Вольность

– Кто ты и почему ты спишь в моей постели? Голос был весёлым, а тело, придавившее Кларка к кровати, – горячим. Забраться в постель Брюса Уэйна и уснуть там, не дождавшись хозяина, – ужасная вольность. Обычно Кларк вёл себя гораздо приличнее и не засыпал, пока Брюс не вернётся домой. С другой стороны, Кларку можно было вести себя, как угодно, и чувствовать себя как дома: Брюс лично ему всё разрешил, когда выдал ключи и коды от охранной системы особняка. Кларк тогда с трудом удержался, чтобы от радости не взмыть «свечкой» в стратосферу. И Брюс же наотрез отказался выделить Кларку собственную комнату, хотя комнат в его аквариуме, в общем-то, хватало. Кларк мог бы объяснить Брюсу всё это и ещё немного больше, но Брюс явно был совершенно не расположен выслушивать его ответ. Во всяком случае, вербальный. Три часа утра – неподходящее время для подколок и перепалок, особенно когда можно найти занятие поинтереснее. Супермен черпал силу из солнечного света, а Бэтмен, похоже, из ночной темноты. Иначе Кларк не мог объяснить, почему последний так бодр после возвращения с дежурства, которому вроде как полагалось утомлять и выматывать. От Брюса пахло шампунем и гелем для душа. Одеться он не потрудился и своих желаний не скрывал. В то время, когда всем приличным людям положено хотеть спать или видеть десятый сон, Брюс хотел его, Кларка, и осознание этого сносило крышу почище, чем ощущение от первого полёта. Прежде чем Кларк успел опомниться и окончательно проснуться, его руки оказались вытянуты над головой и крепко прижаты к подушке, а его шею начали покрывать поцелуями и лёгкими укусами. Головка члена Брюса упиралась в поясницу Кларка, и Кларк выгнулся, чтобы потереться об него, обозначая недвусмысленное согласие с ситуацией. Брюс с силой вдавил его в кровать, намекая, что сейчас следует лежать и не дёргаться. Кларк без труда мог бы вырваться, но зачем, если он находился именно там, где хотел, и получал именно то, на что надеялся и рассчитывал? Засыпая, он мечтал о том, что случится, когда Брюс вернётся, и вот теперь его чаяния сбывались. Брюс всегда так откровенно наслаждался его телом, что было бы грешно лишать его этой возможности, особенно зная, что в итоге Кларк не останется внакладе. Оставалось лежать смирно и постанывать, пока Брюс ласкал его спину губами, периодически пуская в ход зубы. Они оба обожали долгие прелюдии, если время позволяло. Когда Брюс перебрался с него на постель, Кларк уже весь пылал и мысленно умолял его сделать что-нибудь посерьёзнее, но молчал, зная по опыту, что торопить Брюса совершенно бесполезно: колодец его терпения был поистине неисчерпаемым, и иногда это изрядно бесило. Кларк приглашающе приподнял задницу, Брюс рассмеялся и вполне чувствительно укусил подставленную часть тела. Кларк обиженно засопел. – Не ворчи. Брюс всё ещё веселился, и Кларк уже готов был перейти к протестам и борьбе за свои права в активной форме, когда его остановило всего одно прикосновение языка. Брюс определённо знал, как его трогать и что предложить, чтобы Кларк окончательно потерял способность ворчать и связно мыслить. Приподнятая задница оказалась очень кстати, но Брюс дополнительно придержал его за бёдра, раскрывая, вылизывая и уже не отвлекаясь на насмешки. Начав с лёгких поверхностных ласк, он постепенно проникал всё глубже, заставляя сопротивляющиеся мышцы сдаваться под напором умелого языка. Кларк обожал это – чувствовать, как его тело уступает Брюсу, подчиняется, принимая всё, что тот хочет ему дать. С Брюсом он мог отпустить себя и просто наслаждаться процессом, стонать и извиваться, не думая о том, как это смотрится со стороны. Брюс