицом в подушку, отвернувшись. Течка давала необходимое возбуждение, но насладиться процессом никак не получалось. Альфа игриво поводил головкой по припухшим, чувствительным краям отверстия и медленно погрузился внутрь. Мэверик невольно застонал: размер у его мужа был более чем приличным. Бертрам плавно задвигался, сразу найдя нужный угол, точно зная, как сделать любимому максимально приятно. В какой-то момент Мэверик все же забылся: потерялся в ощущениях, поплыл, с жаром отвечая на каждый поцелуй и прикосновение. Опомнился лишь почувствовав мощную пульсацию внутри и горячие, упругие струи семени, заполняющего нутро. Мэверик вздрогнул, дернулся, пытаясь соскочить с члена, пока узел не достиг максимального размера, но муж удержал его, крепко обняв. — Ну что ты, Мэв, хороший мой, все в порядке, — хрипло зашептал Бертрам. — Чего ты испугался, куда бежишь? — альфа ласково поцеловал его в лоб. На Мэверика накатило чувство паники, он дышал поверхностно и прерывисто, взгляд широко раскрытых глаз бесцельно метался по потолку, болезненная дрожь прошивала тело от шеи до копчика. — Мэв, расслабься, ты чего? — уже чуть обеспокоено пробормотал Бертрам, покрывая лицо омеги короткими поцелуями. — Тебе больно? Я знаю, мы не часто с узлом, но в течку ты всегда хорошо его принимал. Мэверик отрицательно помотал головой, отвернулся и закусил губу. Его мутило. Он вообще никогда не любил, чтобы в него кончали — было противно, и он ничего не мог с собой поделать. За все годы так и не привык, поэтому чаще всего они занимались сексом в презервативе, несмотря на противозачаточные препараты, которые Мэверик регулярно принимал. «Ты брезгливый, как бета», — ворчал временами Бертрам. Да, Мэверик во многом напоминал бету даже самому себе: пунктуальный трудоголик, прагматик, с довольно прохладным темпераментом и аналитическим складом ума. Ему не свойственна была страстность и романтичность, а любви, по внутреннему ощущению, хватало лишь на двоих людей — себя и мужа. — Я… мне надо в душ, Берт, пусти, — едва сохраняя спокойствие в голосе, проговорил Мэверик, когда узел опал, и член альфы, наконец, покинул тело. Бертрам, успевший задремать, обнимая его, с неохотой разжал руки и сдвинулся чуть в сторону. Зубы Мэверика выстукивали чечетку, конечности заледенели, а колени подрагивали. Он заперся в ванной и тут же осел на теплый кафельный пол, обхватив себя руками. Но просидел так не долго: слишком мерзко было ощущать, как из все еще раскрытого ануса вытекает смазка вперемешку со спермой. Он чувствовал себя грязным и использованным, и не понимал почему, откуда брались эти темные, разрушающие сознание эмоции. Мэверик долго тер себя мочалкой, стоя под теплыми струями, а потом сменил насадку на душе и, поморщившись, промыл еще и изнутри. И все это время он пытался себя убедить, что в произошедшем нет ничего плохого, ведь это — его муж, которого он, несомненно, любит, и все это для него. Мэверик думал, что сможет, ради Бертрама сможет переломить себя, но сейчас уже ни в чем не был уверен. Оставалось только надеяться, что зачатия не произошло.***
Через месяц Мэверик с ужасом сжимал в пальцах тест с положительным результатом. Он думал, что смирился, но осознание того, что внутри развивается жизнь, принесло только отвращение и страх. Мэверик со всей ясностью понял, что не может и не хочет переступать через себя в угоду чужим желаниям. Стоило только представить, сколько боли, неудобств, колоссальной ответственности свалится на его плечи, как хотелось выть от отчаяния. Мысли Мэверика метнулись к возможности аборта. Времени для этого было еще достаточно, быть может, удастся даже отделаться единоразовым приемом какой-нибудь таблетки, провоцирующей выкидыш. Но Бертрам… Мэверик не мог так поступить с мужем, не мог не поставить того в известность. Они десять лет прожили в счастливом браке, и альфа успел стать для него по-настоящему родным существом. Не сказать ему о таком может расцениваться не иначе как предательство. Ну а если сказать, Бертрам не допустит аборта. К тому же, без его письменного разрешения ни в одной официальной клинике никто не согласится провести