Безумие

— Спасибо, господин. Ах, простите мою неосторожность!.. О, какой потрясающий вечер! — девушка в пышном бальном платье старательно разыгрывала разные сценки перед зеркалом, пытаясь придать своему лицу максимальную достоверность и милую непосредственность. Как только она переставала улыбаться, то губки, подкрашенные алой помадой, тут же сжимались в тонкую невыразительную линию, а глаза становились тускло серыми, будто неживыми. Леди нервничала, вскоре ей предстоял визит в поместье губернатора, на праздничный банкет. А там соберется весь цвет общества, включая остановившегося проездом одного очень известного графа, по слухам пылкого сердцееда, один взгляд которого не оставлял равнодушной ни одну девицу, будь той хоть 6, хоть 66 лет. Красавица еще раз поправила заколку с керамической лилией в волосах и нервно разгладила оборки на платье, прикусывая губки. —Всего лишь подойти к нему ближе. Остаться наедине и подойти к нему ближе... Всего лишь.... — непрерывно шептала красавица, накидывая плащ на плечи, скрепив его у горла застежкой с ласточкой и спускаясь по лестнице к ожидающим слугам. С помощью дворецкого она взошла в карету и строилась на потертых бархатных сидения. Дождавшись, когда леди устроится, кучер тронул пару гнедых лошадок, направляя экипаж к центру города. Вечерело, вдоль дороги зажигались первые фонари, спешили домой усталые крестьяне и рабочие с мануфактур. — Только один вечер. Один вечер и это закончится. Да, всего лишь один вечер... — девушка вынула зеркальце из крохотной сумочки, которая висела на поясе ее платья и проверила безупречность своего макияжа. Впрочем, нервничать перед столь важным событием было вполне естественно. Экипаж несколько раз тряхнуло на самых больших рытвинах перед городской площадью, но это всего лишь значило что они почти доехали. Уже был слышен шум музыки, скрип множества карет и ржание лошадей... Девушка закрыла глаза, сложив руки перед грудью и тихонько... Молясь? Разговаривая с собой? — Госпожа, мы прибыли... — кучер открыл дверцу и подал руку своей хозяйке, помогая ей выйти из экипажа. Ее происхождение было не так знатно, как у других гостей, поэтому дворецкий губернатора обратил внимание на леди лишь когда она сама подошла к дверям, хотя прекрасно видел, как дама спускалась из кареты и шла к дверям, подобрав подол платья, чтобы не испачкать его об навоз, оставшийся от других экипажей. — Миледи... Миледи Белл. Приветствую вас на нашем скромном празднестве. Господин губернатор будет рад, что вы вернулись в город после столь долгого отсутствия. — заметив заколку, а потом и узнав личико девушки дворецкий поздоровался с ней уже более любезно, а слуга помог снять плащ, а потом проводил ее в бальную залу. Под потолком горело аж все три огромные люстры более чем на двадцать пять свечей каждая, высокие окна хоть и были открыты, но это все равно не развеивало жар в зале. Большая часть гостей уже собралась и поздоровалась с владельцем поместья. Часть дам и кавалеров уже танцевали, кто-то предпочитал отсиживаться на диванах и пуфах вдоль стен и перебирать сплетни, но все же самая оживленная часть гостей прохаживалась вдоль банкетных столов. Часть местной обнищавшей знати не стесняясь набивала желудки и карманы дармовой едой. Безупречно следуя правилам этикета, леди прошла сквозь зал, поздоровалась с губернатором и его супругой, обменявшись с ними вежливыми приветствиями. На удивление о том, что она одна оказалась на столь шумном мероприятии она была вынуждена ответить крайне уклончиво, но безукоризненно вежливо. К счастью, хозяев банкета отвлекли новоприбывшие гости и леди смогла улизнуть в сторону танцующих пар. Неспешно прогуливаясь и здороваясь со знакомыми она то и дело замечала в толпе мелькающий синий