Исповедь

Глаза закрываю, и будто бы легче, Опять вспоминаю последние встречи, Скажи, не молчи, что любишь меня. (Серебро "Скажи, не молчи") Ничего не бывает просто так. И если жизнь и даёт нам что-то хорошее - за это обязательно придётся заплатить. У счастья, увы, даже самого великого и крепкого есть цена. Всё это я поняла ещё в детстве. Будучи первенцом у моих родителей, я хорошо помню восстания, страхи... Помню и то, как были счастливы мать с отцом. Помню и его страшную кончину, которая, видимо, и являлась платой за их счастливую любовь. Всё это я поняла ещё тогда. Но в своей наивности на жизненном пути мне множество раз хотелось верить в то, что не обязательно всё строится на этом простом жизненном законе. Ведь может быть надежда, исключение из правил? Или нет? Когда я впервые после долгой разлуки увидела тебя, ко мне пришла уверенность, что может. Будто какая-то молния ослепила меня. Мы не встречались слишком долго и в тот момент нам показалось, что мы видим друг друга впервые. Отчасти это так и было. Я слишком хорошо помню тот вечер... Ты пришёл в аббатство, где скрывались мы с матерью. Мой милый Ричард, едва ли возможно испытать то, что довелось мне. Я не знаю, как это описать. Вспышка, взрыв и оковы вокруг моего сердца сомкнулись навсегда. Это был роковой миг. Ты был бледен, длинные чёрные волосы намокли под дождём. Взгляд твоих тёмных глаз тотчас же остановился на мне и я сразу всё поняла. Это должно было когда-то случиться. В твоём взгляде запылал огонь, который ты не контролировал. Как и я своё пламя. В тот вечер мать говорила мне о Генрихе Тюдоре, но отныне я наперёд знала, что принадлежу лишь тебе. Эта мысль ещё не достигла моего разума, но полностью завладела сердцем. И причудливо сложившиеся на столе карты указывали на короля. На моего короля. При дворе было безумно суматошно, но все эти дни, недели, месяцы я ходила в тумане, замечая лишь тебя. Это стало какой-то одержимостью и не раз я ловила на себе твой задумчивый взгляд. Не лги и не говори, что не испытывал того же самого. Мы все актёры на сцене жизни, но в сценарии этого не было приписано, наша страсть не входила в роли и возникла незапланировано, случайно, поглощая всё на своём пути. Тем не менее я прекрасно видела, что ты любил жену. Она не была особенно красивой или же обаятельной, но в твоих глазах при виде неё скользила нежность, истинное чувство. То, что ты вдруг испытал ко мне было лишь одержимостью. К ней - любовь. Я не могу осуждать за это, всё понимаю. Так было нужно. Но вскоре я поняла, что, несмотря на искренние чувства к Анне, в твоём сердце ещё оставалось место для меня. Я верила в это и не ошиблась. Когда мы перешли грань отношений дяди и племянницы? Сложно сказать. Скорее всего, её вообще никогда не было. Ты король, женатый мужчина, который на много лет меня старше, притом, мой родной дядя. Казалось бы, всё против нас. Но буря чувств была за и она оказалась сильнее. Один единственный поцелуй, когда мы не смогли сдержаться, навеки забрал наши души. Тебе было больно предавать королеву, соблазнять меня, ты был уверен, что делаешь это лишь из политической нужды, чтобы опозорить Генриха Тюдора, всё ради Англии. Но к чему лгать самому себе? Я знаю, ты прекрасно осознавал, что всё не так, и то, что манит тебя ко мне - сильнее всего прочего, важнее страны, важнее доводов рассудка. И всё же что-то мешало переступить границу дозволенного. Я была готова на всё, но меня можно понять и простить. Являясь ещё совсем юной девчонкой, немудрено поддаваться безумствам. Признаться честно, сейчас я ни о чём не жалею. А потом Анна умерла. Неужели это была расплата за наши грехи? Она была ещё так молода... Сначала ваш сын, а потом она. Как много несчастная настрадалась. Последнее время она выглядела такой больной и уставшей. Я была рядом, когда она испускала последний вздох. В твоих глазах плескалось отчаяние, когда ты смотрел на маленькую беззащитную фигурку, свернувшуюся клубочком на огромной кровати. И как велико было твоё горе! Ты оплакивал королеву, винил себя, но я ничем не могла тебе помочь. Душа рвалась и грозилась разбиться на тысячи осколков от безысходности. Ты страдал, а я могла только стоять рядом, касаясь твоей руки. И в этот скорбный момент я поняла одну простую истину, которую потом, как крест, должна была пронести через всю жизнь. Я люблю тебя! Люблю настолько, что готова кричать об этом, срывая голос, готова броситься с высокой башни, готова биться до последнего. Но всё это ничего не изменит. Я всегда любила тебя, люблю и буду любить, мой Ричард... И хоть ты и скорбил по другой, я уверена, что моё чувство дало тебе какие-то силы. Мои губы шептали:"Я люблю вас", а ты отворачивался и не подпускал меня к себе. Тебя можно понять. Более того, ты велел мне удалиться и, послушавшись, я безумно страдала. Но какие страшные слухи распускали люди! Они воистину звери. Говорили, что это ты отравил жену, чтобы жениться на мне. Но это было настолько далеко от истины! К своему несчастью я прекрасно знала, что никогда ты не введёшь за руку в церковь другую, слишком сильно любил Анну. Да и как мы можем? Слишком многое пережито. Страшные слухи были очередным испытанием для нас. Народ обвинял тебя во всех грехах. Отчего то все решили, что ты злодей. Они