Как ей идёт чёрный цвет

Жить у Наташи — невыносимо. Джеймс жалеет, что она отговорила его от криокамеры. Наташа заботлива и внимательна ровно настолько, чтобы чувствовать себя калекой, но очень самостоятельным. Она шутит непринуждённо, с мягкой улыбкой, но глаза у неё грустные и от этого всегда мерещится двойной смысл даже в безобидной фразе. Она уверена, что Джеймс ничего не помнит — и больше не заговаривает об этом ни разу. Наташа часто уходит на миссии. После Берлина к ней не применили никаких взысканий, и она продолжает работать. Иногда на ней костюм Чёрной Вдовы, иногда — пиджак и юбка-карандаш; бывает, что по одежде и не понять, куда собралась Наташа — на миссию, на встречу с друзьями или за хлебом. Сегодня случается редкое: она уходит из дома вечером, сверкая бриллиантами, набросив тонкий шифоновый шарф на длинное чёрное платье. Тонкие бретели, открытая наполовину спина, шелестящий гладкий шёлк. Высокие каблуки, тонкие, как стилеты. Жить у Наташи — невыносимо. Ещё и потому, что в её ноутбуке слишком много странной русской музыки, которую всегда можно послушать, оставшись в квартире наедине с недосказанностью и пытаясь открыть одной рукой бутылку. Всё это не лечится, поверь. Выдыхай... Известны симптомы все. Осталось чуть-чуть, И я ничуть не шучу. И, если можешь, терпи Эти холодные дни, Где-то пересидеть… Можем сбежать и страдать, Или прожить и забыть. *** Её зовут Наталья. Она похожа на красотку с пин-ап картинок: пухлые губы, большие зелёные глаза, рыжие кудри, приятная фигура, ненастоящая наивность и радость на лице. Но Солдат знает, что у неё не меньше секретов за душой — если, конечно, у кого-то из них есть душа. Оба ведь не более чем марионетки КГБ, две безвольные управляемые куклы, безупречно сделанные лучшими мастерами своего дела. Зимний Солдат и Чёрная Вдова. Ниточки дёргаются — и они встречаются, раскланиваются, и рука Натальи в тонкой мягкой перчатке берёт его под металлический локоть. Над Москвой идёт снег, мелкий и блестящий, как резаный в крошку целлофан, и деревья у Большого театра унизаны яркими гирляндами огоньков. Это первый вечер совместного задания, самое начало слежки за неугодным кандидатом в президенты соседней страны. Он станет одним из тех, кто запомнится Зимнему Солдату навсегда; но это будет только к сырой и слякотной весне. Им придётся держать его на прицеле с декабря по март, но они ещё не знают этого, сидя на балконе театра. Ей чертовски идёт чёрный цвет. Настолько, что Солдат даже не может сделать ей выговор за то, что Наталья наблюдает не за целью на соседнем балконе, а за партией Одетты. Она приоткрывает губы, задерживая дыхание, что-то бормочет шёпотом, и это отвлекает. Солдат бросает на неё взгляд. Второй. Тонкие бретели. Открытая наполовину спина. Шелестящий гладкий шёлк. Платье — как змеиная кожа, скрывает гибкую силу и смертельную угрозу, и делает это так условно, что Зимний Солдат сам начинает отвлекаться. Прозрачный шифоновый шарф ползёт с плеча Натальи, рыжие локоны рассыпаны по прямым и ровным лопаткам. Полуживое сознание рисует Солдату по деталям и намёкам её обнажённое тело, но он помнит, что между ним и Натальей должны быть только рабочие отношения, и почти без труда сосредотачивается на цели. После балета они возвращаются в съёмную квартиру. Солдат молча уходит в свою комнату, снимает смокинг и перчатки, распускает собранные в тугой хвостик волосы. Можно расслабиться до утра — но голос Натальи зовёт из соседней комнаты: — Помоги мне, Солдат. Он бездумно направляется к ней, оставляя открытыми двери, и видит, как Наталья перекидывает на левое плечо рыжие локоны, стягивает вечерние перчатки и бросает их на прикроватную тумбочку. — Молнию заело, — говорит она безразлично, поворачивается спиной, и Солдат берётся правой рукой за тонкий маленький замочек, тянет его вниз. Он идёт как-то слишком легко, открывает всю спину — ровную, с мягко обрисованными мышцами, точно такую, как он представлял себе в театре. Солдат медлит, рассматривая спину Натальи. Проводит указательным пальцем левой руки вдоль её позвоночника, от самого затылка, и даже металлической рукой чувствует лёгкую мимолётную дрожь. От неё что-то вдруг ёкает внутри. Никто не знает, как ведут себя марионетки, когда кукловоды убирают их в ящик после представления. И Зимний Солдат цепляет тонкие бретели пальцами, синхронно и плавно, тянет их в стороны, спускает с точёных плеч Натальи, и она сама освобождает от них изящные по-балетному руки. Её чёрное платье, такое узкое, тут же с шелестом соскальзывает на пол. Хочется иметь две живых руки, ощущать обеими бархатный жар её спины, так же полно, как глубокий поцелуй, от которого не хватает кислорода, как прикосновения её резких нетерпеливых пальцев, освобождающих от тесной рубашки и дурацких брюк. Наталья тянет его на кровать, как в омут — и Солдат идёт за ней, не в силах разорвать ядовитый дурманящий поцелуй. Она горит под ним, отзываясь на каждое прикосновение вся, обжигает губами шею, будто он — настоящий, будто его можно любить. Наталья заставляет Солдата чувствовать себя живым: когда обнимает его длинными сильными ногами, стонет, запрокидывая подбородок, царапает плечи и спину короткими ногтями, когда металлические пальцы холодят кожу и она тихо смеётся, когда она содрогается всем телом без фальшивых вскриков — только судорожно и сладко выдыхает, долго и горячо. *** И ходишь, будто во сне, Но не можешь спать. И знаешь, кто виноват, Но нет сил признать. И сутками напролёт Не гасишь в доме свет. Закрываешь глаза И считаешь до ста. Ты выпил всё, что горит, Съел всё, что смог достать. Но всё равно не забыл, Как ей идёт черный цвет… Наталья возвращается поздно. Джеймс не встаёт со стула на тёмной кухне и не снимает наушники. Слушает песню на повторе, наблюдая за мелькающей в дверном проёме тенью краем глаза. Лёд в недопитом виски давно растаял. Ей чертовски идёт чёрный цвет, и Джеймс помнит это, но не хочет признаваться. Он зря считал себя живым. Он больше не причинит ей боли. Он не шевелится, пока Наташа не окликает его, выдёргивая из оцепенения: — Джеймс, помоги мне, — просит она, входя, и Джеймс выключает музыку. — Молнию заело? Это слетает с его губ быстрее мысли. Он даже не успевает обругать себя. Наташа подходит к Джеймсу. Её улыбка подрагивает, и она поворачивается спиной. Придерживает ткань, пока замочек слишком легко идёт вниз. Левую бретельку она стаскивает сама, и чёрное узкое платье с шелестом соскальзывает на пол.