Это ведь Кейджи.

Мяч с глухим звуком ударяется о лакированный пол площадки. Бокуто даже не видит — чувствует на себе восхищенный взгляд Акааши, и губы сами расползаются в улыбке, когда звучит финальный свисток судьи. Они кричат и обнимаются, и это один из немногих случаев, когда Бокуто видит своего сеттера таким счастливым. Через энное время они сидят в раздевалке, промокшие донельзя, измотанные, с саднящими ладошками и ноющими ногами, но такие абсолютно счастливые. Последний сет дался большим трудом, но, оглядываясь назад, Бокуто не жалеет. Он косится на Акааши, сидящего рядом, и сглатывает. На том майка — хоть выжимай. Пятый номер липнет к груди, которая часто вздымается, голова запрокинута и затылком упирается в шкафчик, ноги разведены в коленях и между ними безвольной тряпичной куклой свисают кисти рук, словно кукловод устал дергать их за ниточки. На губах легкая улыбка, незаметная невооруженным взглядом, но Котаро ее замечает. Он в принципе замечает абсолютно все, что связано с Кейджи. Просто потому, что это же Кейджи . Бокуто любит его улыбку, он готов зацеловать каждый миллиметр кожи на этом прекрасном, аристократически бледном лице. Он даже не знает, в какой момент осознал это. В какой момент заставлять улыбаться этого скупого на эмоции связующего стало для него важнейшей миссией в жизни. Если бы Бокуто спросили, он вряд ли нашелся с ответом. Пожал бы плечами со своим глупым взглядом растерянной совы и вздохнул. Мол, да, признаю — не знаю. Но зато он точно знает, что готов на все, лишь бы на лице Акааши появлялась эта самая улыбка. Что ему нравится смотреть, как тот периодически задумчиво покусывает губу, как крутит в руках мяч, оставаясь абсолютно спокойным, насколько бы напряженной ни была ситуация на площадке, как теряется его взгляд, когда Кейджи что-то обдумывает. Нравится слышать его редкий, но такой красивый смех. Красивый, как и сам Акааши. Нравится дурачиться, чтобы Кейджи смотрел снисходительно, чтобы просто смотрел на него, Бокуто, обращал свое внимание. Но еще Бокуто знает, что он не хочет никогда больше видеть слез на этом прекрасном лице. Не хочет причинять ему боль, никогда не причинит и другим не позволит. И как только все это сформировывается в голове в четкую мысль, Котаро понимает, что попал. Ввязался по самое не могу, увяз в этом топком болоте. Ни вдохнуть, ни выбраться. Только скулить из-под толщи мутной воды сквозь тину. — Бокуто-сан. Бокуто-сан, вы слышите? Все уже приняли душ, сейчас ваша очередь. Голос Кейджи тихий и спокойный, словно не он полчаса назад прыгал на Котаро с объятиями и радостным криком победы. — Бокуто-сан, я полью вас водой из бутылки, если вы не очнетесь. Не задерживайте меня. Котаро поднимает взгляд и тут же закусывает щеку изнутри. На Акааши только простые шорты поверх боксер и мокрое полотенце на плечах. С черных волос капает, и Бокуто так по-девчачьи хочется быть этой чертовой каплей, чтобы упасть ему на плечи, скатиться по гладкой коже и потеряться где-то под резинкой шорт. Глупо. Повалить бы его на пол прямо сейчас. — Я, да, я иду, ага. Акааши приподнимает бровь, мол, не особо заметно, чтобы вы куда-то двигались, и Бокуто встает со скамейки, возвышаясь над связующим горой мышц. Не то, чтобы у них была большая разница в росте, всего три сантиметра, но Кейджи все равно невольно отступает на пару шагов назад, чтобы не быть в такой непозволительной близости к капитану Фукуродани. — Бокуто-сан. Душ, — напоминает сеттер, когда Котаро не двигается с места, перетаптываясь с ноги на ногу с минуту. — Да, душ, точно. Что бы я делал без тебя, Акааши. Он треплет второгодку по волосам, ловя на себе недовольный взгляд, и все же идет в сторону душевой. Когда Бокуто возвращается, чистый и мокрый, на нем из одежды лишь полотенце на бедрах и такое же на плечах. Он вытирает серебристо-черные пряди от воды и поднимает взгляд, лишь тогда замечая, что Акааши стоит, прислонившись плечом к шкафчикам, и читает какую-то неведомую умственным способностям Бокуто книжку. Котаро несколько раз моргает и смотрит большими глазами на сеттера. — Ну, наконец-то, Бокуто-сан, — увещевает тот, не отрываясь от чтения, — я уже начал думать, что вас смыло проточной водой. Бокуто пару раз открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопывает, как рыба, выброшенная на сушу. Он хотел бы спросить, почему Акааши не ушел, а остался ждать его, но вместо этого просто подбегает к второгодке и хватает в объятия, чуть поднимая над землей. — Акааши, ты такой… Такой крутой! Полотенце беззастенчиво летит вниз, оставляя капитана команды стоять посреди раздевалки в чем мать родила, прижимаясь своим мощным телом к Кейджи. — Бокуто-сан, поставьте меня, мне неловко, право. Голос Кейджи ничем не отличается от обычного, как и взгляд, только книжка устало летит на пол вслед за полотенцем. — Нет, не пущу. Ты знаешь, Акааши, ты такой классный! Я так больше не могу, ты