Дорога из листьев

Перелет был тяжелым. Восемь часов до Варшавы, три часа на пересадку и еще два в пути до Санкт-Петербурга вконец вымотали Шанту. Ожидая в очереди на паспортный контроль, она без сил прислонилась к пластиковой перегородке, мысленно погрузившись в сладкие мечты о горячей ванне и мягкой постели в гостиничном номере. Увы, мир вновь стал больше, а путешествия — тяжелыми с тех пор, как Рейстлин перестроил Пелену. По сути, единственным реальным способом быстрого перемещения оставались лишь Врата Смерти, но сеть этих артефактов была крайне скудной, работала ненадежно, а множество Врат были отключены, повреждены или вовсе находились под контролем остатков Длани. — Ваши документы, пожалуйста! — резкий голос офицера вырвал ее из забытья. Она извлекла паспорт из черного кожаного чехла и протянула через окошко. — Цель прибытия в Россию? — Просто туристическая поездка. Как будто ничего не было. Словно бы всеобщая война на истребление оказалась просто дурным сном, каким-то жутким наваждением. И не летели тысячи межконтинентальных ракет со своим страшным грузом в обоих направлениях, а миллионы людей — не отправлялись в ничто, сметенные адским пламенем аннигиляции. Шанта огляделась вокруг, и внезапно осознала: все не так. Мир изменился, в одно мгновение оказавшись за невидимой чертой, отделяющей полную надежд и стремлений цивилизацию от охваченного ужасом скопления людей, которые больше не являются одним целым. Какими бы ни были истинные цели Длани, эта организация все же смогла добиться одного: ткнула человечество носом в невероятную хрупкость собственного бытия. Реакция не заставила себя ждать, и своей каноничностью могла бы служить прекрасной иллюстрацией для учебника клинической психологии. Реакцией оказалось повальное отрицание. Практически каждый, чтобы обуздать растущий внутри безотчетный ужас, изо всех сил изображал, что все по-прежнему, и на первый взгляд такое поведение казалось вершиной искренности. Да только стоило присмотреться внимательнее, и пластиковая маска нарочитой беспечности разваливалась на куски, обнажая искаженное страхом и невыносимой тревогой лицо. — Девушка, вы меня слышите? — Простите? — вскинулась Шанта. Похоже, она уже засыпает на ходу. — Я спрашиваю, вы прилетели одна? Без семьи и сопровождения? — Да. Но ведь по закону с пятнадцати лет… — Я вынужден задержать вас. — Офицер поднял трубку телефона. — Миш? Подойди. Да… Шанта Розенфельд. — Что? С каких пор?.. — Шанта сделала слабую попытку изобразить возмущение. — С момента начала войны. Пожалуйста, не спорьте, это не моя инициатива. Сейчас за вами придут. Встрять в историю с первых же минут пребывания на родине — что ж, пожалуй, некоторые вещи и впрямь не меняются. Что ей теперь делать? Бежать? Ей не составит труда устроить местной службе безопасности здоровый получасовой сон. Но это будет означать, что отныне она на нелегальном положении, а это способно серьезно осложнить ей поиски. Шанта отошла в сторону, пропуская остальных прибывающих и застыла в ожидании того, кто за ней придет. Пришел за ней фантастически жирный офицер в капитанских погонах, который тяжело переваливался и шумно выдыхал при каждом шаге. Подойдя почти вплотную, он вперил в Шанту взгляд водянисто-бледных, близко посаженных глаз и скривил губы. Какую эмоцию он хотел этим изобразить, так и осталось тайной, поэтому, помолчав и не дождавшись никакой реакции, он перешел к делу. — Это вы Шанта Розенфельд? Михаил Владимирович Чубчиков, капитан полиции, — представился он гнусавым голосом с хрипотцой, небрежно махнув удостоверением, содержимое которого Шанта разглядеть не успела. — Идите за мной. Они дошли до эскалатора, поднялись на второй этаж и, пройдя по длинному коридору, оказались в маленьком кабинете с мертвенно-голубыми стенами и покосившимися жалюзи на единственном окне. Покрытое плотной пеленой облаков небо за окном заливало помещение тоскливым бледным