Шаги

Эамонн, устало облокотившись на подушки, сел на кровати; закинул здоровую руку за голову, прислонившись к стене, тяжело вздохнул. За этой самой стеной, слишком тонкой, слишком хрупкой - он слышал шаги, знакомые, настолько знакомые, что щемило где-то глубоко в раненой груди. Рона, которого он когда -то знал, больше не было — от него остались только эти нервозные, отрывистые шаги, эхом отдававшиеся от стен. Рон. Прекрасное напоминание о его невозможно бурной жизни, о горячей крови, которая тогда бурлила в его венах, и о том, какими яркими были глаза Рона в юности, как он смотрел на него раньше, до переворота, когда Эамонн еще не одел маску льва, еще не предал своего Короля, еще не стал алчным трусом, еще не стал убийцей, потерявшим честь и милосердие. Тогда Рон, еще совсем наивный юнец, служил вместе с ним в городской страже. Тогда Рон был совсем другим человеком. Тогда Рон еще не смотрел на него взглядом, полным боли... А теперь в этих глазах осталась только опьяняющая пустота, и Эамонну казалось, что это — еще хуже той боли, того презрения.. Эамонн знал, что он предал не только своего Короля, когда окропил меч его кровью, кровью его жены... И ведь Оз никогда не угрожал его семье, нет — только ему. Рон тогда ушел, едва узнав о заговоре. Не сдал его, просто ушел в сторону Севера, оставив только следы и капли крови на песке, а на прощание плюнув любовнику в лицо. «Трус». Он знал это. Он тогда думал об этом каждый раз, когда лгал жене, каждый раз, когда смотрел в глаза новорожденной дочери, целовал ее в лоб на ночь - а потом ускользал из дома, сбегал вниз по мозаичным лестницам, вслушиваясь в шаги редких ночных прохожих. Он узнавал торопливый и осторожный шаг контрабандистов и воришек, шныряющих в переулках, промышляющих под бесстрастным взглядом тех же звезд, что и он сам. Он узнавал цокот каблучков шлюх, компаньонок, девочек госпожи Запад; он слышал шорох их юбок и смех их клиентов, чаще всего пьяный и слишком громкий, разрезающий тишину. Он вслушивался в шум улиц и ждал, когда же... Он спустился еще ниже, свернул в пустой парк, где исчезали все звуки, кроме журчания воды. Прислонился к фонтану, облокотившись на холодный камень, снял надоевшие перчатки, растер сбитые до крови на тренировках костяшки, устало потянулся, потянул носом морской воздух, вгляделся в блеск изумрудных крыш. - Привет. - он обернулся. Его плечи накрыли сильные, теплые, знакомые руки. - Я не слышал, как ты подошел. - улыбнулся Эамонн, оборачиваясь. - Значит, мне удалось тебя обхитрить! - засмеялся Рон, - Я босиком и по траве прошел, медленно правда, но сработало же! - Ага... - Эамонн не стал объяснять, что у него сегодня и так слишком много мыслей в голосе, что они заглушают все вокруг. - Рон... Я должен тебе кое — что рассказать... - но капитана грубо прервали, и его последние слова потонули в поцелуе. Потом расскажешь. - солдат, смеясь, попытался подхватить Эамонна на руки, - У нас еще есть время! - но тот оказался слишком тяжел, и мужчины, задыхаясь от смеха, повалились на траву. Эамонн развернулся на бок, лицом к солдату, коснулся его щеки, пробормотал: Какой же ты идеалист, Рон. - М? - усмехаясь, тот приподнялся на локте, заглянув мужчине в глаза, - Неужели? - Да, идеалист. - Ммм, - он хитро усмехнулся, - нет. - Думаешь, у нас есть время? - грустно спросил Эамонн, продолжая поглаживать скулы лежащего рядом, осторожно снял с его века упавшую ресницу. - Не знаю. А что, твой рассказ такой долгий, что нам ночи не хватит? Эамонн промолчал, упав обратно на траву. Рон же, напротив, приподнялся, хмыкнул — а затем прижал мужчину к траве, навалившись сверху, жарко прошептал тому на ухо: - Потому что у меня совсем другие планы. И Эамонн засмеялся, позволяя рукам Рона, его губам и его шепоту уносить его куда -то далеко... Шаги в соседней комнате прекратились. - Рон? - прошептал мужчина, обернувшись к стене. Разумеется, ответа он не услышал. Следующие несколько минут он провел в мучительной тишине. - Рон! Подожди! - Иман бежал - сначала по мостовой, потом по песку, путаясь в полах изумрудного плаща — Постой, Рон! Изумрудная ткань улетела прочь, подхваченная морским бризом. Иман ускорился, нелепо вытягивая руки в сторону уходящей вперед фигуры. - Рон! - резко выбросив руку вперед, он запнулся о корень, упал на землю, прохрипел: - Прошу... И знакомые шаги остановились. Рон подошел к нему, а когда Эамонн поднял голову — ударил его по лицу ногой, обутой в тяжелый сапог. Утерев кровь, капитан стражи встал с колен, безвольно опустив руки; еще несколько ударов обрушились на его грудь, живот, лицо; он разучивал эти удары вместе с ним самим, и Эамонн знал, как заблокировать каждый из них — но вместо этого он стоял, сгибался от боли, падал и поднимался вновь, позволяя Рону вымещать свою злобу. Наконец тот устало опустил кулаки, а Эамонн сел на песок, стирая кровь с щеки. Сплюнув, он спросил: - Теперь ты меня выслушаешь? Рон затравленно кивнул, наблюдая, как смесь крови и слюны впитывается в песок. - Рон, я не собираюсь оправдываться. Ты был прав, называя меня трусом, ты был прав, как всегда... - Мне стоило тебя сдать. - голос Рона не отражал всего того, что Эамонн видел в его глазах, - Но я не настолько предан Королю... Бывший солдат поднял мешок с вещами с земли, сделал несколько шагов прочь, но, заметив, что Эамонн поднялся и, прихрамывая, пытается идти за ним, развернулся вновь - и вовремя, чтобы подхватить обессилевшего Эамонна на руки. Ты жалок... - Рон на мгновение жадно впился губами в окровавленные губы бывшего любовника, но, стоило Эамонну податься вперед, разомкнул поцелуй, оттолкнул от себя мужчину. Тот упал на землю, и Рон сплюнул, а потом произнес - холодным, безэмоциональным голосом: - Но когда-то я любил тебя. Терпел ложь. Терпел слухи... Но смотреть, как ты превращаешься... в ручного зверя... Береги себя, Эамонн. Может, еще встретимся. Вздохнув, Эамонн поднялся на ноги; поправив повязки, тихо ступая босыми ногами по деревянному полу, прошел в комнату, откуда несколько минут назад слышал шаги. Тихо заглянул за порог и глаза следопыта, давно привыкшие к темноте, обнаружили знакомую фигуру, съежившуюся на диване. На лице Рона, в свете луны, был особенно заметен свежий шрам... - Рон? Рон! - Эамонн схватил воина за плечо, но тот даже не обернулся, а просто отмахнулся. - Рон, пятнадцать лет! Хотя бы взгляни на меня! - забыв про окружавших их подчиненных, про свою обычную холодность и безмолвие, попытался ухватить Рон за руки, зацепил только плащ. Тот наконец обернулся, пронзив Эамонна ледяным взглядом, окинул с головы до ног - и процедил: - А что я должен увидеть? - и, вырвавшись, попытался скрыться в толпе, но Эамонн шел за ним по пятам — пока не почувствовал запах дыма. - Сэр! - какой -то солдат вдруг появился перед ним, закрывая обзор. - Сэр! Ну что такое! - недовольно прорычал он, вглядываясь в толпу. - Сэр, бунт... - солдат перед ним неожиданно обмяк, из его груди вырывался меч, а когда труп упал на землю — Иман, обнажив меч, бросился на восставших против его нового короля, убивая, но продолжая искать взглядом... На какое-то мгновение ему показалось, что Рон тихо всхлипывает во сне — но Эамонн списал это на игру света и тени и подошел ближе. Мужчина на диване дрожал, словно от холода и Эамонн поднял с кресла теплый плед, морщась от боли в простреленной руке, накрыл Рона пледом. Провел ладонью по его лицу, на мгновение сжал его руку в своих ладонях. Потом покинул комнату, притворив за собой дверь. Громкий стон наслаждения пронзил холодный воздух, разрезав его на кусочки; Эамонн уронил голову на грудь, убирая пряди с лица, влажного от пота; прижал к себе ухмыляющегося Рона; тот провел языком по его соску, поднялся выше, целуя шею, зарылся носом в шею, укусил... Закусив губу, Эамонн едва сдержался, чтобы не ударить кулаком по стене. Лишнее, ненужное сейчас чувство тепла прилило к низу живота, и Эамонн попытался прогнать из головы слишком яркие воспоминания. Любящая жена ждала его домой, дочь почти забыла, как выглядит отец, вечно где-то путешествующий, и, несмотря на любовь к семье, он жалел, что тогда не сбежал вместе с Роном, не остановил его, не... Трус.