операцию. Этот дурацкий, дремучий закон все еще действовал в их стране, и с ним приходилось мириться. А вот таблетки можно было заказать по сети с международной доставкой, но идти они будут несколько недель, к тому же, неизвестно, подействуют ли в итоге. Мэверику нужен был совет, но обратиться было не к кому. Бежать к психологу? Да смешно же! А омеголог уже года три твердил ему на каждом осмотре, что пора задуматься о ребенке. Пойти к Сэму? Тот тоже начнет его убеждать, что все в порядке, еще и поздравит. Он один. У него никого нет. Никто не поймет. Никто не поможет. И эта тварь будет расти внутри него, пожирать, выпивать жизнь, а когда выберется на свет — станет только хуже. Головная боль на все оставшиеся годы. О работе можно будет забыть, и все планы пойдут прахом, что бы там Бертрам ни говорил. Нет, нельзя этого допустить. Надо избавиться от ублюдка, пока не поздно! Мэверик с силой несколько раз ударил себя кулаком по животу и стиснул зубы. Он найдет способ спасти свою жизнь: нормальную, размеренную, тихую, счастливую жизнь, в которой нет места детям. И сделает все так, что Бертрам даже не поймет и никогда не узнает о спровоцированном выкидыше. Сунув тест и упаковку от него в сумку, Мэверик уехал на работу, и уже к вечеру того же дня его немного отпустило. Теперь было просто страшно, очень страшно и как-то тоскливо. Ощущение беспросветного одиночества, навалившееся на него утром, никуда не ушло, и к нему добавилось понимание того, что если он обманет Бертрама, то самому себе простить этого никогда не сможет, ведь ближе мужа у него никого нет. С родителями Мэверик не очень ладил и никогда не делился своими переживаниями ни с отцом, ни с папой. А Сэм… Сэм давно хотел ребенка, еще лет с двадцати начал об этом говорить, а теперь отцовство и вовсе стало его главной мечтой. Но с мужчинами ему не везло, и он по-прежнему был один. Он будет рад услышать о беременности Мэверика, а об аборте и думать запретит. Мэверик и сам пытался запретить себе даже вспоминать о сегодняшней утренней истерике. Это было на него так не похоже. Он ехал домой и размышлял, как лучше подать эту новость Бертраму. Как донести до него свои страхи, как объяснить? Сейчас, на спокойную голову, Мэверик понимал, что если сильно захочет, то сможет настоять на аборте, но это будет стоить ему брака. Бертрам подпишет разрешение, но сразу после этого, без сомнения, уйдет. И та счастливая жизнь, которую Мэверик так стремился сохранить, рухнет. Стало быть, пути у него только два: выносить и родить ребенка, которого он уже сейчас ненавидит, исключительно ради мужа и для него, или же избавиться от плода сейчас и собственноручно разрушить замечательные, проверенные годами отношения. Какие же плюсы и минусы в том и ином случае? При первом варианте Бертрам несомненно останется с ним, более того, он будет счастлив, но сам Мэверик счастлив уже точно не будет. Ему придется сломать себя, полностью измениться и подстроиться под это существо, которое вклинится между ним и мужем. Никаких больше посиделок допоздна за просмотром сериалов, никаких дальних полудиких путешествий, ресторанно-барных вылазок на выходных, настольных игр в большой компании друзей, спокойного чтения книг в дождливый день и много-много других замечательных вещей, которые есть сейчас в их жизни. Словом, никакой больше свободы. При втором варианте развития событий Мэверик остается один, и это было ясно без всяких «но». А плюсы? Ну, свободы и независимости у Мэверика будет хоть отбавляй. Но будет ли ему так же интересно смотреть фильмы, куда-то ездить и что-то делать одному? Нет, не будет. Каким бы независимым Мэверик себе ни казался, но вся его жизнь была завязана на Бертраме. Мэверик сжал руль до побелевших костяшек. В носу защипало: слишком живо он представил себе, какой пустой стала бы его жизнь без любимого мужа. «Только для него, я сделаю это только для него», — твердо сказал он себе, поворачивая к дому.***