светом, усугубляя и без того гнетущее впечатление от унылого цвета стен. На столе у окна стоял грязно-белый системный блок, покрытый бурыми пятнами то ли кофе, то ли ржавчины. ЭЛТ-монитор рядом с выгоревшими очертаниями карт пасьянса, похоже, доставили прямиком из музея истории вычислительной техники. Пепельница на краю была переполнена, и несколько окурков лежали прямо на папке с документами — одной из нескольких десятков. Шанта ощутила подступившую к горлу дурноту от запахов курева и застарелого пота, которыми был пропитан кабинет. Капитан с кряхтеньем опустился в раздолбанное кресло, которое отчаянно заскрипело и сплющилось едва ли не вдвое, и кивнул в направлении стула напротив. Шанта, сохраняя молчание, села и вопросительно взглянула в глаза офицеру. Тот всем своим видом демонстрировал, что никуда не спешит, поскольку у него бездна времени. Откинувшись на спинку, что в его положении было явно сопряжено с риском для жизни, он взял со стола одну из папок и взялся лениво перелистывать ее содержимое, время от времени довольно хмыкая. Потом заговорил: — Скажите мне, Шанточка, зачем вы к нам приехали? — Я уже сказала: это просто туристическая… — Нет-нет. Я здесь не заполняю анкету. Мне нужно кое-что выяснить, а у вас очень любопытная биография, моя дорогая. — Он поднес листок ближе к глазам и сощурился. — Насколько нам удалось выяснить, ваша мама покинула страну — тоже, кстати, по туристической визе, — после чего, прибыв в Торонто, попросила там беженского статуса для себя и вас. — Действительно, интересно, — с вызовом произнесла Шанта, — если учесть, что данные о беженцах канадским правительством не разглашаются. — Да, смешно. — Капитан ухмыльнулся и продолжил. — Казалось бы, какие могут быть поездки в страну, где вас… гм… преследовали с угрозой для жизни. В которой все настолько плохо, что ваш батюшка, мир праху его, — капитан Чубчиков, сделав брови домиком, перекрестился, — расстался со свободой и жизнью, лишь бы покончить с существующим порядком. Шанта подавила мгновенную вспышку гнева, продолжая смотреть собеседнику прямо в глаза. Оставалось надеяться на то, что тот не заметил, как ее ногти впились в ладони при упоминании ее отца. Отложив лист в сторону, офицер подался вперед и возобновил монолог. В его голосе прорезались какие-то змеиные интонации, иначе не назвать эту приглушенную размеренную речь с плохо скрываемой издевкой в каждом слове. — Конечно, никаких законов вы этим не нарушаете, дорогая Шанточка. Во всяком случае, законов России. Я даже готов отпустить вас отсюда на все четыре стороны… При условии, что вы честно расскажете мне, к кому конкретно вы сюда приехали. Нет-нет, не надо вранья, прошу вас. Других вариантов просто нет. Родственников у вас тут не осталось, ностальгических воспоминаний — тем более, и вы меньше всего похожи на богатого иностранного инвестора, который с чего-то решил вложиться в нашу промышленность. Зато у вашего почившего батюшки здесь наверняка осталось множество знакомых, а террористическая угроза после недавних событий выросла на порядок. Мы просто не можем позволить гражданам с антигосударственными идеями оставаться без надзора. Демократия демократией, но не жертвовать же безопасностью ради красивых либеральных лозунгов! Шанта задумалась. Постоянной охраны здесь нет или, во всяком случае, не видно. Вырубить его и скрыться? Выборочная очистка памяти пока вне ее возможностей, но хороший электрошок с высокой вероятностью обнулит последние минуты его воспоминаний. Вот только он не один ее видел, да и вообще, судя по всему, ее тут ждали. Пойдя на прямой конфликт с властями, она будет вынуждена скрываться все оставшееся время, и потом еще изыскивать способ покинуть страну. С другой стороны, если она окажется взаперти, все будет еще хуже. Возможно, стоит подождать. Ничего ужасного не случится, если она еще немного послушает его демагогию на тему терроризма и поддержания