даже не позволили тебе показать, каким королём ты мог бы стать. Они не позволили сделать ничего. Мне было приказано выходить замуж за Тюдора, я оказалась в доме его матери. Хуже уже быть не могло, но я смеялась, потому что была счастлива. Смех мой был истеричным, но я упорно не прекращала его, будто это могло вытянуть меня из жуткой бездны, которая затягивала меня своей чёрной слизью, пожирая. Но пока что мрак не захватил меня, я видела свет, который сильнее, который стремительнее. Я любила тебя и большего мне было не нужно. Сейчас эти воспоминания, несмотря на происходящие в то же время ужасы, несмотря на всю боль и страдания, кажутся мне лучшими временами моей жизни. Я думаю, на пути каждого человека есть время, когда он живёт по настоящему. Остальное - либо ожидание, либо пора воспоминаний. А потом мне представилась возможность. Я не могла упустить шанс увидеть тебя. Там в походной палатке я, наконец, почувствовала, что ты выпустил свои чувства на свободу, их больше ничто не сдерживало. Мы не таились. У нас было слишком мало времени, но мне казалось, что тогда я прожила целую жизнь, где был только ты. Самое прекрасное время... Я счастлива. Счастлива, что у меня оно было. Твои губы, руки... Я помню всё настолько хорошо, будто это было секунду назад, хоть и прошло уже много лет. За такие промежутки всё имеет свойство исчезать, стираться, покидать нас... Но не воспоминания о тебе. Это смысл моей жизни и они меня никогда не покинут. Хотя, благо, осталось не так и много терпеть. Это было неправильно, безумно, ненормально, но не всё ли равно, когда так мало времени? Я ни о чём не жалею. Мы принадлежали друг другу, испытав истинное блаженство. Так вот каков рай! Но длилось это недолго. Грянула пора битв. Ты ушёл. Навсегда. С твоих губ так и не сорвалось три слова. Если бы ты тогда их сказал, может я и смогла бы тебя удержать. Хотя едва ли это было возможно. Всё кончилось, не успев толком начаться. Я знала, что нам боле не суждено встретиться, тяжёлая истина явилась мне, жестокая судьба распорядилась самым немилосердным образом. Ты - мой единственный король, единственная любовь, единственная память... Тогда ты погиб. И я умерла вместе с тобой. Элизабет Йорк увидела кончину рано, а то, что осталось, лишь её внешняя оболочка, которая подверглась стольким страданиям, избавления от которых не было. Ричард, они отдали меня твоему убийце! Врагу, бездушному человеку. Я проклинала Генриха Тюдора, идя под венец. Это казалось страшным сном, но, к своему ужасу, я уже много лет не могу проснуться. Когда холод обручального кольца коснулся моего пальца, я уверена, что испытала то же чувство, что испытал ты, когда смертоносный меч вонзился в твоё тело. И что, что я стану королевой? Какая разница, если не твоей? Мне было всё равно. Отныне я была вынуждена того, кто отнял у меня всё, кто погубил тебя, называть своим мужем. Не знаю, достойна ли я твоего прощения за это предательство, но, видит Бог, у меня не было выбора. И сталь можно расплавить. А можно и закалить. Всё зависит от конечной цели. Со мной, видимо, произошло и то, и то, скорее всего, из-за того, что цели не было. А сейчас я пишу свою исповедь, зная, что с тех пор прошло много лет и скоро я избавлюсь от всего, что меня гнело. Я уже не так молода и прекрасна, как в день твоей и моей смерти. И совсем скоро я покину этот мир, чтобы вновь воссоединиться с тобой. Я простила всё и всех, даже своего мужа. Этот человек любит меня, я же, при всём к нему уважении, того же сказать не могу, моё сердце ещё до встречи с ним было отдано другому. Для всех я беззаботная королева, верная супруга, любящая мать. Но всё это маски. Никто не знает меня настоящую, никто не знает, как разрывается моё сердце на протяжении многих лет и какая боль скрывается за улыбкой. Здесь мне делать больше нечего. Я желаю приблизить час своего освобождения. Рука дрожит, у меня еле хватает сил закончить это письмо, которое вряд ли кто-нибудь когда-нибудь прочитает, ведь оно лишь для тебя. Всё для тебя. Я знаю, что там наверху ты наверняка по-прежнему любишь другую женщину. Но я так же уверена и в том, что меня ты тоже любишь. Может по-другому, но всё равно. И я готова мириться с этим вечность, я готова гореть в аду, только бы увидеть тебя. Только бы услышать тебя. Скажи, не молчи... Скажи мне всё, скажи, что любишь, и мне от вечности будет ничего больше не надо. Мои слова столь наивны, что я невольно начинаю смеяться, но при этом знаю, что всё так и будет. Перо в моих руках дрожит, чернила расплываются. Мне плохо. Сил совсем нет. Я блаженно прикрываю глаза и вижу подвал Вестминстерского аббатства, где всё некогда началось, чтобы уже никогда не закончиться. Ты моя единственная и вечная любовь. Ты, Ричард Йорк, король Англии, а, в первую очередь, мой король. 11 февраля 1503 года, в день своего тридцатисемилетия, Елизавета Йоркская скончалась от инфекции, полученной при родах. Её муж и дети были безутешны. Целый день звонили колокола. Но никто не видел, как буквально за мнгновенье до кончины Элизабет дрожащей рукой бросила в камин сложенный лист бумаги. Никто так и не узнал отчего и после смерти на губах её осталась лёгкая блаженная улыбка, самая настоящая. И никто не слышал последнего сорвавшегося с её губ имени.