Сказать, что Бертрам был счастлив, узнав о беременности Мэверика — ничего не сказать. Глядя в его сияющее лицо, Мэверик думал, что сделал правильный выбор. Правда, когда муж немного успокоился, перестав его тискать и зацеловывать, омега все же поделился с ним своими переживаниями. В гораздо более мягкой форме, чем они вырисовывались в его мозгу, конечно, и многое не договаривая, но все же. Он боялся, что если не сделает этого, то его вновь захлестнет волна отчаяния. — Мэв, все у нас будет замечательно, — крепко обняв его, сказал Бертрам. — Мы же вместе, и мы не юнцы какие-нибудь, у которых ничего за душой нет, кроме вороха проблем. Мы подберем лучшую клинику и самого хорошего врача, которого только сможем найти, сходим на какие-нибудь курсы для будущих родителей, прочитаем кучу важных книжек по воспитанию, — он фыркнул, целуя мужа в макушку. — Уверен, у нас получится стать вполне сносными родителями, не хуже других. — А роды? Ты как-то упускаешь тот момент, что мне придется произвести на свет создание, размером с бутылочную тыкву! Я сдохну там, Берт! Я просто умру и все! — Ну что за ужасы ты себе напридумывал, родной? Сейчас и обезболивают, и процесс ускоряют: ты толком и испугаться не успеешь, как все закончится. — Я понимаю, что ты хочешь меня успокоить, но это звучит слишком уж нереалистично, — насупился Мэверик, прижимаясь к его теплому боку. — Только полостная операция, — вдруг заявил он. — Пусть разрежут и достанут этот кабачок-мутант, а потом быстро зашьют. И все это под общим наркозом. Вот тогда я точно не успею испугаться. — Зачем тебе лишняя операция? Потом полгода восстанавливаться будешь, еще и ребенка нельзя будет кормить. Давай пока не будем принимать такие решения, а? Для начала хотя бы надо к врачу сходить, сдать анализы, сделать ультразвук, убедиться, что все идет нормально. Там и проконсультируемся по всем интересующим тебя вопросам. Уверен, что после этого многие твои страхи развеются. — Не знаю, — задумчиво протянул Мэверик. Помолчал, а потом вдруг очень тихо произнес: — А что если я не смогу его полюбить? Никогда не смогу, понимаешь? Я детей всю жизнь терпеть не мог, да даже когда сам еще ребенком был! Мне все говорят, что свой — совсем другое дело. Но что если нет? Если никакие инстинкты не проснутся, и он будет казаться мне чужим, таким же раздражающим и нелепым, как и все они? — Я не думаю, что ты сможешь считать чужим того, кого почти год будешь носить под сердцем, — очень серьезно ответил Бертрам. — Но, если вдруг это все же произойдет, я буду любить его за нас двоих, ты только не делай ему больно, как… — он осекся: эту тему они редко поднимали. — Я этого и боюсь, — прошептал Мэверик. — Наверное, больше всего я боюсь стать таким родителем, как мой папа. Это сейчас он строит из себя заботливого и ноет о внуках, а раньше… — Я знаю, Мэв. Давай не будем об этом. Не нужно вообще об этом думать, потому что ты никогда не станешь, таким как он, даже не сомневайся. Верь в себя и верь в нас. — Закончим на такой ванильной ноте? — хмыкнул Мэверик, чтобы как-то разрядить обстановку. — Закончим? По-моему, для нас все только начинается! Ты представь, сколько всего интересного впереди! Первая улыбка, первые шаги… — Ну-ну, первая бессонная ночь, нет, первый год бессонных ночей, а потом все придется прибивать к потолку, — мрачно перебил его Мэверик. Бертрам широко улыбнулся и потянул его за собой в сторону спальни. — Никогда не думал, что ты такой пессимист! Вот увидишь, когда наш сын впервые скажет «папа» и протянет к тебе свои маленькие ручонки, ты точно растаешь и будешь любить его больше всего на свете! — До этого момента еще дожить надо, да и вряд ли я буду любить кого-то больше тебя, — буркнул омега, позволяя себя раздевать. — Ты будешь любить нас одинаково, — весело ответил Бертрам и чмокнул его в нос. — Иди ко мне, хочу сделать будущему самому лучшему папе очень и очень приятно. — Ой, вот только не надо меня заранее «папой» обзывать: это мерзко, — скривился Мэверик, но охотно ответил на последовавший за этим поцелуй. Нет, все переживания и страхи не ушли после этого разговора, но как же Мэверик был рад, что сделал шаг именно в этом направлении. Он поступил правильно, теперь он был уверен в этом. Ничего, он потерпит неудобства, а дальше… может, все и правда будет не так плохо, как он себе представляет?