В паутине закона

      Закон суров, но это закон. Кто придумал эту фразу? Неужели тот, кто никогда сам не нарушал законов? Неужели законы всегда существовали лишь для обычных людей, но не для тех, кем были написаны?       Столько вопросов! Однажды Ксана пыталась ответить на один из них, призвав беса в отместку возлюбленному. Глупая идея. Бес был мелким и шкодливым, не представлявшим реальной угрозы. Было приятно увидеть побелевшее от страха лицо того, кто предал ее любовь. Маленький миг торжества, за который пришлось поплатиться. Выходка, которая никому не стоила жизни, кроме нее. Она преступила закон, нарушила запрет, подвергла город и его жителей смертельной опасности. Стала существом, презренным и ненавистным для всех, хотя никто не пострадал. Распахнула дверь ада, из которого могли вырваться полчища демонов! Но не вырвался никто, кроме жалкого беса, который, попав в мир людей, струсил не меньше, чем тот, на кого Ксана пыталась его науськать.       Страшное преступление! Намного ужаснее всего того насилия, которым тешились знатные лорды. Кровь по воле жадного правителя могла литься рекой, но это было оправдано законами, прикрывалось принципами, объяснилось неизменным «не было иных путей». Зарежь она своего бывшего острым кинжалом в темном переулке, и то нашла бы сочувствие, а возможно, даже получила бы оправдание своему поступку, но не в случае с бесом. Пусть даже и безобидным.       Да, умирать было страшно. Вот так позорно, под радостное улюлюканье толпы, которая пришла на казнь, как на самый главный городской праздник. В тот миг Ксана раскаивалась в том, что она совершила. Да, она жалела о том, что ограничилась одним жалким бесом, в то время как могла бы вызвать настоящего всесильного демона. Она зря пожалела возлюбленного и город. Никто из них не был достоин ее сострадания — ведь и они его не испытывали. Если уж нести наказание за преступление, то преступление должно того стоить.       Может, именно поэтому она и оказалась в Шио? Там, на грани жизни и смерти, она преступила закон уже по-настоящему, от души пожелав того, что так и не решилась сделать при жизни. Боялась возможного наказания, пыталась быть такой, какой все привыкли ее видеть — милой и доброй? Возможно.       В Шио ее ненависть прошла. Осталось странное чувство жалости и брезгливости в отношении людей, которые со своими страхами и священными запретами не смогли понять самого главного: как бы ни был суров закон, тот, кто захочет его нарушить, все равно это сделает. Покарают лишь тех, кому не повезло, кто попался, как она, или невинных, ставших жертвой клеветы. А другие, более удачливые, еще не раз вывернут закон себе на пользу. И какой смысл бояться демонов, когда демоны в людском обличье правят с его помощью?       Люди, предавшие ее огню, не заслужили даже Шио — они заслужили тех, кто для достижения своих целей опирается на законы. Еще неизвестно, кому хуже: тому, кто знает, к чему и за что он приговорен, или тому, кого приговорили заочно и, приведя казнь в исполнение, не потрудились о том сообщить.       Так Ксана, попав в Шио, ответила на вопросы, что встали перед ней во время суда и казни. На то, чтобы понять, насколько правильными были эти ответы, ей была отведена целая вечность.