стабильности. Ему бы агента Бриза в напарники, подумалось Шанте, отчего она не сдержала усмешки. Капитан понял усмешку превратно, и мгновенно сменил тон. — Это гораздо серьезней, чем вы думаете, дорогая моя. Вы полагаете, ваш нежный возраст защитит вас от уголовного преследования? Речь идет о терроризме, и у нас предостаточно оснований подозревать вас в соучастии. За вами по пятам следуют катастрофы с человеческими жертвами, да и просто странные происшествия. Канада, Сирия, Швейцария… Вы везде успели наследить. И вот теперь вы здесь. — Он придвинул к ней чистый лист и положил сверху погрызенную ручку. — Пишите заявление. Могу продиктовать, если вам трудно сформулировать. Откуда ему столько известно? У них изначально не было никаких оснований следить за ней. Если только… — Вы работаете на Длань. — Шанта намеренно обошлась без тени вопросительной интонации. — Ваша организация все еще существует. Одного не пойму: зачем я вам теперь-то сдалась? У вас есть проблемы и посерьезней. — Длань? Не знаю никакой Длани. Я не сектант, я русский православный человек. И в ваших же интересах… Телефон на столе издал резкую трель, заставив Шанту вздрогнуть. Офицер лениво протянул руку и поднес трубку к уху. — Капитан Чубчиков слушает. Да, майор… Да, она здесь. Но нам же сказали… Слушаюсь! Он положил трубку, бросил на Шанту злобный взгляд, и, не говоря, ни слова, сгреб бумаги в папку. Потом поднялся из кресла, которое при этом издало звук, похожий на вздох облегчения, бросил на стол паспорт Шанты, повернулся к окну и буркнул: — Вы свободны. Дорогу к выходу, надеюсь, найдете. Но я еще разберусь, откуда у вас такие знакомства. Шанта не стала выяснять, что заставило его переменить решение. Она просто взяла паспорт, вышла из кабинета и пошла по коридору к эскалатору. Ей владело странное спокойствие. Шанта даже вытянула перед собой руку, чтобы посмотреть, не дрожат ли пальцы от выброса адреналина. Никакого тремора не было и в помине. Похоже, что она и впрямь серьезно изменилась за прошедшие месяцы. Немудрено. Столько раз побывав на краю гибели и приняв участие в опаснейших приключениях, она просто не могла остаться прежней. Наверное, Рейстлин был бы доволен прогрессом своей ученицы, которая за короткий срок научилась сохранять трезвость мышления в критической ситуации и без трепета смотреть в глаза смерти. Но сможет ли она оставаться столь же хладнокровной и действовать рационально, когда в опасности окажется не она сама, а ее близкие? Мама? Шанта не знала, и меньше всего ей хотелось узнать это на практике. Когда она, забрав скудный багаж, умещавшийся в единственном компактном чемоданчике, вышла из здания аэропорта, у входа ее уже ждали двое — они без тени сомнения смогли выделить ее из толпы пассажиров и встречающих. Один — худощавый смуглый мужчина средних лет в кожаной куртке, чьи резкие черты лица и суровый взгляд недвусмысленно сообщали, что у него на пути лучше не становиться. Вторая — невысокая женщина — являла собой разительный контраст со своим спутником. У нее было приятное, слегка округлое лицо, а необычно большие глаза придавали ей почти по-детски удивленное выражение. Но одна деталь была характерной для обоих. Темные, почти черные волосы с седыми кончиками. — Добрый день, Шанта, — обратился к ней мужчина, — меня зовут Богдан. Майор полиции Богдан Островский. А это моя жена Ольга. — Здравствуйте, — протянула ему руку Шанта. — Насколько я понимаю, вы… — Совершенно верно, — суховато улыбнулся Богдан, — мы тоже патрины. У нас нет какой-то единой организации, как у сартанов, но когда возникает нужда, мы помогаем друг другу. — Но откуда вы узнали, что мне потребуется помощь? Откуда вы вообще узнали о моем существовании? Я вам действительно благодарна за вмешательство, но все же… — На сей раз о помощи попросила ваша мама. Мы с ней почти с детства знакомы. А вот вы вряд ли о нас слышали. — Если никто не против, — вмешалась