бархатный камзол расшитый серебром, излюбленную парадную одежду того, кого она разыскивала на этом званом вечере. Одна музыкальная тема сменялась другой, слуги периодически заменяли свечи в люстрах и закуски на столах, но ей все никак не получалось догнать неуловимого графа. То он щебетал в окружении девиц у самого оркестра, то кружил в танце дочь губернатора, а в следующее мгновение уже оказывался с мужчинами на другом конце зала, живо обсуждая последние веяния моды на породы охотничьих собак... Но вот наконец, когда она уже совсем отчаялась и более того, искала его в толпе совсем в другом направлении. — Ох! — она натолкнулась на кого-то и оступилась, но сильные уверенные руки тут же подхватили хрупкие плечи девушки, помогая ей устоять на ногах. — Будьте осторожнее, прелестная... — цепкие темно-синие глаза графа метнулись на руки девушки, оставляя всего лишь секундную заминку в разговоре, — Мисс. Вы не ушиблись? — Ах, господин, простите мою неосторожность! — как на духу выпалила девушка давно отрепетированную фразу, заливаясь румянцем, — Здесь так душно, у меня закружилась голова... — очаровательная улыбка озаряла ее худенькое лицо, а яркий румянец можно было вполне принять за смущение. На самом же деле усталость, духота и немилосердно сжимающий ребра корсет заставлял ее весь вечер то смертельно бледнеть от нехватки воздуха, то краснеть от удушающего жара. — В таком случае, я провожу вас на балкон. Позвольте вашу руку, очаровательная мисс, — граф отступил на пол шага назад и немного поклонился, предлагая руку даме. Девушка присела в реверансе и немного поспешно приняла предложенную ладонь, немного сжав руку графа леденеющими тонкими пальцами. Волнение захлестывало ее с головой, ей казалось, что даже оркестр замолк, весь остальной мир потускнел и отдалился, лишь фигура идущего рядом графа стала еще более четкой и ощутимой. Она украдкой поглядывала а его сторону, стараясь запомнить и подробно разглядеть нового знакомого. Высокий, почти на голову выше нее самой, широкоплечий, что еще больше подчеркивал роскошный темно-синий бархатный камзол. Стройные длинные ноги до колен обтягивали белоснежные лосины из мягкой кожи, а ниже красивые, дорогие высокие сапоги военного кроя, но при этом с серебряным тиснением на голенище. Отдельного пристального внимания заслуживало лицо графа: узкое, но не слишком вытянутое, тонкие губы, сейчас невольно растягивающиеся в хищной ухмылке, полуприкрытые глаза в неярком свете свечей казались черными, хотя леди знала, что они были глубокого темно-синего цвета, прямой узкий нос. В целом — практически классический портрет покорителя женских сердец, первого красавца королевства. Между ними завязался ни к чему не обязывающий диалог, хотя к досаде дамы, на балконе они были не одни: неподалеку было еще несколько пар, любующихся звездами и просто переводящих дыхание перед тем, как окунуться обратно в пучину праздничного вечера. С другой стороны, отсутствие кольца и компании на празднике явно зацепило внимание графа и он не спешил покинуть свою новую знакомую так же скоро, как и всех предыдущих. Его речь лилась плавно, а манеры были изысканы, что невольно заставляло леди почти неотрывно смотреть в его лицо, чувствуя себя беззащитным крольчонком перед голодной змеей. — Итак, мисс Белл, вы увлекаетесь историческими романами... В моем особняке очень много книг такого толка, их коллекционировала моя матушка. — правая рука графа вольно легла на талию леди, а пальцы левой поймали длинный серебряный локон из тех, что были вольно рассыпаны по плечам красавицы, — После праздника я планировал покинуть город и отправиться в свое поместье. Не хотели бы вы составить мне компанию..? — О, граф... — девушка зарделась, положив ладошки на широкую