Приручить

      – И вот, я – Мэттью Даддарио, а вот мои руки, да мои руки, мои руки, которыми я разговариваю также, как и своим большим ртом. Я всегда использую свои руки, чтобы Вам было понятно, что я хотел сказать! Итак, внимание – мои руки! – Доминик Шервуд, откинув характерным жестом с глаз свою длинную челку, в очередной раз прикалывался над брюнетом, ведь руки – и, правда, всегда иллюстрируют его речь. Британец все время подкалывает его, используя все возможности зацепить руки Даддарио в любой беседе, спародировать и заставить его смущаться. Доминик вообще еще тот задира. Своим острым язычком так и норовит пройтись по Даддарио лишний раз. И не то чтобы Мэттью против, наоборот, ему льстит внимание Доминика и эти игры на гране флирта, потому что от них у него замирает низ живота, и улыбка сама появляется на лице. На блондина же невозможно злиться. Он слишком милый, этот британец. Но проучить его точно стоит. Уж слишком долго Дом нарывался.       Вечером после съемок Мэтт предлагает ему пойти в один бар, где готовят сносную пиццу, и можно выпить по кружке пива. День был тяжелым и напряженным – нужно расслабиться хоть немного. Они приходят как раз в то время, когда все в стельку, и атмосфера в баре наполнена чем-то томным, располагающим к разговорам и обсуждению душевных тем. Доминик сразу берет им выпить, пока Мэтт листает свое меню и выбирает лучшую пиццу. Официантка – милая веснушчатая девчонка лет восемнадцати бросает на него откровенно страстные взгляды, а Шервуд хмурится как- то резко и вдруг торопит ее с заказом. Девчонку сдувает, как будто ветром, а Мэттью решает взять ситуацию в свои…..руки.       – Пойдем, потанцуем, – вдруг предлагает он, когда в динамиках раздается Lara Fabian – «Meu Grande Amor».       – Что?! Серьезно? – блондин едва ли не давится пивом, когда Мэтт, соскочивший с барного стула, лукаво смотрит ему в лицо. Надо же, оказывается чью-то самодовольную британскую задницу можно легко смутить. Взгляд сразу как у олененка Бэмби, и ресницы задрожали. Мэттью чувствует себя удавом, решившим поужинать пушистым кроликом. Это чувство неожиданно очень нравится ему, как и смущение Доминика. Так сексуально и так невинно. Вытащив все еще глубоко офигевшего Шервуда за руку на танцпол, Даддарио прижимает его к себе, сразу заняв место ведущего партнера в танце. Растерянный Шервуд повисает на нем как панда, неуклюже переставляет ноги, чем только сильней заводит внутреннего удава Мэттью. Тот лишь довольно урчит, ощущая, как дрожит тело британского мачо в его руках.       – Расслабься, друг мой, – Мэтт выдыхает на ухо Доминику, от чего тот дрожит ощутимее в его руках. В полутемном пабе все парочки жмутся друг к другу под эту песню, целуясь с недюжим энтузиазмом. Даддарио пока ограничивается тем, что удобно укладывает руки поверх талии Доминика, бессовестно пользуясь разницей в росте, зарывается в светлые пряди носом и прикасается к ним губами. Сердце у Шервуда так сильно бьется , что может выскочить из груди и проломить им обоим ребра. Голос Фабиан надрывно взывает к вечной любви, и они качаются посреди зала из стороны в сторону, потому что контакт тел важнее каких-то па. Доминик утыкается Мэтту в шею, чтобы укрыть от него глаза. Если Даддарио в них посмотрит – он там увидит все то, что Шервуд скрывать пытается от себя, не то что от парня его мечты, который решил окончательно свести с ума Дома этим внеплановым странным танцем. Тело выходит из-под конроля. Желание прижиматься и аж мурлыкать от счастья в чужих руках накрывает полностью с головой. Грудь Даддарио идеальна, он пахнет солью, лимоном, мятой, а его руки для Шервуда - чертов кинк. Сильные и красивые, с развитой мускулатурой, но в меру тонкие и рельефные, с широкими ладонями, длинными пальцами – чувствовать их на себе хочется постоянно. Словно угадывая все мысли, Мэтт гладит Шервуда по спине медленно, чувственно, забирается пальцами под футболку, где гладкая кожа пылает жаром. Губы британца пересыхают, он их близывает опять, жмурится счастливо и удивленно. Он дышит словно загнанный зверь, потому что Мэттью решил его доканать, передвинув ладонь еще ниже на поясницу.       – Ты что-то имел против моих рук? – Мэтт снова шепчет блондину в ухо, отняв ладони на краткий миг.       – Верни обратно, – Дом отрывается от его шеи и поднимает свои глаза, в которых Мэтт тут же видит все, что он хотел бы там сейчас видеть, только, пожалуй, намного больше. Там просто бездна разных эмоций – от обожания до стыда за то, что чувствует к нему это. И восхищение, и надежда, и предвкушение дальнейших действий. Мэтт улыбается, как кот чеширский из сказки Кэрола про Алису, и возвращает руки на место – прямо на задницу Доминика, опять зарывшись ему в макушку. Кажется, кролика приручили – удав довольно в клубок свернулся.