Ольга, заметно нервничая, — предлагаю ехать. А по дороге уже все это обговорим. Пока они шли к припаркованному «Приусу», Шанта, с любопытством поглядывая на патринов, обратила внимание на фрагмент странного ажурного орнамента, который был нанесен на кожу женщины и в районе шеи и выглядывал из-за воротника. Нечто подобное можно было заметить также на ее запястьях. Шанте не доводилось ранее видеть ничего подобного, но ее восприятие, обостренное в результате долгих тренировок с Рейстлином, словно вспыхнуло от силы заключенной в простых черных линиях магии. — Ты никогда не видела рунической системы патринов? — спросил Богдан, перехватив ее взгляд. — Я не видела, чтобы руны наносились на кожу. И выглядят они не так, как те, что я использовала раньше. Прямые линии, острые углы… — Это как раз то, что мы добавили от себя к Искусству, оставленному нам Махакалой. Сартаны не добавили ничего, да и сохранить полученное толком не смогли. — Богдан презрительно скривил губы. — Их магия направлена в основном на окружающий мир. У нас же от природы предрасположенность к контролю над самими собой. Там, где другие маги вынуждены использовать артефакты, мы обходимся татуировками, магия которых действует постоянно. Татуировки дают нам защиту, расширяют наши способности и добавляют к ним новые. Нам поэтому не нужны ни амулеты, ни посохи: при необходимости мы просто дополняем рисунок на коже еще парой рун. Когда они сели в машину, Богдан, помолчав, спросил: — Все-таки, Шанта, что тебя привело сюда? У нашей страны и раньше хватало проблем, а уж после войны… Любой человек, приезжающий из дальнего зарубежья, автоматически получает статус наблюдаемого и потенциального шпиона. Власти можно понять: в их памяти все еще свежи эпизоды с провозом аннигиляционной бомбы по частям в центр большого города. Ты не представляешь, что тут началось после уничтожения Сеула. Предполагаемых оппозиционеров сажали буквально сотнями, не помогло и мое вмешательство. Мы сделаем все, чтобы защитить тебя, Шанта, но все-таки прямой конфликт с органами — дело времени. И весьма небольшого времени, вот в чем беда. Этот злобный оболтус Чубчиков уже сейчас обзванивает всех знакомых шишек, зуб даю. — Я хочу выяснить, кто виноват в смерти моего отца, Авида Розенфельда, — просто ответила Шанта. — Ты и так наверняка догадываешься. Ответственна Длань Господа — посредством своих людей в полиции и уголовном мире. Мы все с самого начала знали, кто это. Мы знали, что этим закончится, — включая твоего отца, Шанта. Он был… Слишком значительной фигурой. Способной радикально изменить расстановку сил и правила игры, несмотря на то, что не имел никаких магических навыков. — Неужели только из-за того, что принадлежал оппозиции? Да миллионы людей занимаются тем же самым, и многие куда более радикальны! — Ни в коем случае. Его антиправительственные высказывания в худшем случае могли привести его в тюрьму на пару лет: к слову, именно этим в итоге и воспользовались в качестве предлога. Нет. Тут прямая связь с его профессиональной деятельностью. Увы, я не знаю деталей. — Профессиональной деятельностью? Но ведь он был просто… — Шанта осеклась и продолжила упавшим голосом, — микробиологом. Так вот оно что. Это из-за асабии? — Наверняка. Но, как я уже сказал, мне неизвестны детали. И все же он определенно знал о существовании асабии. Никто из наших ему об этом не рассказывал, да, по правде говоря, и не мог ничего определенного рассказать. Асабия никогда не была для нас проблемой, и мы, в отличие от сартанов, не занимались ее изучением. Извини, Шанта, сверх этого я вряд ли могу что-либо сообщить. Если ты хочешь знать всю правду, тебе придется провести серьезное расследование и столкнуться с противодействием серьезных людей. Впрочем, для ученицы самого Махакалы это не в первый раз, насколько я понимаю. — Богдан грустно улыбнулся. — Только не надо идти напролом, — подала голос Ольга, до сих пор