грудь мужчины, — Но что же скажет мой брат? Постойте, на нас же смотрят... — она испуганно посмотрела за плечо мужчины, но тут же потупилась, заметив любопытные взгляды других людей. — Мы остановимся в гостинице за городской заставой и вы пошлете своему брату письмо. Ручаюсь моей честью, с вами ничего не случиться в этой поездке... — голос мужчины лился сладким ядом, а властные руки прижимали девушку все ближе, не давая ей передумать или отказаться. Тем не менее любопытные люди не спешили покидать балкон, наблюдая за милующейся парочкой со столь откровенным любопытством, что это становилось почти неприличным. — О, ну раз вы ручаетесь... Конечно же я согласна, милорд. — пролепетала леди, краснея и мельком глянув в лицо мужчины, но разу же после этого опустив очи к полу. — В таком случае, идемте. Мне уже порядком надоел этот провинциальный праздник. Чем раньше мы покинем это место, тем скорее я смогу показать вам коллекцию матушки, — не слушая дальнейших возражений, граф подхватил спутницу за руку и увлек ее с балкона в залу, а оттуда прямиком по лестнице к выходу. Черный экипаж графа, запряженный шестеркой великолепных гнедых ждал у выхода из поместья, будто кучер уже знал, что господин скоро пожелает отбыть. Граф галантно помог леди сесть в карету, впрочем в ней они оказались не одни. — Знакомьтесь, мисс Белл, это Малиска, известная швея и моя давняя подруга. Она решила сопроводить меня в этом путешествии по окрестным землям, чтобы пообщаться с коллегами по цеху, — граф забрался следом и сел напротив гостьи, представив сутулую фигуру закутанную в темный плащ, сидящую в углу кареты. Не успела красавица ничего сказать, как экипаж тронулся, стоило закрыться дверце за графом. В душе она искренне досадовала на то, что они все никак не могут оказаться наедине, но вежливо поздоровалась с тенью. Тем не менее ее саму спутница графа удостоила лишь мимолетным кивком, не подав голоса. Поэтому диалог вскоре затих, а утомленная долгим вечером девушка задремала. Впрочем, она проснулась как только карета остановилась, за окном явно была ночь, но судя по алым отсветам факелов, они доехали до заставного постоялого двора. — Мисс, вы так очаровательно спали, я всю дорогу любовался на ваше личико. Уж простите мне эту дерзость, — пропел граф, который не выглядел уставшим, а в дьявольской полутьме кареты его глаза сияли еще более влекуще, чем тогда на балконе. Стремительно подавшись вперед он впился в губы Белл поцелуем, заставляя девушку ошарашенно вскрикнуть, приоткрыв губы, что дало мужчине возможность углубить поцелуй. От того что вытворял граф ей казалось, что воздух в один миг покинул ее, а мир просто рассыпался на тысячу осколков, до того сладким и волнующим был этот поцелуй. Но закончилось все так же внезапно, как и началось, граф отпрянул, открыв карету и первым покинув тесноту повозки, о чем-то спрашивая кучера. Леди же сидела на месте, как громом пораженная, только прижимала обе ладони к груди, стараясь утихомирить бешено колотящееся сердце, которое будто бы стремилось выпрыгнуть из груди и убежать. — К сожалению, на постоялом дворе нет мест, поэтому мы просто сменим здесь лошадей и продолжим путь, — вскоре граф вернулся, вновь невозмутимо заняв свое место напротив девушки и ни словом, ни жестом не намекая на то, что было перед тем, как он покинул карету. — Ох, конечно же, господин граф. Я буду только рада тому, что мы как можно скорее окажемся в вашем поместье без лишних задержек. — пролепетала Белл, сама поражаясь своему голосу, а о письме брату она конечно же давным давно позабыла. Она так и сидела, прижав ладони к груди и с замиранием слушая дыхание графа в темноте, скрип упряжи и ржание лошадей. Спустя всего полчаса повозка вновь тронулась, а еще через