просто должен об этом знать или я с ума сойду, это же невозможно столько держать все в голове! Акааши поинтересовался бы, что именно Котаро не может держать в голове, но вопрос застревает, так и не успев вырваться наружу. Ему попросту не дают и слова вставить. Голос капитана чуть нервный, Бокуто говорит так, словно больше никогда не сможет открыть рот, и с такой скоростью, будто боится, что его перебьют, и он растеряет весь свой пыл и не сможет высказать все «то самое», что он не может больше держать в голове. Однако связующего он все же отпускает. — Ты мне нравишься, уже давно, знаешь, очень давно, еще с нашей первой встречи, ты тогда еще банан ел… — Господи, Бокуто-сан, это было два года назад, — хмуро сообщает второгодка, потирая переносицу. Смотреть на капитана ему неловко, уши предательски краснеют, однако Кейджи продолжает слушать. — Но это важно! Я просто… просто не могу, ты такой классный, ты всегда все знаешь, ты очень умный, иногда даже смешной, когда не строишь рожу кирпичом! Мне с тобой интересно, даже если ты просто молчишь, и ты такой чертовски красивый, что это должно быть запрещено законом, мы даже с Куроо петицию хотели подавать, чтобы тебе выписали штраф и… — Ближе к делу, Бокуто-сан, и где вы вычитали слово «петиция»? Кейджи устало вздыхает, но на губах появляется та самая едкая улыбка, которая означает, что Акааши все знает. Вот черт. Котаро набирает в легкие побольше воздуха и выпаливает на одном дыхании: — Давай встречаться! В смысле, если я тебе нравлюсь, но если нет, то это нормально, правда, я не буду заставлять тебя, я даже не буду приставать к тебе, обещаю! Но только не мучай меня, пожалуйста, скажи все честно, и лучше согласись, потому что я жить без тебя не могу и даже из-под земли тебя достану. Акааши качает головой, и Бокуто понимает, что он обречен. А еще, что он стоит голый перед связующим, и это было самое неловкое признание в его жизни. Не то чтобы у Бокуто был большой опыт в этом деле, но он внимательно слушал все рассказы своего бро, как подкатить к объекту воздыхания. Чего стоят только жалкие попытки Тетсуро заполучить карасуновского центрального блокирующего, этого очкарика Тсукишиму. И ничего, справился же. — И это вся проблема, Бокуто-сан? — вздыхает Кейджи с все той же улыбкой на губах, и Бокуто поспешно кивает, не удосужившись даже прикрыться руками. А в следующую секунду происходит такое, что Котаро всерьез задумывается, сможет ли он когда-либо снова дышать, потому что Акааши подходит вплотную, чуть привстает на носочки и долго чувственно целует его. Губы Кейджи совсем не такие, как его руки, стертые от постоянного контакта с мячом, они мягкие и теплые, и один Бог знает, сколько раз Бокуто себе представлял этот поцелуй, но все совершенно не так. — Бокуто-сан, не стойте столбом, когда вас целуют, — шепчет Акааши ему в губы, окончательно выбивая капитана из привычной колеи, снимая все предохранители и выбивая пробки. Бокуто выглядит так, словно вот-вот взорвется. Он рывком прижимает мощными руками хрупкого связующего к себе, уже сам активничая в поцелуе, действуя совершенно без тормозов. Он то ласкает, мягко шевеля губами, то настырно проталкивает язык в рот Акааши, стремясь исследовать там все, запомнить, словно больше шанса не представится. Водит руками по спине, по-хозяйски залезая под майку, ведь он может теперь так делать, да? Он правильно все понимает? Акааши не сопротивляется, позволяет лапать себя во всех возможных и невозможных местах, закидывает руки на плечи Бокуто и путается длинными пальцами в мокрых волосах. Когда они отрываются друг от друга, грудь Бокуто часто вздымается и Кейджи смотрит ему куда-то в ключицы, потому что поднять взгляд все же неловко. Уши горят огнем, и Акааши отстраняется, выпутываясь из крепких объятий. — Оденьтесь, Бокуто-сан, мне право неловко, наши отношения еще не достигли того уровня, когда… — Так у нас теперь есть отношения? — Бокуто тут же выделяет главное для себя слово, цепляясь за него, как за спасательный круг, и смотрит большими жалобными глазами голодной совы. — Мне кажется, я дал достаточно точный и понятный ответ, Бокуто-сан, — терпеливо поясняет Кейджи и снова улыбается, и Бокуто готов поклясться, что Куроо обзавидуется ему! Еще бы, у того все прошло не так гладко, хоть он и не щеголял перед своей пассией голышом. Определенно он покорил Акааши своим невероятным телом, не иначе. — А можешь ответить еще раз? Котаро наглеет буквально на глазах, возвращаясь в свое привычное состояние, смеется и улыбается, взмахивая руками вверх, и полотенце, которое он только водрузил на бедра, снова стремится встретиться с полом. — Нет, Бокуто-сан, на сегодня достаточно. — Но Акааши-и… — Бокуто-сан, если вы не оденетесь, я позову сюда всю команду! — Ну всего один поцелуйчик! Кейджи вздыхает. Он еще определенно пожалеет обо всем этом, но как-нибудь потом. Потом, когда он не будет занят Бокуто Котаро.