давно отучил его стесняться себя и своих желаний. К языку присоединились пальцы, длинные, чуткие, понимающие потребности Кларка и управляющие его ощущениями. Кларк окончательно поплыл. Брюс отстранился на мгновение, чтобы поставить его в коленно-локтевую и добраться до члена. Кларк покачивался, насаживаясь на растягивающие его пальцы и подаваясь во влажный от его собственной смазки кулак. И непрерывно постанывал, совершенно этого не осознавая. Он слышал только голос Брюса, произносящий его имя, и кончил, пытаясь позвать его в ответ. Ноги и руки не держали, и он позволил себе упасть ничком, уткнувшись лицом в подушку, и просто лежать, восстанавливая дыхание, пока Брюс возился рядом, вытирая простынёй губы и испачканную спермой руку. Потом Брюс вытянулся вдоль тела Кларка, прижавшись к нему и гладя раскрытой ладонью от затылка до копчика. – Так хорошо? – Ммм, да. А теперь хочу тебя. Кларк собрался с силами и перевернулся на спину, чтобы наконец-то видеть Брюса, а не только чувствовать. Где бы Брюс ни провёл начало этой ночи, это не оставило на нём никаких следов. Ни ссадин на теле, ни синяков на лице, ни сбитых костяшек пальцев. Проверять такие вещи давно вошло у Кларка в привычку. Он терпеть не мог, когда на Брюсе появлялись метки, которые не были делом его рук и зубов. Когда речь шла о Брюсе, Кларк становился настоящим собственником, и ещё он по-настоящему ненавидел, когда Брюсу было больно, каким бы сильным и терпеливым человеком он ни был. Брюс улыбался ему, довольный, возбуждённый. Желающий его. Кларк поднял руку, трогая эту улыбку, и Брюс прикусил кончики его пальцев. Брюса очень хотелось трогать, но он снова прижал его вытянутые руки к кровати над головой, однозначно давая понять, что сегодня Кларк принимает ласки, но не ласкает сам. Кларк покорно прикрыл глаза и развёл шире колени полусогнутых ног, соглашаясь с тем, что его очередь наступит в следующий раз. Смотреть на Брюса, наблюдать, как меняется выражение его лица, и одновременно ощущать проникновение, когда головка направляемого рукой члена проскальзывает в растянутый влажный анус, – сейчас Кларку этого было достаточно. Кларк любил продолжать после первого оргазма, когда его расслабленное тело легко принимало член Брюса и отзывалось на давление глубоко внутри новой волной возбуждения. Второй раз он мог кончить только на члене, без рук, и такой оргазм оказывался ещё полнее и слаще. Брюс крепко и уверенно держал его за бёдра, двигался, меняя темп и угол, снова вставший член Кларка истекал смазкой. Кларк запрокинул голову и вцепился в изголовье кровати, давая Брюсу вести, отдаваясь ему. Брюс никогда не жадничал и всегда отдавал не меньше, чем получал. Они давно уже не говорили словами, как им хорошо вместе, всё становилось понятно по тому, как их тела устремлялись навстречу друг другу. Самым сложным для Кларка было выплыть из марева экстаза и не пропустить момент, когда Брюс наконец-то полностью отпускал контроль. Иногда он думал, что именно ощущение того, что у Брюса тоже рвёт крышу от их секса, и выталкивает его за грань, заставляя кончать, даже не прикоснувшись к себе. И тяжесть тела Брюса, который падал на него, всем весом вдавливая в матрас, не церемонясь и не сдерживаясь, когда Кларк сжимался на его члене. Обнимая его содрогающееся тело, принимая его сперму и последние хаотичные движения внутри, Кларк каждый раз заново осознавал, как же им обоим повезло. И была ещё одна очень важная вещь: Брюс, который гораздо уютнее чувствовал себя в темноте, никогда не задёргивал шторы, каждое утро позволяя восходящему солнцу заливать спальню, потому что Кларку нравилось нежиться под его лучами.