какое-то время девушку сморил сон, более похожий на колдовской, потому что она потом так и не смогла вспомнить оставшиеся три дня поездки до поместья. Она выходила из кареты, что-то делала, ела и говорила с графом, но воля будто покинула ее, осталось только желание вечно преданно смотреть в эти темно-синие глаза, цвета ночного неба. — Вот мы и прибыли, мисс Белл. Добро пожаловать в мое поместье. — граф ввел девушку в рабочий кабинет и повернулся к ней, опять приобняв за талию, уже известным жестом, — А теперь, отдай мне это. Я чувствую, что он при тебе! — его голос внезапно зазвучал угрожающе, страшно и давяще. Белл попыталась было дернуться, но руку с зажатым в ней кинжалом перехватили стальные тиски пальцев мужчины. — Значит я был прав. Ты хотела убить меня и разрушить чары. — жесткие пальцы графа отбросили кинжал в сторону, — Ты хорошо сопротивлялась. Но это все бесполезно. Ты никогда не покинешь стен этого поместья. — Будь ты проклят, Дюрер! Я никогда не поддамся твоему дьявольскому колдовству! — девушка с неожиданной силой рванулась из хватки, но мужчина оказался сильнее и развернувшись на месте опрокинул строптивицу спиной на огромный стол. Он навис над жертвой, проведя языком по ее губам и оставляя на них слабо фосфоресцирующую дорожку фиолетового вещества. Против воли девушка всхлипнула и протяжно застонала, слабо пытаясь трепыхаться под телом насильника. — Я принес в жертву десять тысяч душ и теперь даже то, что ты мужчина меня не остановит. Ты точно так же будешь плавиться от похоти и вечно танцевать в моем гареме. До тех пор, пока твое тело не истлеет или не наскучит мне, — насмешливый голос доносился до неудачливого убийцы как сквозь пелену. Тело предательски вздрагивало, пылая неутолимым жаром с трудом сдерживаемой похоти. И без того тянущий корсет совсем лишал дыхания. Даже когда граф перестал вдавливать его в столешницу и выпрямился, сил пошевелиться или сбежать не было. Он мог только стонать, пытаясь дрожащими пальцами ослабить платье, безуспешно оттягивая декольте с груди мигом покрывшейся испариной. Блондин неспешно отошел и поднял кинжал с пола, а затем вернулся к жертве. — Ты ведь знаешь, что это единственный клинок в мире, что способен убить меня и демона, который живет в моем сердце? И ты сам. Сам! Принес его мне! — тонкое серебряное лезвие медленно разрезало шелковую ткань платья. Спустя всего лишь десяток минут на черном дереве письменного стола остался лишь худощавый невысокий юноша с длинными серебристо-серыми волосами. Его талию стягивал белый корсет начинающийся под грудью и кончающийся над трогательно выступающими косточками таза, от него же шли подвязки к высоким чулкам с широким кружевом у прищепок пояска. На удивление не крупные ножки были обуты в светлые туфли на каблуке с крупными бантами и сверкающими синими стекляшками, по своему оттенку напоминающие глаза мужчины. А вот белье точно так же полетело в груду тряпья у ног графа Дюрера, обнажая болезненно возбужденную плоть. — Согласись, в этом есть своя прелесть? Всего лишь пара фиолетовых капель и тело буквально сжигает желанием... — ладони легли на бедра юноши, скользя по кружеву чулок, — Хм, у меня еще никогда не было мужчины. Согласись, волнительно быть первым? — Я ненавижу тебя. Тварь! Гори!.. Ааааах! Гори в адуууу..! — виконт Валлевида отчаянно пытался совладать со своим телом и хотя бы свести ноги, перестать выгибаться под уверенными касаниями сильных рук, но всего лишь несколько фиолетовых капель с отчетливым привкусом крови лишили его воли совершенно. — Хм, мне нравится, что твой красивый ротик выдает такие грязные слова. Ничего, через несколько дней эти губки будут делать и еще более грязные вещи, — мечтательно пообещал граф, обходя стол и вынимая из ящичка