Часть 1
17 марта 2017 г. в 22:27
Это правда, что я обязан Фредерику Уэнтворту больше, чем собственной фортуне.
Жизнь моряка такова, что один человек, не задумываясь, рискует ради другого, спасая его тело, жизнь и душу
Возможно, это не стоило такой жертвы с моей стороны. Возможно, я должен был быть более эгоистичен, но это было в моей природе — беспрекословно идти на риск ради моих сослуживцев-моряков, моих друзей. В то время я думал, что уже сдался. Разве не было потеряно все, что так драгоценно моему сердцу?
Ах, Фанни, Фанни. Фанни при отблесках костра, Фанни на рассвете. Фанни с волосами цвета карамели и лукавыми губами … И эта улыбка, словно ураган и северное сияние — все в одной тебе!
Фанни с веснушками в самых неожиданных местах — за левым ухом и на сгибе тонкого запястья. Давным-давно я собирался найти и поцеловать каждую веснушку.
Странно, не правда ли? Моряк полагает, что большая часть невзгод поджидает его на море, на море взираем мы с осторожностью и опаской. Но я своим горем привязан к земле и, терзаемый мрачными настроениями, ненавижу землю по которой хожу.
И в этом тумане тяжелых слов и грустных песен из приглушенных взволнованных голосов пришла девушка, словно искра. Вы были бы добрыми друзьями в другой жизни: моя Фани и Энн Эллиот.
Она такая же спокойная и стойкая. Неброская, благородная. Если вы, Фанни, были диким жемчугом, гладким и играющим на свету больше, чем венецианское стекло, то она представляется жемчужиной прошедшей через руки ювелира: изысканной, спокойной, элегантной, приятной для общества. Ибо поистине, она была создана, чтобы заботиться о других, разрываться между теми, кто ее любит, и теми, кто этого не делает, а в случае моего слабоумного друга — еще и теми, кто желает, но не делает.
Но она учится. Учится быть самодостаточным существом, ценить свою независимость, взращивать ее в себе с изощрённой жестокостью, но это идёт ей даже больше, чем суровость морского ветра. И когда она обращается ко мне с теплотой и участием, вырывающими меня из глубин скорби на поверхность, я не могу не вспоминать вас, Фанни. Вас, которую я до сих пор люблю бессловесной, неустанной любовью. Вас, которая мне так необходима, и никогда я не чувствовал полной, ломающей глубины этого слова, пока я любил вас.
Уэнтворт нуждается в ней, в её любви, проклятый идиот! В свою очередь, она желает его. Чувствует себя связанной с ним. Любит его, я бы даже рискнул сказать, но нуждается ли? Энн Эллиот уже научилась быть выше своих желаний, и я боюсь за нее. Чтобы быть выше, нужно отказаться от любви, а Энн — существо, которое заслуживает того, чтобы познать любовь. Она страдала, но она сама лекарь своим страданиям. Они были ее ближайшими спутниками долгие годы, и какой бы независимой она ни стала, не думаю, что она готова сказать им "прощай".
Думаю, что я принял решение еще до падения Луизы. Удачно, что, когда случилось несчастье, мой разум уже был готов, наблюдая за Фредериком и его Энн, или, возможно, я должен сказать, за Энн и ее Фредериком. Угрюмые взгляды и нерешительность, прекрасная, ужасная, неуклюжая напряженность их любви. Это горнило не слишком ранило Энн — годы самоотречения закалили ее. Но Фредерик сделан не из столь прочного материала. Первый урок моряка — никогда не стоит недооценивать моря, и сейчас он платит свою цену за то, что не признавал в Энн Эллиот той природной силы, которой она обладала. Я видел, как он был разбит, как он ломался, и, как любой хороший член экипажа, я вмешался.
Я читал сонеты девушке, которой нравилась идея поэзии. Я предложил преданность той, кто не сможет различить качество чувств. Я дал ей уважение и внимание, и она приняла их за глубокую привязанность.
Я буду добр к ней, Фанни. И мы будем счастливы, на свой манер. Она будет смеяться, и я буду улыбаться в ответ. Я буду потакать ей в ее маленьких капризах, а она никогда не будет претендовать на мое сердце. И я увижу Уэнтворта бодрым и счастливым, свободным от Луизы и воссоединившимся с Энн, и их радость будет и моей радостью тоже.
Признаюсь вам, моя дорогая Фанни: Энн Эллиот была слишком похожа на вас. Я думаю, что мог бы любить ее, но тогда мне пришлось бы забрать мое сердце и душу с их законного места у ног вашей памяти. И я не мог вынести этого.