хранившая молчание. — Мы отвечаем за тебя перед твоей мамой, Шанта. — Я буду осторожна, — рассеянно пообещала Шанта. Она уже погрузилась в размышления, и окружающий мир отошел на второй план, погасив свои краски до состояния черно-белой иллюстрации в книге. Ее мозг интроверта переключился на собственную, куда более детализированную и богатую вселенную внутреннего мира. Она принялась рассуждать. Безусловно, Авид Розенфельд мог быть убитым случайно подвернувшимся уголовником из-за любой ерунды вроде нарушения тюремной субординации. Однако у нее есть признание покойного агента Рэдвуда, с которым эта гипотеза не согласуется. Как он тогда сказал? «Не смогли же полицейские выяснить, кто убил вашего отца, хотя все произошло у них под носом». Следовательно, официальная версия о том, что вся вина лежит на ком-то из зеков-сокамерников, ошибочна или, по крайней мере, неполна. Рэдвуд мог солгать, чтобы вывести ее из равновесия, но нельзя отрицать как минимум тот факт, что отец Шанты давно был под наблюдением Длани. Что такого он мог сделать? Разработать вакцину против асабии, одним махом лишив Длань контроля над сартанами и обеспечив победу оппозиции? Да, это очень вероятно. Более чем. Одно непонятно: кому понадобилось уведомлять его о существовании этого микроорганизма? Длани это было со всей очевидностью невыгодно. Остается одно: кто-то из сартанов. Кто-то, кто смог скрыть свое сотрудничество с Авидом от собратьев, но увы, не от Верховного Стража. И когда агенты Длани подтвердили, что Авид достиг успеха или же близок к нему, было принято решение его ликвидировать, а материалы исследования — захватить или предать огню. Что ж, пусть именно это будет рабочей версией. Отец Шанты давно был в могиле, но его голос, рассказывающей ей об основах научного метода, она слышала до сих пор. Вначале — наиболее простая гипотеза, объясняющая факты. Затем — выведение элементарных следствий. И наконец, экспериментальная проверка каждого из них. Если обнаруживается противоречие между экспериментальным фактом и ожидаемым следствием, значит гипотеза ошибочна и нуждается в пересмотре. Шанта не была ни детективом, ни ученым, но умела мыслить логически. И в случае чего у нее есть, к кому обратиться за помощью. Дом ее новых знакомых находился в западной части Васильевского острова. Войдя в аккуратно обставленную, но несколько мрачноватую гостиную, Шанта осмотрелась в надежде увидеть фотографии из прошлого своих родителей. Возможно, даже фотографию отца. Однако, ни на стенах, ни на массивном комоде из темного орехового дерева, ни на полках такой же расцветки серванта фотографий не было вовсе — ни одной. Только небольшая черная статуэтка, в которой Шанта без труда узнала Махакалу — традиционное изображение, мало похожее на настоящего Рейстлина. Развевающийся плащ, перекошенное злобой лицо, торчащие клыки, связка человеческих черепов на поясе и еще груда у ног. Бог-демон. Разрушитель миров и великий защитник. Воплощение хаоса и квинтэссенция высшего порядка. Убийца и спаситель. Какие же страшные противоборствующие силы сражаются насмерть в душе этого древнего мага? Шанта не считала себя вправе осуждать его за все то зло, которое он когда-либо совершил, несмотря на то, что оно ее ужасало. Кто знает, какая изощренная нить событий вела его в том, бесконечно далеком и бесконечно чуждом мире трех лун? Она лишь надеялась, что ей самой не доведется идти по этой бритвенно-острой кромке нравственных выборов, где с каждой стороны — пропасть морального падения или собственной гибели. И еще она знала, что есть и в ее собственной душе струны, сыграв на которых можно превратить и ее в очередное исчадие ада. Не чувствовала ли сама Шанта жажды убийства там, в Лейкшор Клиникс, когда агент Рэдвуд с ухмылкой рассказывал о гибели ее отца? И что она будет делать, когда доберется до заказчика убийства? Хладнокровно расправится с ним? Плюнет в лицо и уйдет? Она не могла