стола флакон с прозрачным маслом, — Знаешь ли, некоторые любят брать девственников не готовя их и вместо смазки используя кровь. — длинные пальцы в прохладной скользкой жидкости коснулись сжатого ануса, когда мужчина вернулся к своей жертве, — Но я больше люблю комфорт. Если бы я захотел, то ты давно бы уже кричал от боли. Но ведь удовольствие намного лучше, не так ли? — Аааах! Нет! Не смей! — остатки угасающего разума все еще велели юноше сопротивляться, как-то бороться с собой и своим телом, но оно постепенно предавало его. Спустя несколько мгновений короткие болезненные всхлипы сменились нежными стонами блаженства. — О, да... Хм, мне нравится узость твоего тела. В какой-то мере, это даже лучше чем женщина. — граф не спешил, подготавливая жертву для себя уверенно и властно, — На, подержи-ка. Это будет прекрасное зрелище, — с дьявольской усмешкой он вернул кинжал в руки виконта. Тот было дернулся, замахнувшись на графа, но в то же мгновение пальцы внутри него провели по простате и юноша просто захлебнулся в громком стоне, откинувшись на столе. Невыносимо медленно тянулись минуты, Валлевида все еще пытался дергаться и судорожно сжимать рукоять кинжала, но воля пасовала перед дьявольским наслаждением. — Что ж... После этого, ты уже точно никогда не вернешься в мир. Так же как и твоя сестра, Анита Белл. Я отлично помню ее, славная была девушка и платье было довольно похоже на то, в котором рискнул придти ты. Глупец! — граф Дюрер отстранился и освободил от одежды свой член, неспешно подхватил ноги в тонком кружеве чулок и вздернул их за лодыжки к своим плечам, — Ты думал, что можешь перехитрить того, кто хитростью заставил дьявола заключить контракт?! Глупец! Но за это веселье я сделаю тебя особенным, — с глухим стоном, он медленно втискивался каменно твердым членом в узкое нутро юноши, — Я оставлю тебе твою память. Мммх, узкий. Мне нравится... Ты будешь помнить и ненавидеть свою память. И будешь любить меня. И мой гарем. Будешь танцевать в нем для меня... — Не смей! Нет! Аааааааа! — Валлевида забился на столе, сжимая в руках кинжал до того сильно, что пальцы побелели и начали дрожать. Но не только боль от потревоженных мышц заставляла его кричать. Удовольствие, чистое, практически нежное, заставляло тело петь вместо него самого. Слова графа долетали будто сквозь пелену, но юноша с удивлением понял, что он сам тянет ноги вверх, так что ладони мужчины скорее оглаживают узкие лодыжки, а он сам с все возрастающей жадностью подается на его горячий член. Упоительное ощущение заполненности внутри заставляло кричать, скулить, тянуть певучие гласные не стесняясь эха в огромном зале с высоким потолком. — Вот так, распевайся моя пташка. Твой нежный голос заставляет меня улыбаться... — кривая ухмылка и правда исказила губы Дюрера, заставляя Валлевиду невольно захлебнуться не только похотью, но и от чего-то страхом. Сильные, жадные, размеренные движения внутри сводили с ума и будто бы отсекали Валлевиду от мира. В глубине души он отчетливо понимал, что его тело грязно насилуют, навсегда покрывая пороком и позором, но не мог ничего с этим поделать и только глубже падал в безумие, сам не понимая от чего выгибается на столе дугой, все так же прижимая бесполезный уже кинжал к груди. Как чужой он услышал свой голос: — Да, люби меня! Сильнеееееей! Еще! Дай мне еще! Ааахн! Как глубоко-о-о-о! — почти нежно, почти по-женски мягко лились слова из его приоткрытых губ. Краем глаза он уловил движение сбоку и повернулся, с трудом оторвав взгляд от лица графа, который в этот момент целовал его ногу, задранную на уровень лица. Справа от них оказалось зеркало, в котором прекрасно было видно все происходящее: его выгнувшееся на столе тело, рассыпавшиеся по столешнице пепельные