#
Она совсем не идеальная. Не такая, какой ей положено быть. Юнги каждый раз удивляется, точнее она его удивляет постоянно. Между ними взаимное «Эй, съешь сегодня что-нибудь посущественней дешёвого кофе из автомата» тихим шёпотом поверх одеяла и «Возьми и толстовку тоже, куколка, сегодня холодно» мысленно-хрипло из-под подушки. Вечно опаздывающая по утрам, она, не глядя, натягивает первую попавшуюся под руку (его) футболку и уносится по своим делам, оставляя на прощание лишь воздушный поцелуй, солнечную улыбку, аромат влажных волос и мужского шампуня: Юнги поначалу долго не мог понять, почему он так быстро заканчивается, а потом сообразил и купил ей отдельный флакон чего-то фруктового или ягодного — уже и не вспомнить; Юнги ни разу так и не почувствовал на ней тот запах. Худи всё ещё свешивается со спинки стула безвольной медузкой, но краем глаза замечено, что с дверцы шкафа пропадает белое пятно кардигана-«травки».#
Пока Юнги сутками пропадает в студии, за рабочим столом с завидным упорством ею наводится порядок — чистые листочки отдельно от исписанных, кучка смятых в комочки черновиков, карандаши и ручки — в стаканчик. Жалкое подобие порядка, конечно, но Юнги благодарен за это деликатное и самое минимальное вмешательство в своё рабочее пространство. (Никому другому не простил бы от слов «убить на месте».) — Заеду к сестре после работы, вернусь к позднему ужину, — голосовую почту Юнги проверяет далеко за полдень. Работа закончена и сдана, усталость после четырнадцатичасового сна отошла на третий план, голод приглушен наспех смазанным джемом толстом. Остаток одинокого выходного Юнги решительно тратит на уборку, — кажется, эта же участь поджидает всех, чьи выходные выпадают на середину недели, — и, перебирая вещи для стирки, Юнги не досчитывается одной из своих футболок. Уже в который раз. Самое смешное, что это совсем не раздражает. Пусть хоть все перетаскает. И толстовки тоже. (Только не ту чёрную с огненной надписью на груди.) В конце концов, гранж этой куколке подходит больше кружев и рюш.#
Готовить они оба не умеют или делают это из рук вон плохо, поэтому вечерние вылазки за едой из романтики плавно перетекают в жизненную необходимость. «Бытовуха убивает чувства, — говорит она однажды, — но эта курочка терияки так вкусно выглядит, Юнги-я. Возьмём её на ужин?» Настроение пофилософствовать сегодня в глубокой спячке, и, конечно же, Юнги соглашается. Уже дома, с интересом наблюдая за уничтожением курочки, Юнги прикидывает, чего ему будет строить эта порция в тренажёрке или танцзале. По-любому выходит, что многого. Кусок в глотку перестаёт лезть совсем. Юнги завидует. Завидует по-чёрному своей девочке. Не потому что она, сидя напротив, аппетитно уплетает птицу в соусе, не переживая о паре лишних сантиметрах в талии, а потому что это что-то в её голове. Там нет страхов, нет боязни осуждения — ничего из того, что у Юнги крутится в мыслях постоянно — только светлое и ровное спокойствие, уверенность в себе и своих силах. Штамп <Запрограммировано на успех>. Маленькая, но очень сильная куколка. Юнги чувствует себя слабым рядом с ней и по сравнению с ней.#
Зимой Юнги старается звонить чаще, особенно когда задерживается в студии дольше обычного — банальное беспокойство. Темнеть начинает уже к шести вечера, а с работы она возвращается в половину восьмого — Юнги быстро привыкает развлекать её разговором те двадцать минут, что занимает путь со станции до двери в их квартиру. В трубке Юнги слышит щелчок замка и шорох снимаемого пальто. Прикрыв на минуту уставшие от мониторов глаза, он чувствует, как на её (его) большом шарфе обращаются водными брызгами налипшие снежинки. — Я собираюсь пойти в ванную, Юнги-я, ты со мной? — Посмеиваясь, предлагает она, заставляя Юнги тихо хихикнуть. Знает ведь, что работы по горло, дразнится ещё, заранее зная ответ. Вот же черто... куколка. Наутро простыни пахнут ею и шампунем Юнги, немного теплом и солнечным светом, пробивающимся из щелки между штор, которые с вечера было ну очень лень задёрнуть. И Юнги, в общем-то, совсем не против побыть слабым ещё немного.