этого сказать. Не сейчас. — Скажите, а вы ничего не знаете о связях моего отца с сартанами? — спросила Шанта, когда они сидели за наспех накрытым столом. — Может быть, непосредственно перед его заключением или несколько раньше? — Я тоже думал об этом, — ответил Богдан. — И тем не менее, ничего. Если он и контактировал с сартанами, то нам об этом ничего не известно. Все, что я могу сказать из относящегося к делу, это назвать имя исполнителя и примерно сообщить, где его искать… Что я бы не советовал вам делать, честно говоря. — Вы знаете имя… И вы молчали все это время?! — Ну, имя его с самого начала было известно полиции и не являлось секретом — Николай Борзых по кличке Кол. Подразумевалось, что срок ему закрутили до небес и перевели в колонию строгого режима где-то под Норильском. Да только недавно я раскопал документы тех времен, признаюсь, не совсем легальным образом, и обнаружил, что все было не так. Меньше, чем через месяц после убийства с него были сняты все обвинения якобы «за отсутствием улик», а его срок — заменен на условный. И отбывает он его в рамках программы реабилитации бывших заключенных в какой-то странной организации… Минутку, сейчас еще раз посмотрю, как она называется… Богдан встал из-за стола, открыл дверцу серванта и выгреб оттуда кипу бумаг. Найдя нужный документ, он вновь вернулся за стол и продолжил. — Так вот, это некая медицинская компания «Ноогрим». Ничего внятного о ней не сообщается, кроме того, что она имеет массу связей с государственными структурами и специализируется на медицинской помощи неимущим. Бомжам, обитателям детских приютов, пенсионерам и тому подобное. Стало быть, существует она на деньги государства или других компаний, уж не знаю, за какие услуги ей платят. А заправляет там китаянка по имени Тао Ксингджуан, о которой вообще ничего не удалось нарыть. Только фотография и тот факт, что она имеет двойное гражданство: Россия и КНР. — Богдан извлек фотографию и показал Шанте. — Я не физиономист, но готов поклясться: что-то не так с этой дамочкой. Что-то в ее взгляде… ненормальное. У меня, признаться, от нее мурашки по коже, несмотря на то, что я за свою жизнь в изобилии насмотрелся конченных маньяков и бандитов. Шанта взяла фотографию и невольно вздрогнула. Женщину на фотографии вполне можно было назвать красивой. Ей было далеко за тридцать, но ее гладкая кожа без единой морщинки, высокие, резко очерченные скулы, густые черные волосы заставили бы завидовать иных двадцатилетних. Глаза же… Ксингджуан умело пользовалась минимумом косметики, и смогла подчеркнуть глубину своих черных глаз, но во взгляде их сквозило чистейшее безумие. Это невозможно было описать, и все же Шанта ничуть не удивилась бы, узнав, что эта женщина имеет обыкновение хранить дома в холодильнике человеческие головы или удовольствия ради вырезает своим живым жертвам внутренности. — Кто она такая? — спросила Шанта, возвращая фотографию. — Как я уже говорил, о ней ничего неизвестно. Ах, да… — Богда остановил взгляд на коротком абзаце в тексте документа. — Раньше она была практикующим психиатром. Хотя, как по мне, ей бы самой не помешало сходить к специалисту. — Так значит Кол работает под ее началом в этом… «Ноогриме»? Значит я отправлюсь туда. Можно увидеть фотографию убийцы? Богдан безропотно положил перед ней стопку листов. — Вот полное досье на Николая Борзых. Всякой ерундой вроде поддельных документов я тебя снабжать не буду: уверен, твоих способностей хватит, чтобы миновать охрану на входе. — Подожди, Шанта, — вмешалась Ольга. — Ты действительно уверена… — Я уверена, — ответила Шанта. — Я должна знать. Но обещаю не рисковать сверх необходимого, если вы беспокоитесь за меня. Просто узнаю у этого Кола все, что смогу, после чего вернусь в Канаду. Вряд ли это займет много времени. И еще кое-что. Я бы хотела побольше узнать об этих рунических татуировках патринов. Покажете мне, как ими пользоваться?