волосы, массивный член графа, раз за разом погружающийся в тесное нутро, правда вот сам граф был виден как-то не четко, как сквозь фиолетовую пелену, а взгляд все время соскальзывал с его фигуры обратно к собственным бедрам. — Смотрю, тебе нравится то, что ты видишь? — с усмешкой спросил граф, наконец отпустив из ладоней его ножки и просто положив их на свои плечи, немного склоняясь к любовнику и меняя положение тела, — Помнишь, как мои кровь и слюна свели тебя с ума? Мммм. Но после того, как я кончу в тебя, ты больше никогда не вернешь себе самого себя. Навечно. До конца времен в моем гареме. — Дюрер часто и хрипло дышал, двигаясь теперь короткими рывками, пылающими глазами глядя на своего неудавшегося убийцу. С коротким стоном блаженства он вбился глубже внутрь нежного тела Валлевиды и кончил, стиснув сильными пальцами бедра, оставляя на светлой коже первые синяки. Мир юноши будто замер на мгновение, а потом рассыпался цветным калейдоскопом. Долгий надсадный крик заставил задохнуться, потому что по его собственным ощущениям все его тело превратилось в бесконечное наслаждение, а оргазм накатывал раз за разом в течение бесконечности. Когда он очнулся, обессиленно распластавшись на столешнице, то не было сил не то что говорить, казалось он забыл как нужно дышать. *********************************************** — А потом она сказала, что ей хочется цветов. Представляешь? За окном снег, — отточенными движениями тонкие руки скользили по золотистым волосам мужчины, разбирая их костяным гребнем. Граф же сидел в кресле, закинув ногу на ногу и читая роман, почти не обращая внимания на происходящее вокруг него. У ног сидела пара каких-то очередных девиц, расшивающих для него новенький красивый камзол, а у левого плеча стоял Валлевида, который как раз и говорил с ним. Юноша был единственным во всем гареме, но и он же был единственным кому была разрешена одежда больше чем свободный балахончик, как девкам. Сегодня на нем был белый корсет с кружевом и так полюбившиеся графу чулки. — Ногу. — мимоходом бросил он, не отрывая взгляда от страниц книги, — Умница. — ему даже не нужно было поворачивать голову, просто со страниц на коленях рука легла на изящное бедро, когда Валлевида оперся коленом о подлокотник кресла, податливо прогибаясь в пояснице и улыбаясь. — Кстати, ты помнишь, что за день сегодня? — промурлыкал юноша, жмурясь от дразнящей ласки. — Ммммм? — неожиданный вопрос заставил Дюрера даже поднять глаза от книги. — Ровно двести лет назад ты впервые взял меня. Согласись, мир так интересно изменился за это время... — Валлевида прикрыл серебристые глаза, вспоминая прошлое, еще до того как он стал жертвой демона, с легкой ноткой тоски. — Мир, может быть. Но вот люди остались точно такими же. Их натура неизменна, как мне кажется от начала времен. — он поймал пару пепельных прядей и притянул к себе любовника в поцелуй, — Иначе мой гарем не обновлялся бы раз за разом. Ведь из самого его первого состава остался лишь ты. Моя первая мужская жертва и то, потому что я так решил. — Конечно, мой господин. До конца времен в твоем гареме. Навечно, — эхом отозвался неудачливый убийца в губы своего насильника. В его взгляде все еще тлела затаенная ненависть к этому надменному мужчине. Как бы Валлевида не пылал порочной страстью под его чарами, но истинные чувства и воспоминая оставались при нем. Даже когда его тело частично перестало быть человеческим, даже когда он был вынужден принимать участие в черных мессах проводимых его господином. Связанный заклятьем единственное что он смог сохранить в себе — чистоту ощущений. Он все так же понимал что испытываемое им к Дюреру лишь похоть, чары, наваждение, но никак не любовь, как полагали все разменные женские пешки в его гареме.